Автор музыки, проживающая ныне в Германии, ответила на вопросы корреспондента «Известий».
Она рассказывала — то неспешно, почти нараспев, то скороговоркой, цитируя Евангелие. Напевала и дирижировала, неожиданно вдруг замолкая на несколько минут. Очнувшись, смущенно спрашивала: «Ничего, что я так?» Софья Губайдулина приехала в Петербург на один день — на премьеру стоминутных «Страстей по Иоанну». — Для меня было огромным счастьем получить заказ от Академии Баха в Штутгарте на сочинение «Страстей». Академия готовится к 250-летию со дня смерти Баха и придумала интереснейший, на мой взгляд, проект. Четырем композиторам из разных стран предложено написать произведение по одному из Евангелий. Причем каждое из них должно быть исполнено на родном языке пишущего. Есть четыре варианта — по числу евангелистов, языки исполнения — английский, испанский, немецкий и русский. Заказчикам хотелось получить «полифонический», многоязычный композиторский отклик. Писать «Страсти» на русском языке — задача труднейшая и пронзительно интересная.
— Почему вы выбрали именно Евангелие от Иоанна?
— Оно наиболее полно соответствует моему представлению о Христе, моим ощущениям. Ни в одном другом Евангелии нет таких слов, как: «Я в отце, отец во мне, вы во мне, и я в вас». Такое единение, такая гармония и удивительное сочетание унисона с полифонией возможны, как мне кажется, только у Иоанна. И для меня это метафора бессмертия. Ни у кого из других евангелистов так ясно не названа и не прочувствована, как у Иоанна, важнейшая для меня в «Страстях» сцена омовения ног. Для меня эта сцена так важна, потому что в ней символ чистоты будущей Церкви — Учитель омывает ноги ученикам. И именно с этой сцены я начала музыкальный рассказ о страданиях Христа… У меня появилась возможность соединить «Страсти» с текстами из «Апокалипсиса». Я услышала возможность выписать это мелодически. Ну послушайте, какая музыка: «И взяли Его, и повели, и вострубил первый ангел… И, неся крест свой, Он вышел на место, называемое Голгофой…» Центральный эпизод моих «Страстей» — шествие на Голгофу. Одним словом, я пыталась соединить полифонически два пласта прямо противоположных — небо и землю. Потрясающая, раз в жизни выпадающая удача. Удача настолько пронзительная, что я боялась эмоционального перенапряжения. Что происходит на небе, когда происходит Апокалипсис на земле, и что происходит на небе, когда на земле происходит Воскрешение?..
— Канон Русской православной церкви не допускает использование музыкальных инструментов при исполнении религиозных произведений. Единственный «инструмент» — голос. Выходит, ваше произведение светское?
— В общем, да. Это не церковное произведение, но глубоко религиозное. У меня нет претензии, чтобы мои «Страсти» были исполнены в православном храме. Произведение художественное и предназначено для исполнения в концерте. Русская православная традиция вообще хочет отстраниться от всякого рода «представления», она тяготеет к общению «я и Бог». А значит, создавая сугубо церковное произведение, я имела бы право только на голос — то есть только на солистов и хор. Я не смогла обойтись только голосами, мне нужны были оркестр и орган.
— Вы довольны сотрудничеством с Мариинским театром?
— Да, бесспорно! Это потрясающий коллектив, и я с самого начала знала, что если «Страсти» будут исполняться, то я попрошу маэстро Гергиева работать со мной. Я очарована Геннадием Беззубенковым — у него великолепный бас, он потрясающе артистичен и очень бережно относится к музыке. Ему я дала спокойную, повествовательную партию. А реплики «страстей» достались баритону Федору Можаеву. Со мной работали тенор Виктор Луцюк и сопрано Наталья Корнева. Все они безупречны. Мне очень нравилось работать с Мариинским театром, несмотря на суматоху и малое количество репетиций. Но, может быть, именно благодаря стрессу мы взяли оценку «максимум».
-Вы сейчас живете в Германии, под Гамбургом. Наблюдаете за происходящим в России?
— У меня российское гражданство, и я довольно часто приезжаю в Москву. А в Германии я живу в крохотной деревне: четыре дома и одна улица. Я предпочитаю деревню, потому что здесь можно услышать тишину. Она помогает мне ощущать музыку. Мне необходимо соприкосновение с деревьями и травой. Но вы знаете, я никогда не читала такого количества газет, как теперь. Я не могу оторваться от России, но происходящее порой настолько болезненно, что я боюсь не справиться с этой болью. От чрезмерной боли притупляются чувства, и музыка глохнет.
Санкт-Петербург
