Жители села потребовали привлечь миссионера к уголовной ответственности. за благотворительность

Новокуровка утопает в цвету яблонь и вишен по самые крыши. Райское местечко, если созерцать его с берега Кура. Но главные местные достопримечательности не сады и таежная река, а покалеченный местными вандалами памятник героям гражданской войны и пастор Лерой Морлок.

Вычислить, где живет миссионер, просто. У всех за заборами огороды. У Лероя — американский вариант: спутниковая антенна на взгорке, вокруг все засеяно травой, которую он собственноручно стрижет газонокосилкой. Ностальгия, видимо. Стрижку травы он не доверяет никому. За остальное: воды принести, ужин приготовить, забор покрасить, ремонт в доме сделать, печи протопить — Морлок платит местным жителям. Так он решает проблему занятости на селе.

В Новокуровку меня привела жалоба на американского миссионера. Точно такая же, как та, что была отправлена в краевую прокуратуру: «Помогите избавиться от господина из Америки Морлока, который растлил всю Новокуровку и унижает гражданское достоинство россиян». Ну как было не наведаться в село? Тем более что Морлок — личность в крае известная. Полковник авиации из Анкориджа, ветеран вьетнамской войны, став пенсионером, вдруг ударился в религию, став пастором и миссионером. Но благотворительностью надумал заняться почему-то не во Вьетнаме, а в России, где и был в начале 90-х годов уличен в контрабанде… религиозной литературы. Со временем законы стали помягче, и Морлок решил прочнее обосноваться в России. Просил вид на постоянное жительство, но отказали.

Какими же ветрами занесло американца в Новокуровку? «Ткнул пальцем в карту, — объяснил он мне, — и попал в точку». В селе новоиспеченный пастор развернул кипучую деятельность. Нанял работяг, чтобы те отремонтировали заброшенный домишко бывшего психдиспансера, и открыл в нем «Суп-кухню». Так назвал он общественную столовую, где бесплатно кормит народ. Но только тех, кто посещает церковь. Кухня по сути стала приманкой. Новокуровцы неохотно ходили на проповеди. Поначалу ради интереса. А потом и вовсе перестали. Но с голодухи поверишь во что угодно. Во всяком случае, у народа подход к вере и по сей день весьма прагматичный.

— А бог все-таки есть, — рассуждал Николай Васильченко, бригадир сельхозбригады пастора. — Была у меня охота неудачная. Помолился я духу охоты Поде. И шур-р-р… рябчиков выстрелом кто-то вдалеке пугнул. Они на меня как раз и вылетели. Скажете, нет бога?

В сельхозбригаде, которой руководит Николай, 19 человек. Морлок купил со временем несколько подворий на имя доверенных прихожан — садят там картошку. В день каждый должен отработать четыре часа. За неделю Морлок платит 250 рублей. Такая же такса и у пяти поваров, которые кормят обедом до 80 человек. В основном детвору. Потому что проект Морлока называется «Маленький агнец».

Дети — это святое. Чего же взъелись жалобщики на благодетеля? — недоумевала я искренне.

— А работы на всех не хватило, — объяснила глава сельской администрации Галина Мельчагова. — Психдиспансер, который раньше 80 человек обслуживали, расформировали. «Промохоту» и «Рыбкооперацию» тоже. Остались две мини-пекарни, пара частных магазинов да частная же пилорама, которой хозяин по случаю пользуется. Еще бюджетники: школа, детский сад, интернат народов Севера и больница. Рабочих мест два десятка не наберется. А жителей 720 человек… Треть — в самом работящем возрасте.

В сельской администрации Морлоку пели панегирики. Телевизор и видеомагнитофон интернату подарил, 19 студентам оплачивает учебу в колледжах, одежду детям покупает, немного «отстегнул» на косметический ремонт клуба, школы и больницы, на ремонт дорог.

Дороги между тем остались прежними. Но Морлок с администрацией не ссорится. Галину Мельчагову он называет «мой генерал». Говорит, что деньги даст еще раз, но только на дорогу до аэропорта. Пяти часам плавания речным трамваем до Хабаровска он предпочитает 20 минут с авиакомпанией «Восток», где всякий раз фрахтует самолет. А в город он наведывается часто.

Но вот беда… Только за порог — непременно обворуют. И пастор, полный негодования, развешивает по селу объявления. Что-то вроде милицейских ориентировок. «Таня Актанко — воровка! Раиса Исакова — воровка!» Иной раз целые списки подозреваемых. А в конце — мораль: «Я почти думаю, что вы страна воров. Вы учите своих детей грабить стариков и инвалидов».

Обличенные в воровстве бегают потом по селу, срывают объявления. И возмущаются: «Разве можно позорить людей? Где доказательства?» Участкового в Новокуровке нет. И некому объяснить пастору тонкости наших законов. (Кстати, уже два года пастор живет в крае без регистрации — уже повод для его выдворения.) А выводы он делает из наушничества своей паствы. Поэтому находится немало желающих подзаработать на доносах. О пользе материального поощрения у него свои понятия.

— Идет недавно по улице. Счастливый! — возмущается Татьяна Актанко, которая у Бада кем-то вроде заместителя. — Дал, говорит, 20 рублей Сергею Копырину за то, что тот честно признался — просит на бутылку. Бывает, и тысячами местных тунеядцев наделяет. У тех с голоду дети пухнут, а они и пальцем не шевельнут, чтоб на заготовке папоротника, ореха, черемши заработать. Знают, Бад подаст.

— Мальчишка Россохин ведро воды принесет — он 50 рублей платит, — сокрушается Людмила Удинкан, которой пастор денег на учебу сына дал, но записал в долговой список, который передал «для принятия мер» в сельский совет. — Тот с друзьями за бражкой бежит. В угаре-то и одноклассницу Юльку опозорили.

История эта угасла так же, как вспыхнула. Родители Юли узнали о том, что произошло, случайно. Девочка поделилась с подружкой, а молва разнесла. Что Лешка Россохин с Серегой Копыриным затянули Юлю в дровяник, где 14-летний Копырин изнасиловал Юлю «на спор». Родители заявили в милицию, Копырин во всем признался. От колонии для несовершеннолетних спасло подростка только заключение медицинской экспертизы. Девичья честь не пострадала. В медицинском смысле. А в другом…

Юлины родители рассказывают все, как есть: «Уголовное дело прекратили. Был, правда, по нему прокурорский протест. Но мы не настаивали на пересмотре… Бад просил оболтуса простить».

Вот и разошлись с обидчиком по-хорошему. Морлок и в роли психолога себя проявил. Сам мне признался: «Ездил в Хабаровск… Как это будет по-русски? Хлопотал за Копырина. А когда отпустили его домой, дал Сергею 50 рублей, чтобы только в церковь пришел…» Поставил Юлю рядом с Сергеем: «Бог велел прощать. Скажите и вы друг другу, что прощаете». Юля слезами обливалась, трясло всю. То ли от страха, то ли от отвращения… Но руку Копырину все же протянула. «Тогда и наш „Бэтмен“ (прозвище Морлока) зарыдал», — рассказывают новокуровцы.

На Морлока в селе чуть ли не молятся. Только ведь и перегрызлись из-за легких денег вконец. Кому дал — кому не дал. Кому не дал, те и вспомнили о гордости великороссов, стали жаловаться. Переводчик Клавдия Парфенова говорит, что объясняла Морлоку порочность его «благотворительности». Впрочем, Бад и без перевода с русским справляется. Особенно любит поговорки. «Я наступаю на одни и те же грабли» — любимая. Потом добавляет, что никому в селе уже не верит — «только одному Богу».

Но если и поверит снова этот странный американец людям, то только при условии гарантий районной администрации. Что опять людям, то только при условии гарантий районной администрации. Что опять не обворуют ушлые люди, что на пользу Новокуровке и его «Суп-кухне» деньги пойдут. Он-то и проповеди свои начинает словами: «Помолимся за президента России Владимира Путина, губернатора Хабаровского края Виктора Ишаева, за главу района нашего Сергея Чиханацкого и за мэра Новокуровки Галину Петровну».