Письма о сергианстве

Соотносятся ли путинские принципы «прозрачной» экономики с нормами финансовой жизни Церкви?

Между Русской Православной Церковью Заграницей и руководством Московской Патриархии обнаруживаются три пункта противостояния: экуменизм, непризнание святости святых царственных мучеников и сергианство. Это противостояние почти утратило свое значение, поскольку православные христиане, находящиеся в юрисдикции Алексия II, давно решили для себя по крайней мере первые два вопроса.
Мы имеем в виду то, что экуменизм повсеместно отвергается клириками и мирянами Московской Патриархии. Такое же повсеместное почитание окружает и память царственных мучеников. Поэтому единственным коренным пунктом расхождения остается загадочное сергианство. Тем более что определения сергианства нет, и одни считают его неправильным административным распоряжением митр. Сергия в 1927 г., другие — неверным учением об отношении Церкви к государству и так далее…
Митрополит Сергий (Страгородский) (1867−1944 гг.) — один из выдающихся иерархов Русской Православной Церкви — при жизни был почитаем как богослов и мудрый церковный деятель. Его авторитет был огромен и непоколебим. Во всяком случае в церковной печати его было запрещено критиковать как до переворота 1917 г., так и после него. Все возражения и замечания гасились представителями той школы, к которой митр. Сергий принадлежал. Отсюда вполне объяснимо невероятное удивление от Декларации 1927 г. Как выдающийся иерарх, богослов, ученик самого митр. Антония (Храповицкого) мог совершить такой непоследовательный шаг?
Сегодня необходимо ответить на следующий вопрос: была ли Декларация случайностью?
Прежде всего укажем, что сам митр. Сергий не признавал ничего случайного в мире. Для него неслучайным был переворот 1917 г. и тому подобные события. Поэтому и Декларация была для него не каким-либо случайным единичным распоряжением, а неотменимым духовным актом.
Коренным богословским убеждением митр. Сергия было то, что жизнь и вероучение неразрывно слиты между собой. Отсюда вытекает то, что Декларация непременно должна была иметь богословское мировоззренческое основание.
Из трудов сщмч. Виктора Глазовского, архиеп. Феофана Полтавского, прот. Милоша Паренты, архиеп. Серафима (Соболева), иеромонаха Серафима (Роуза) и других следует, что идейным основанием сергианства является учение нравственного монизма, которое создал митр. Антоний.
Поэтому было бы крайне непоследовательно отвергать сергианство, содержа при этом учение митр. Антония, отрицающее Жертву Христову, принесенную в точном смысле во искупление падшего человечества. А ведь уже слышатся голоса, что это учение должно потихоньку оттеснить и уже якобы оттесняет православное учение об искуплении и о Церкви!
Учение митр. Антония уничтожает само основание христианства и оставляет человека совершенно беззащитным и беспомощным перед лицом мира. В нравственном монизме упразднена сверхъестественная сторона нашего спасения, которая состоит в усвоении в церковных таинствах плодов голгофской Жертвы. Таким образом, человек остается без Бога, и тогда выдающиеся иерархи предлагают ему другую опору — чисто естественную организацию, которая сама своими силами восходит к Богу.
Путь митрополитов Сергия и Антония — это путь ницшеанский, «сверхчеловеческий». И он не только допускает преступление во имя Церкви, но и прямо требует его.
В философии нравственного монизма и в практике сергианства нравственность то же, что единство. Чем более стираются различия между личностями, тем большее единство достигается. Такое «нравственное» совершенствование есть процесс естественный, а не моральный: чем более мы едины, тем более мы едины; и более ничего эта «нравственность» не обещает. Из этого следует, что вершиной нравственного монизма должно быть именно преступное действие. Сергианство не то что допускает безнравственность во имя «блага Церкви», но прямо требует деятельного нарушения заповеди ради разрушения границ личности.
Мы имеем все составляющие того, что произошло в 1927 году: 1) нравственный монизм как нехристианское философское учение; 2) поэтическое воображательное представление о Церкви как общине единомышленников и 3) личное преступление митр. Сергия во имя этого коллектива.
Поэтому следует рассмотреть возможность осуждения сергианства, а вместе с ним и нравственного монизма.
Поскольку одна и та же болезнь протекает в разных формах, то от Московской Патриархии следует потребовать осуждения сергианства и родственных ему учений, вроде развиваемого проф. Московской Духовной Академии А.И. Осиповым; а от РПЦЗ — осуждения нравственного монизма, созданного митр. Антонием.