Суббота. 8.15. В квартире Ахмада Кадырова на Ленинградском проспекте только проснулись. Корреспондента Ъ Сергея Дюпина встречают два здоровенных чеченца в майках и трениках. Заступили дорогу и смотрят, как на врага народа. Когда в коридор выходит Кадыров, здоровается и приглашает на кухню — пропускают. На столе — пистолеты Стечкина и ТТ. Охранник командует: «Стоять!» Забрал оружие и только после этого разрешил поговорить: «У вас пятнадцать минут».
— Мне в девять уезжать надо, на встречу с президентом, а я еще чаю не попил. Поэтому давай быстрее: вопрос-ответ. Это раньше мы с тобой могли часами ваххабизм обсуждать, а теперь мне болтать некогда — работать надо.
— Ахмад-хаджи, месяц назад вы стали чиновником. Как теперь к вам обращаться?
— Да так же, как и раньше. Я же не перестал быть муфтием.
— После назначения получили ли вы соответствующие атрибуты власти: машину с мигалкой, спецсвязь, охрану, госдачу?
— Про дачу разговоров не было. Охрану дали, четырех человек из ФСО. Квартиру тоже дали, в новом доме на Поклонной горе. Вот и ключи уже в кармане. Правда, я там еще ни разу не был, поэтому даже сколько комнат не знаю. Машины дали две — джип с мигалкой для охранников и Mercedes для меня.
— Шестисотый?
— Я в них не разбираюсь. Буду уезжать, сам посмотришь.
— О чем вы говорили с Путиным?
— Да о многом. Я же за последние дни с ним несколько раз встречался. К примеру, о формировании новой чеченской милиции. Президент придает ей большое значение и считает, что ее численность должна быть увеличена до шести тысяч человек.
— Что наиболее запомнилось?
— Искреннее желание президента поскорее закончить эту войну и его уверенность в том, что она будет закончена.
— На недавней встрече с Касьяновым речь наверняка шла о деньгах. Он денег дал?
— А у нас и так есть деньги. Только счета заморожены. Вот я и добивался, чтобы их разморозили и перевели из Моздока в Гудермес. Об этом мы говорили с премьером и в целом нашли общий язык. А деньги действительно нужны — заплатить людям пенсии, обеспечить посевную. У нас до сих пор в Ростове стоят 300 комбайнов, за которые не можем расплатиться.
— Достаточно ли той власти, которая у вас есть сегодня? Или в Чечне будут заправлять военные?
— У меня свои задачи, у военных — свои. Как глава администрации я буду вмешиваться в их действия, если сочту их неправильными. Для этого моей власти вполне достаточно.
— Вы уволили четырех глав районов. В том числе Ибрагима Ясуева, главу самого крупного, Ленинского района чеченской столицы. Говорят, это подготовка к атаке на мэра Грозного Супьяна Махчаева, которого вы недолюбливаете?
— С мэром у меня пока еще не было никаких встреч или телефонных разговоров. А вообще: я — глава! А значит — имею право и снимать и ставить.
— Вы уволили и главу Ачхой-Мартановского района Шамиля Бураева. Он вроде бы человек заслуженный. Уберег свой район от бомбежек, затем восстанавливал его. Недавно был награжден орденом Мужества. Казалось, на таких людей и надо опираться, а не выгонять их. Чем объясняется ваше решение?
— Если я каждое свое решение буду обсуждать с журналистами, то ни на что другое у меня времени не останется. Почему вас так интересуют все эти отставки, а не интересует, к примеру, съезд мусульман, который я провел, или проблемы сельского хозяйства Чечни?
— Хорошо. Не хотите про отставки, давайте поговорим о назначениях. Вы сами принимаете кадровые решения или с кем-то советуетесь?
— Советуюсь, конечно. Прежде всего с Казанцевым. Кроме того, существует специальная комиссия, которая проверяет человека — нет ли за ним криминала.
— Из кого будет формироваться новая чеченская милиция? Найдется ли в ней место Гантамирову?
— Найдется место всем, кто хочет служить, и, самое главное, тем, кто может. А основным критерием отбора станет не отношение к Гантамирову, а отношение к ваххабитам. Если человек когда-то был связан с ними, значит он до конца жизни будет отрабатывать заплаченные ему фанатиками деньги. Таким в милиции не место.
— Масхадов в ближайшие время собирается занять Гудермес. Из Грозного уже бегут…
— В Грозный сегодня вернулись те, кто уже никуда не побежит. А по поводу Гудермеса… Пусть приходит, если обещал. В городе три тысячи военных, поэтому посмотрим, кто из нас там останется. Да и вообще, блеф все это. Когда планируют какую-то войсковую операцию, обычно стараются сохранить все в тайне, а не кричать о ней на весь мир.
— Возможны ли переговоры с Масхадовым? Не поступало ли вам предложений с противоположной стороны?
— Переговоры возможны с кем угодно. С Масхадовым, с Басаевым, с Хаттабом. Только зачем они нужны? Я считаю, что самое лучшее, что может сегодня сделать Масхадов, — это публично извиниться перед чеченским народом, который он втянул в войну. А после извинений сказать всем: «Салам алейкум. Я поехал к сыну в Малайзию». Впрочем, предложений о переговорах от всех этих людей мне пока не поступало.
— А угроз?
— К угрозам я давно привык, еще с 1994 года. А после того как я стал главой республики, ну какие могут быть угрозы? Масхадов записывает свои речи типа «Кадыров — грязный человек, предатель; я давно его подозревал» на аудиокассеты, а его люди продают все это барахло на городском базаре. Можно это считать угрозами?
— Откуда взялись взрывники-камикадзе?
— Все они — иностранные наемники. Ни один чеченец просто в силу особенностей характера не станет заканчивать жизнь самоубийством. Да и наша религия категорически запрещает накладывать на себя руки. Почему наемники идут на верную смерть? Да просто их ставят в такие условия. Предположим, человек в чем-то серьезно провинился. Ему показывают несколько мучительных видов казни, заснятых на видео, и говорят: «То же самое ждет и тебя. Впрочем, есть вариант: умереть быстро, да еще и стать героем». Затем — ударная доза наркотиков. Он садится в грузовик, начиненный взрывчаткой с улыбкой на лице и с полной уверенностью, что сейчас поедет прямо в рай.
— Почему вы нарушаете этикет — на встречах с президентом сидите в президиуме в папахе?
— Это не папаха, а национальная чеченская шапка. Мне и самому неудобно — и жарко, и тяжело, а как снимешь? Ведь стоит появиться без нее, люди сразу начнут шептаться: вот, мол, Кадыров традиции забыл, шапку снял, скоро и рубаху снимет.
