Религия в современном мире

Итоги века

Через несколько дней закончится историческая эпоха, которую будут обозначать кратко: «XXв.». В отличие от предыдущих столетий, для этой эпохи вряд ли можно подобрать какой-либо один главный эпитет (XVIIIвек называли «веком Просвещения», XIX-й — «железным» или «промышленным»). Чем же был двадцатый — веком мировых войн? тоталитарных режимов? информатизации и «умирания искусства»? веком «конца истории» или «конфликта цивилизаций»? А может быть, просто «веком высоких технологий»? Скорее всего, сложность мира XXвека потребует искать особую доминанту в каждой области человеческой деятельности. Если же говорить об области религиозной, то нужно отметить несколько важнейших изменений, которые произошли в уходящем веке.

Секуляризация

В XX веке завершился процесс секуляризации общественной жизни, вытеснения из нее религии, начало которого совпадает с началом Нового времени. Это значит, что религия — и как институт, и как мировоззрение — окончательно утратила свою роль в политической, социальной или культурной сферах. Она стала частным делом частного человека. Если вспомнить знаменитые формулировки эпохи Просвещения, то, как они тогда говорили, «гипотеза Бога» осталась излишней, но с другой — не нужно и «выдумывать Бога», поскольку даже Его символическое присутствие в современном мире не существенно.
Секуляризация общественного устройства и общественного сознания стала свершившимся фактом. Это связано, как можно предположить, с завершением другого процесса: с полной и окончательной победой прагматизма. Современное общество ориентировано прежде всего на ощутимый материальный результат всякого усилия и всякой деятельности. Более того, в нем существует своеобразный культ эффективности. Побеждают ценности прикладной науки: любая идея ценна настолько, насколько она может быть реализована в производственной практике. (Вспомним характерное советское выражение: «инженеры человеческих душ».) В конечном счете все сводится к технологии, у которой один критерий — ежеминутная, ежедневная эффективность экономического результата.
Часто говорят об утилитаризме современного человека, озабоченного материальной выгодой, одержимого потребительством. Вместе с тем потребление — не что иное, как оборотная сторона эффективного менеджмента. Быть может, главное социальное последствие состоит не в том, что люди превратились в «потребителей», а в том, что для общества определяющей стала сама эффективность «машины» — экономической, финансовой, политической, научной, социальной и т. д. (И поэтому на шкале ценностей успех, или идея успеха выше материального благосостояния как такового.)
Подобное положение называют дегуманизацией. Сегодня профессиональная деятельность и социальный статус человека сплошь и рядом не зависят от мировоззрения, религиозной веры, нравственных ориентиров, особых талантов, личных пристрастий… Прежде всего другого они зависят от способности вписаться в существующие механизмы, в особенности в механизм экономической результативности.
Какое же место в этом мире отводится религии?
В досекулярном прошлом религия выполняла двойную функцию. С одной стороны, она была идеологией, и как таковая участвовала в социальной прагматике общества, будучи общественным интегратором: религия давала сакральную санкцию социальному устройству, определяла мораль, мотивировала поступки, а также направляла мысль, «одушевляла» общество. Но с другой — она указывала человеку (как члену общества) на вневременные, духовные истины и тем самым придавала его существованию в мире трансцендентную глубину и точно сформулированный нравственный смысл, далекий от современного «разумного эгоизма». Она учила, что человек человечен настолько, насколько он превышает простую «человеческую данность», потому что вечный Бог призвал его к духовному самосознанию и свершению.
Когда же появились другие социальные механизмы интеграции, религия превратилась в «частное дело» отдельных индивидуумов. Это касается того исторического периода, когда множество членов общества все еще остаются христианами, но «прогресс человечества», то есть ориентация на эффективность, никак не связанную с религиозной верой, не имеет ничего общего с Церковью; скорее наоборот. Подобная ситуация, когда «христианские ценности» еще в какой-то мере определяют жизнь общества, характерна и для части XXвека (так, о. Александр Шмеман обращал внимание на тот факт, что послевоенная Америка — одновременно самая религиозная и самая секулярная страна в мире).
Однако можно утверждать, что с завершением процесса секуляризации христианская религия перестает быть частным делом отдельных людей. Чем более этот принцип частности веры побеждает в современном мире, тем очевиднее его недостаточность, его несостоятельность, его скорая смертность. Если раньше вера еще могла укрываться в душах и умах тех, кто в обыденной жизни следовал законам «новой прагматики без Бога», то теперь и именно теперь христианство по существу становится принципиальным оппонентом современной постхристианской культуры.
Здесь надо обратить внимание на трагическую диалектику секуляризации. Противостояние религии и культуры, которое началось в Новое время, было не столько содержательным, сколько эмоциональным. В пору ожесточенной борьбы религии и секуляризующейся культуры оппоненты, страстно восставая друг на друга, естественным образом были друг на друга замкнуты. Но, значит, это была прежде всего борьба за власть, то есть за право определять смысл человеческой жизни и, следовательно, мотивы человеческой деятельности. Когда же в XXвеке светская культура вполне освободилась от церковного влияния, а Церковь в свою очередь была совершенно освобождена этой культурой от существенного участия в социокультурном процессе, эмоциональный накал спал, и выявилось действительное, содержательное противоречие.
В чем оно?
Это не старое противоречие между «культурой», то есть цивилизацией, опирающейся на эффективность и поэтому обращенной в простое будущее, и религией, якобы ориентированной только на прошлое, которое оставило современности архаичные и устаревшие истины веры. Нет; таким противоречием никого не убедить, да и сам прогресс поставлен под сомнение эпохой, надеющейся стать концом истории, — какой же тогда прогресс? Существенное противоречие заключается в конфликте между прагматизмом «века сего» и «прагматизмом» Царства Божия, пришедшего в силе в лице Христа.
Религия перестала быть социально полезной, «функциональной» — и поэтому секуляризация совершилась. Но религия имеет дело с вечным в человеке и через человека присутствует в обществе и истории. Религия социальна, даже если она социально неэффективна. Собственно говоря, именно в этой ситуации она и может быть действенной независимо от социальной востребованности. Место религии в жизни человека и общества не может занять ничто другое, потому что она отвечает на особые вопросы человека: об отношении к Богу и об отношении к другому перед лицом Бога.
Поэтому конфликт христианства и секулярной культуры можно описать так: это столкновение разросшегося житейского мира, ставшего в новейшую эпоху самодостаточным, с реальностью потустороннего Бытия — как в индивидуальном, так и в космическом плане. Это столкновение, или напряжение происходит, разумеется, в человеческом сознании, а значит, и в общественном сознании, коль скоро человек — «животное политическое», как говорил Аристотель, то есть социальное существо.

Современный «политеизм»

Парадокс секуляризации: культура окончательно перестает быть христианской в религиозном отношении, отдавая вопросы веры во власть свободного волеизъявления граждан. Это вторая существенная особенность нынешней религиозной ситуации в «христианском мире». Победители христианства великодушно позволили верить во что угодно. Во второй половине XXвека это привело к политеизму или к религиозному полиморфизму, какого еще не знал мир. Последние римские императоры, включавшие в свой пантеон новые культы, стремились как религиозные люди и правители, усилить свою власть над душами и умами. Нынешняя же безрелигиозная прагматическая культура в соответствии со своей природой открывает двери любому религиозному опыту, так как прагматическая задача власти распространяется и на область духовной жизни. По-английски это называется — «опыт», то, что «проверено на практике». Характерно, что в сферу такого «опыта» попадают самые разные вещи: опыт тюрьмы, выхода в «астрал», сатанинские и оккультные эксперименты на себе и ближних или же веер сексуальных извращений. Заметим: в России сегодня ожесточенно спорят сторонники полового просвещения в школах и его православные противники. Но это разговор слепого с глухим. Сторонники такого воспитания мыслят сугубо прагматически: они прежде всего озабочены тем, чтобы в молодежной среде не распространялся СПИД, то есть сохранением жизней, сокращением смертей. Тогда как их религиозные противники борются только с пропагандой разврата — в той среде, которую они уже давно не контролируют. Это и есть безвыходный парадокс секуляризации.
Политеизм — реальность конца века. Сегодня мы можем сказать, что в старое время христианская религия выполняла в обществе и государстве роль, соответствующую роли современных тоталитарных идеологий: идеологически она охватывала все пространство — от Высшей Истины до бытового уклада. И в этом смысле была реальной властью. Нынешняя (или уже вчерашняя?) западная постмодернистская культура, питающаяся пафосом противостояния тоталитаризму, озабоченная делегитимизацией всякой внешней для человека власти, естетственно, выступает и против религии — как своеобразной формы идеологии и как системы власти. Но в то же время она вполне допускает религиозность как элемент индивидуального опыта, то есть оправдывает ее — постольку, поскольку религия безвластна в социально-политическом отношении (то есть не навязывает никаких «общих идей»). Общество же, со своей стороны, благословляет все проявления индивидуальности своих членов, пока они не разрушают его структур.
Традиционная христианская религия в данном случае оказывается чистой архаикой. Характерно, что сегодня она противостоит не столько безбожию, сколько безнравственности. Общего Бога уже нет, но нравственность, как полагают современные христиане, одна, то есть та самая, христианская. Из чего это следует, непонятно. Хорошо; но что же представляет собою этот бог (Бог?) нашего времени?

Новая религиозность

Третья особенность современной религиозной ситуации заключается в том, что источники религиозных поисков расширены до пределов всего опыта человеческой истории. Сегодня религиозная область включает в себя все возможные религиозные традиции и «практики» (что в европейском культурном контексте порождает причудливые сочетания, обычно именующиеся религиозным синкретизмом).
Знак XX столетия — появление «новой религиозности», которая в каком-то смысле сегодня одерживает победу над устаревшим христианством. И если мыслить исторически, то можно предположить, что многие народы и культуры мира, в уходящем веке испытавшие на себе экспансию христианской религии и культуры, теперь отомстили своим поработителям — если не экспансией, то инфильтрацией своих религиозных идей и обрядов. И если они побеждают в западном мире, то именно эффективностью. Сегодня европейский человек, пожелавший найти духовную поддержку и «изменить сознание» (в том числе и для более успешного ведения своих дел), нередко обращается не к священнику и даже не к психотерапевту, а к ближайшему гуру.
Удивительная ситуация: неудача западной цивилизации, пожелавшей доминировать на Востоке, сопровождалась победным шествием восточных духовных идей на Запад. И цивилизация, возросшая на христианстве, а затем, в эпоху секуляризации, на его отрицании, сегодня восполняет свою потребность в религиозной метафизике за счет нехристианской религиозности…
Секуляризация обернулась новой религиозностью. Восточные духовные школы, синкретические культы, харизматические движения, языческие традиции (например, африканские или «кастанедовские») в своей партикулярности и одновременно универсальности вполне совместимы с современным прагматизмом — на уровне индивидуумов, нуждающихся в ежедневной духовной поддержке.
А христианство, переставшее быть реальным врагом современной цивилизации, утратившее всякую деятельную энергию, всякую настойчивость, сведено на роль элемента истории. Христианство еще присутствует в анатомии сознания современного европейца, но в то же время его нет: на нем не настаивают. Оно несущественно — или же несостоятельно?

Религии и «конфликт цивилизаций»

И, наконец, четвертая особенность современной религиозной ситуации связана с процессами глобализации. Мир стал единым, взаимосвязанным целым, и мировые религии столкнулись лицом к лицу. Обнаружилось, что есть религии, которые до сих пор в значительной степени определяют общественное бытие народов. Это касается прежде всего ислама, который претендует на то, чтобы быть основой особой «исламской цивилизации».
Стало очевидно, что секуляризация — особенность именно христианского мира и не распространяется на иные религиозные традиции. В мировом процессе религиозный фактор оказался весьма важным, так как религии глубинным образом связаны с культурами, с этикой и умонастроениями людей. Проект распространения ценностей европейского безрелигиозного гуманизма на весь мир провалился. Универсальным оказался только грубый прагматизм нашего века, но он наталкивается на внутреннюю духовную жизнь людей, на традиционные способы социального общения, определяемые религией.

+ + +

Таким образом, общий религиозный итог XX века оказывается противоречивым. Окончательная победа светского над религиозным в европейском христианском мире совпала с возвращением религии в жизнь современного общества, хотя и в других формах. Нравственный остаток христианства оказывается важнее догматики, что печально, но в то же время дает нам новую надежду. Религия бессмертна, потому что говорит человеку о самом важном: о Боге, о смерти, о вечной жизни, о смысле и энергии, которые лежат по ту сторону обыденности и прагматики временного существования. И можно предположить, что в будущем веке мы станем свидетелями если не религиозного возрождения, то по крайней мере дальнейшего роста религиозного присутствия в обществе.
XXI век даст христианам полную, абсолютную свободу. «Христианский тоталитаризм», примитивная симфония веры и власти в любом случае не пройдет. Но религиозная свобода предоставляет христианству, как и другим религиозным традициям, возможность показать, что оно действенно и деятельно — прежде всего в частном духовном плане, а затем — может быть? — и в социальном. Как сказал апостол, бывает болезнь к смерти, но бывает болезнь и к славе Божией (Ин 11:4).
Москва