Русская линия
Радонеж Наталья Ларина21.10.2009 

Семья в музейном интерьере

В перестройку Евгений Николаевич Ровнягин не растерялся: открыл первый в районе частный автомагазин. Дела шли успешно, но требовали они предельного напряжения: жизнь — только работа без выходных, наизнос. Он забыл даже о своём хобби -истории государства Российского. Интерес к ней прорезался у него ещё в детские годы. Он оформлял школьный музей боевой и трудовой славы. А когда прогуливал уроки, то бежал или на выставку, или в музей. Учитель истории вообще не вызывал его к доске, потому что был уверен: Женя знает не меньше его.

Однажды Евгений Николаевич проезжал мимо церкви, в которой расположился краеведческий музей, и увидел девушку с длинной косой.

-Останови машину, — попросил он приятеля, — я хочу жениться вон на той красавице.

-Хочешь — перехочешь, — засмеялся приятель, — некогда нам заниматься женским полом.

Через два дня приятели снова проезжали мимо церкви и снова увидели незнакомку с косой. Девушка вошла в церковь, Евгений — за ней.

— Выходите за меня замуж! — от внутреннего напряжения он даже покраснел.

Девушка отшатнулась от него как от чумного. И быстро побежала по лестнице.

-Кто это? — спросил он вахтёра.

-Ирина Константиновна Ушакова, старший научный сотрудник краеведческого музея.

-Хочу, чтобы она провела экскурсию, — мгновенно сориентировался Ровнягин.

-А сколько вас человек? — вахтёр недоумённо посмотрел по сторонам.

-Я один.

-Не пойдёт. В группе должно быть не менее десяти человек.

Евгений заплатил за десятерых. Ирина Константиновна начала экскурсию. Ну и замучил он её тогда вопросами, и всё со знанием дела. Такого любознательного экскурсанта она ещё не встречала. Но вот экскурсия закончилась, и Евгений бегом в кондитерскую. За чаем в музейном закутке они и отметили своё знакомство, а уже через две недели 4О-летний жених и 22-летняя невеста венчались. Было это шестнадцать лет назад.

Теперь жизнь уплотнилась до предела: счёт времени пошёл на минуты. Сутки надо было поделить между собственным автомобильным бизнесом, народившейся дочкой и молодой женой. Тем более, что супруга ему досталась высокоинтеллектуальная и ему хотелось не ударить перед ней лицом в грязь.

В то время по всей России шла тяжба между церковью и музеями. В Павловском Посаде она разрешилась в пользу церкви. Музей попросили выехать срочным порядком. Куда -не известно. Тяготы с переездом легли на хрупкие плечи Ирины Константиновны. Конечно же, любящий муж не мог остаться в стороне. И вот он нанимает грузчиков и на тридцати КАМазах перевозит музейные фонды во Дворец культуры.

В свободное от основной работы время Ровнягин ходил по инстанциям вместе с Ириной и «выбивал» здание под музей. «Как же так, — укорял он руководство города, — для сникерсов и марсов помещения нашлись, а для истории малой родины — нет!»

И так он всем надоел, что отдали под музей развалюху, бывший детский сад. Пришли музейщики на смотрины, а смотреть-то нечего: ни окон, ни полов, ни ламп, сантехника разбита. Старая директриса отказалась принять это «разбитое корыто» и ушла с работы.

-Ну, милый мой, — сказала мужу Ирина, — ничего не остаётся, как стать тебе директором.

Так Евгений Николаевич распрощался со своим автобизнесом, большими деньгами и сел на зарплату в 17ОО рублей.

-Ничего героического в этом нет, — сбивает мой пафос Ровнягин, — только в музее я окунулся в атмосферу, в которой мне надо было оказаться ещё двадцать лет назад. Сейчас твёрдо могу

сказать — я нашёл своё место в жизни.

Ветхое здание требовало самой серьёзной реконструкции. А денег — ни капельки. Никто в городе не верил, что из развалюхи можно сделать что-то путное. Евгению Николаевичу так и говорили — через месяц-два снова займёшься своим бизнесом.

Первым делом надо было настелить пол — не по воздуху же летать. Новые доски бесплатно никто не даст. И отправились супруги промышлять в заброшенные дома. Отбирали доски получше и волокли эту тяжесть на себе в музей. Так пол и настелили.

Вот ведь как важно в нужное время очутиться в нужном месте. В кои-то веки Евгений Николаевич взял выходной. То был понедельник, музей закрыт. Но дома не сиделось, так и тянуло на работу: вдруг без него что случится? И случилось. Лопнула труба, захлестала горячая вода. Страшно даже подумать, что было бы, не окажись его на месте. Перекрыв вентиль, он заново перебрал краны, убрал лопнувшую батарею, сварил-спаял всё, что надо.

Прошло несколько дней, и снова ЧП: в музей проникли воры. Сколько раз просил директор милицию установить охранную сигнализацию. «Сделай сначала на окна решётки, тогда и будем говорить», — требовала милиция. Но где взять на это деньги? И тут пронёсся слух, что комитет по культуре недополучил с администрации города какую-то сумму. Энергичный директор подсуетился, «выбил» долги, купил решётки на окна. А для большей ночной безопасности завёл трёх злых собак.

Первое время в кабинете директора не было даже письменного стола: бумаги он подписывал на подоконнике. Сегодня он сидит за массивным столом под красное дерево на красиом стуле с высокой спинкой. И всё это Ровнягин сделал своими руками из самого что ни на есть старья, найденного чуть ли не на помойке.

У него, выпускника Политехнического института, двадцать специальностей — слесарь-инструментальщик пятого разряда, каменщик, плотник, ювелир, печник… Вдобавок ко всему для полноты образа скажу, что он ещё чемпион Казахстана и Сибири по штанге…

Но до поры до времени, несмотря на все усилия, потраченные Евгением Николаевичем на благоустройство музея, посетителей в нём было мало, люди даже не знали, где он находится. «Просто сообщить в газете адрес, — размышлял директор, — неинтересно».

-И решил я, — вспоминает директор, — построить у входа большую мельницу ветряную, да не бутафорскую, а самую настоящую. Задумка моя была с подтекстом. Предки наши не поняли бы моих современников, здоровых мужиков и баб, которые стоят на бирже труда и не в состоянии прокормить семьи.

Как-то одна бабушка передала нам льняные вышитые переднички, полотенца, юбочки, кофточки. Мы были просто поражены, когда она сказала, что всё было сделано ею самой — посажено, выращено, вымочено, соткано. Крестьянин был абсолютно самодостаточен — посадил, собрал, привёз, намолол, и всё без бензина, без электричества. Вот и наш музей, подумал я, должен быть самодостаточным.

…Тут надо сказать, что Павловопосадский краеведческий музей обосновался на земле, принадлежащей на рубеже 19 и 2О веков русско-французскому акционерному обществу, отделение которого было в Париже. С тех пор местные жители называют свой район Парижем, а себя парижанами. А где Париж, там и Версаль. И местный Версаль появился: анфилада комнат, двустворчатые двери с ручками под старину. Регулярный парк с дорожками, окаймлёнными специально изготовленным бордюрным камнем. Везде кусты, цветники, деревья, альпийские горки. Вот-вот и фонтан забьет… О музее заговорили.

Известно, реклама — двигатель любого дела. И кому, как не Евгению Николаевичу, знать по собственному автомобильному бизнесу. Он составляет музейный бизнес-план.

-Я предложил директорам камвольного, шёлкового, платочного комбинатов сделку, — разворачивает он план, — Вы мне ремонтируете по одному залу, а я рекламирую в них вашу продукцию. И вот смотрите, что получилось.

Директор распахнул передо мной двери платочного зала. Ну, скажу я вам, красота его поразит даже пресыщенного экскурсанта. Огромный шатёр из ярких платков, подобарнных с изумительным вкусом. Платками же задрапированы все стены. От чистоты, свежести и разноцветья красок дух захватывает. Под каждым платком табличка, где и почем (гораздо дешевле, чем в Москве) можно купить…

Здесь уместно переключить внимание читателя на экспозицию музея. Конкретнее, на фрагмент доски и кирпич от гроба местночтимого Святого Василия Ивановича Грязнова. Родился он в 1816 году. Купец первой гильдии, совладелец всемирно известной тогда платочной мануфактуры. Как говорится в его Житии, в юности образ его жизни был далёк от праведного. Но однажды на его глазах внезапно умер его товарищ в тот самый момент, когда произнёс хулу на икону Богородицы. И Василий Иванович услышал голос, призывающий его изменить образ жизни, а если он не исправится, то и его ожидает такой же конец. С тех пор он изменился, стал жить праведной жизнью.

Митрополит Московский Филарет неоднократно в своих письмах давал ему различного рода послушания в устроении Спасо-Преображенского Гуслицкого монастыря. Когда праведник почил, на месте его захоронения был возведён храм.

Спустя какое-то время церковь поставила вопрос о канонизации Василия Ивановича, по крупицам собирались эпизоды его жизни. Ирина Константиновна Ровнягина тоже внесла свою лепту: она готовилась к защите диссертации в ленинградском архиве музея атеизма и наткнулась на материалы, связанные с жизнью Василия Ивановича. Она передала их в Покровско-Васильевский монастырь.

Когда история вопроса была досконально изучена, компетентная церковная комиссия пришла к заключению, что Василий Иванович достоин канонизации.

Захоронение его находилось в Нижнем этаже храма Покровско-Васильевского монастыря. Вскрыли бетонный пол, а под ним каменный склеп, который надо было каким-то образом вскрыть. Материалы были очень качественные (напомню, захоронение было произведено в 19 веке) и разбить их было очень сложно… Когда склеп всё-таки вскрыли, то увидели почерневший гроб с сохранившейся на крышке парчой. Крышку сняли и увидели, что костяной скелет Василия Ивановича был почти в полной сохранности. Как только гроб поставили на постамент, из склепа, доселе сухого, забили десятки маленьких фонтанчиков. Срочно принесли насос откачивать воду, не дай Бог затопит храм. И вдруг в мгновение ока все фонтанчики разом умолкли…

Через два года состоялись торжества по поводу канонизации Святого. Как водится, создана комиссия, в состав которой вошёл директор музея Евгений Николаевич Ровнягин. Но вот беда: целый месяц он мучился почечными коликами, на днях должна была быть операция. Превозмогая сильную боль, он всё-таки отправился на праздничную службу. С трудом отстояв её, приложившись к раке с мощами, он быстро уехал домой, зашёл (простите за подробности) в туалет и… произошло чудо: выскочил из него камень, да такого размера, смеётся Ровнягин, что мог и унитаз разбить. С этой минуты Евгений Николаевич был абсолютно здоров…

Ну, а теперь снова вернёмся к будням музейной жизни.

Четыре года назад директора музея и его жену, старшего научного сотрудника, пригласили в Сергиев Посад на конференцию туристических фирм. Как же они обрадовались! Наконец-то пришло время воплотить в жизнь желаемую идею: включить своё детище — провинциальный краеведческий музей — в маршрут «Золотое кольцо».

-И наивные мы были, — усмехается он, — кто же захочет допустить лишний рот до лакомого пирога. Но мы не из унывающих. Придумали новый маршрут — «Серебряный треугольник»: Дулёво-Гжель- Павловский Посад. Тут же озвучили его в газетах, на радио, телевидении. Даже в Интернет забросили. И теперь двадцать московских турфимр развернулись на нас: ежедневно мы принимаем по четыре-пять групп.

В своих фантазиях (или, точнее сказать, замыслах) Ровнягин не унимается: известное дело — аппетит приходит во время еды. Он устанавливает контакты с московскими, питерскими музеями (на выставке восковых фигур из Питера очередь в павловопосадский музей растянулась аж за ограду). Ну, а затем выходит и на международную орбиту: корейская выставка сменяет китайскую, та — тайваньскую, таиландскую. На последней выставке-продаже я даже купила за очень скромную цену изумительный веер и маленькую фарфоровую вазочку.

Мыслит Ровнягин по-государственному, масштабно. Вот пример. Из одной школы ушёл учитель истории, и музей, созданный им, развалился, исчезли очень интересные экспонаты.

-Будь тот школьный музей филиалом нашего, этого бы не случилось, — считает Евгений Николаевич. И он добивается статуса для таких маленьких музейчиков.

Но вот дома стало ему тесно. Надо выходить на международные просторы. На базе провинциального музея создаётся Международная академия туризма. Возглавляет её Ирина Константиновна, супруга директора. Конечно же, по блату, подумает иной читатель. И ошибётся.

Ирина Константиновна Ушакова вошла в число пятидесяти самых выдающихся молодых учёных-гуманитариев нашей страны. Её кандидатская диссертация, защищённая в Российском государственном гуманитарном университете, была одобрена единогласно — случай не частый. В очную аспирантуру Ира поступила на седьмом месяце беременности. Вы не сможете учиться, предостерегали её. Но она смогла. Благодаря мужу. Он прекрасно научился варить-пеленать-кормить. Да и с дочкой супругам повезло, если можно так сказать, — девочка «самостоятельная», на руки не просилась, качать не требовала, плакать — и то почти не плакала.

…Впрочем, тут я, возможно, несколько преувеличиваю.

-Ох и заговорился я с вами, — спохватился вдруг Евгений Николаевич. _ Хоть дочка наша оч-чень самостоятельная, но из детского сада одну её домой не отпустят. А мама наша готовится к защите докторской.

Г. Павловский Посад

http://www.radonezh.ru/analytic/articles/?ID=3177


Каталог Православное Христианство.Ру Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика