Митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл
Как известно, одним из итогов Юбилейного Архиерейского Собора, состоявшегося в августе, стало одобрение Основ социальной концепции Русской Православной Церкви. Средства массовой информации не обошли своим вниманием этот документ, который, конечно, представляет интерес не только для верующих, но и для общества в целом. Можно только приветствовать намерение «НГ-религий», уже уделивших Основам несколько газетных полос, продолжить более детальное обсуждение принятого Собором текста, включая один из ключевых вопросов — взаимоотношения Церкви и государства.
Хотел бы подчеркнуть прежде всего, что Собор имел в виду нечто большее, чем формулирование отношения Церкви к текущей политике государственных властей Российской Федерации. Нельзя упускать из виду, что сегодня Русская Православная Церковь осуществляет свое служение на территории целого ряда государств. Необходимо было дать принципиальный, основанный на Предании Церкви ответ на проблемы церковно-государственных отношений, предназначенный для всех наших пастырей и всей паствы. Кроме того, Основы социальной концепции — это не сиюминутный, а базовый документ, рассчитанный не на год-два, но по крайней мере на ближайшие десятилетия. Кстати, раздел «Церковь и государство» упомянутого документа был завершен еще около полутора лет назад.
Данный раздел включает богословский анализ происхождения, природы, функций, целей Церкви и государства, а также исторический очерк церковно-государственных отношений. Как мы знаем, отношения эти бывали весьма различными — от прямой поддержки деятельности Церкви со стороны государства до жестоких гонений на христианство. Тем не менее во все времена своей двухтысячелетней истории Церковь не прекращала благовествовать веру во Христа и учить верующих христианской жизни. При этом она всегда предписывала своим чадам повиноваться государственной власти независимо от убеждений и вероисповедания ее носителей, а также молиться за нее, «дабы проводить нам жизнь тихую и безмятежную во всяком благочестии и чистоте» (1 Тим. 2. 2). Потому что даже плохое государство лучше анархии. Во времена, когда правители Римской империи были, мягко говоря, далеки от христианского мировоззрения, апостол Павел писал христианам в Риме: «Противящийся власти противится Божию установлению… Начальник есть Божий слуга, тебе на добро» (Рим. 13. 2−4).
Вместе с тем верность Христу и Его заповедям несовместима с абсолютизацией светской власти. Господь учил лишь кесарево воздавать кесарю, а Божие — Богу (Мф. 22. 21). Власть государства имеет определенные границы. Когда эти границы переступаются, когда власть претендует на всеобъемлющий контроль за жизнью граждан, мы имеем дело с режимом, который видит в себе самом некий самодовлеющий институт. В истории такое не раз случалось. И мы знаем, к каким страшным последствиям — не только для Церкви, но для каждого человека, для всего общества, для самого государства, в конце концов, — может приводить этот опасный соблазн.
Церковь призвана свидетельствовать о наличии такой угрозы. А для этого она должна сохранять свободу от государственных структур, не допуская смешения Царства Божия с царством кесаря и не вмешиваясь в собственно государственные дела, но в то же время активно взаимодействуя с государством на благо народа.
В принятом на Соборе документе перечислены конкретные области, в которых, по нашему мнению, Церковь может и должна сотрудничать с государством. Это миротворчество, забота о сохранении нравственности, благотворительность, развитие совместных социальных программ, забота об охране памятников истории и культуры, здравоохранение, культура, защита окружающей среды, поддержка семьи и многое другое. Во всех этих направлениях, слава Богу, практическое сотрудничество Русской Православной Церкви и государственной власти достаточно успешно развивается как в России, так и в других странах. Пользу от такого взаимодействия признают не только верующие, но в большинстве случаев и неверующие граждане.
Однако уроки истории не следует забывать. Трагический опыт, приобретенный Церковью в эпоху гонений, является частью ее духовного наследия. Хорошо известно, что как в первые века существования христианства, так и в сравнительно недавние времена от верующих требовали отречения от Господа под страхом смерти. Недавний Собор прославил подвиг мучеников XX века, которые предпочли путь страданий за веру выполнению беззаконного приказа богоборческой власти. Они оставались добрыми гражданами и исполняли законы — но лишь настолько, насколько те не противоречили христианской совести. Наши новомученики поступали, как первые ученики Господа, которые на требование иерусалимского синедриона не проповедовать об Иисусе Христе ответили словами: «Справедливо ли пред Богом слушать вас более, нежели Бога?» (Деян. 4. 19). Такой же ответ давали своим гонителям и многочисленные мученики последующих веков. Их свидетельством, их верой, их кровью утверждается и украшается Церковь, как сказано во многих древних православных песнопениях.
Многие верующие сегодня не без оснований спрашивают: должна ли Церковь установить некую границу повиновения распоряжениям светской власти? Можно ли говорить о том, что эти распоряжения должны беспрекословно выполняться даже тогда, когда они противоречат учению Церкви и христианской нравственности? Церковь не может, не имеет права поставить какие-либо мирские решения и интересы выше заповедей Божиих. Однако, давая ответ на озабоченность верующих, Архиерейский Собор сделал все, чтобы максимально смягчить возможную напряженность и потенциальные конфликты.
Ввиду некоторых кривотолков, которые возникли в связи с соответствующим абзацем Основ социальной концепции, приведу его целиком: «Церковь сохраняет лояльность государству, но выше требования лояльности стоит Божественная заповедь: совершать дело спасения людей в любых условиях и при любых обстоятельствах. Если власть принуждает православных верующих к отступлению от Христа и Его Церкви, а также к греховным, душевредным деяниям, Церковь должна отказать государству в повиновении. Христианин, следуя велению совести, может не исполнить повеления власти, понуждающего к тяжкому греху. В случае невозможности повиновения государственным законам и распоряжениям власти со стороны церковной Полноты, церковное Священноначалие по должном рассмотрении вопроса может предпринять следующие действия: вступить в прямой диалог с властью по возникшей проблеме; призвать народ применить механизмы народовластия для изменения законодательства или пересмотра решения власти; обратиться в международные инстанции и к мировому общественному мнению; обратиться к своим чадам с призывом к мирному гражданскому неповиновению». Особо отмечу, что право предпринимать упомянутые действия принадлежит только канонической Высшей церковной власти, но никак не отдельному мирянину, клирику или даже епископу.
Приведенный текст — это не намек на возможность политического давления под прикрытием церковной позиции. Это не угроза гражданской смуты. Это свидетельство того неизменного учения Церкви, от которого она не может отступить, не переставая быть собою, не предавая памяти мучеников.
Разумеется, гражданское неповиновение является крайней (и, хочется надеяться, лишь гипотетической) мерой, условия применения которой четко прописаны в соборном документе: принуждение к богоотступничеству или явно греховным действиям, исходящее от государственной власти; исчерпанность всех иных возможностей для разрешения коллизии между велениями христианской совести и требованиями государства. Только крайне невнимательный читатель или человек, намеренно ищущий конфликтов и сенсаций, может связать приведенные слова с конкретным политическим моментом в жизни России или иных государств и усмотреть в них какой-то выпад против Конституции, президента или государственного руководства. Правители, как известно, приходят и уходят, а Церковь остается — одна и та же при Нероне и Константине Великом, при Димитрии Донском и Сталине.
В этой связи стоит остановиться еще на одном моменте. Может ли какая-то из форм государственного управления считаться наиболее желательной для Церкви? Вопрос уже обсуждался на нескольких Соборах последнего десятилетия. Так, на Архиерейском Соборе 1992 года было заявлено, что «Церковь не связывает себя ни с каким общественным или государственным строем, ни с какой политической силой». Тем не менее эта тема продолжала оставаться предметом дискуссий, иногда очень острых. Поэтому она была вновь рассмотрена и на Юбилейном Соборе.
Известно, что в определенные времена православная церковная традиция включала особое отношение к монархии, рассматривая ее как предпочтительную форму государственного устройства. Идеалом считалась симфония священства и царства, в согласии пекущихся, соответственно природе каждого, о духовном и земном благе народа. Сегодня одни не только разделяют такое отношение, но и рассматривают его как едва ли не догмат православной веры. Другие же считают, что оно было всецело обусловлено историческими обстоятельствами своего времени и к нынешней политической жизни не может иметь прямого отношения.
Первым стоило бы помнить, что и царская власть, хотя и является божественным установлением, согласно Писанию, была учреждена в ответ на ослабление духовной жизни избранного народа, для которого первоначальной формой правления была теократия. Именно поэтому, когда израильский народ просил Самуила поставить над ними царя, Господь ответил Своему пророку: «Они… отвергли Меня, чтоб Я не царствовал над ними» (1 Цар. 8. 7). А вторым надо разглядеть за преходящими историческими оболочками высокую идею власти как служения и ответственности политика перед Богом за вверенных его власти людей.
Юбилейный Собор прославил в лике святых семью последнего российского государя, но подчеркнул, что это отнюдь не означает «канонизации» монархии как политической системы. А в Основах социальной концепции указано на связь между формой правления и духовно-нравственным уровнем общества. Представим себе на минуту провозглашение «православной монархии» при существующем состоянии общества, без его преображения и одухотворения. Разве не обречена такая затея на фальшь и лицемерие?
Церковь принимает политический выбор своего народа. Главная ее забота — не о системе внешней организации государства, а о состоянии сердец своих членов. Посему, как сказано в том же документе, «Церковь не считает для себя возможным становиться инициатором изменения формы правления, а Архиерейский Собор Русской Православной Церкви 1994 года подчеркнул правильность позиции о «непредпочтительности для Церкви какого-либо государственного строя, какой-либо из существующих политических доктрин».
«Так что же, ничего нового?» — спросит, пожалуй, иной из читателей. С готовностью и с радостью отвечу: да, ничего принципиально нового, потому что нет ничего новее вечно Нового Завета Христова. Во все времена своей жизни, в своей древней, новой, новейшей и грядущей истории, вплоть до эсхатологического ее завершения, Церковь будет хранить и проповедовать все ту же веру, учить все тем же Божиим заповедям, одна из которых вынесена в заглавие этой статьи.
