 |
| Русский вестник | Сергей Семанов | 17.10.2009 |
Автор только что изданного романа «Кабала» Александр Потёмкин не новичок в нашей нынешней литературе и вообще человек серьёзных занятий. Но в нашей нынешней расхристаной «Федерации» получилось так, что «скандалам все возрасты покорны», все роды занятий и увлечений, так и с ним произошло. Дело в том, что Потёмкин — богач. А такой, как известно, «проходит, как хозяин» по всей нашей необъятной (хоть и урезанной на треть) Родине. Каково и в чём его богатство, не знаю и не интересуюсь, но помню, как по выходе его прежних романов обсуждали в печати особенно (намёками, правда) кому заплачено за «пиар». В связи с этим придётся отвлечься от чисто литературного сюжета и кратко объясниться.
За чтение «Кабалы» я взялся лишь потому, что там есть предисловие Анатолия Салуцкого, писателя боевого, независимого и твёрдого в убеждениях, его в корыстном «пиаре» заподозрить немыслимо. Книгу стал читать только после знакомства с этим предисловием, которое не могло не привлечь внимания (и не только моего). Да, «Кабала» заслуживает интереса, хотя с А. Салуцким придётся поспорить.
Сюжет романа построен на сновидениях бывшего «бизнесмена», нашего современника XXI века. Приём этот — частый гость у классиков, от «Евгения Онегина» до Томаса Манна, он позволяет необычайно расширить горизонты повествования. Так возможно автору свободно перемещаться по просторам России от сибирской глубинки до Москвы и описывать любые общественные слои — от продажного провинциального мента до хозяина властного кабинета в «Белом доме» (столь же продажного). Картины получились впечатляющие, слов нет. Это дало право А. Салуцкому по поводу этих красочных описаний заметить, что он, опытный литератор, «более убийственной сатиры на нашего бюрократического монстра не читал». Согласимся, но сделаем тут важную оговорку.
Эпоха нашего воровского капитализма характерна неописуемым бесстыдством и наглостью своих дельцов, они являются как бы ходячими карикатурами на самих себя. Безнаказанность сделала их совершенно бесстыжими, они безразличны ко всякой гласности, любым обвинениям и даже разоблачениям. Наш убогий во всех отношениях Рома Абрамович скупает золотые яхты, похожие на крейсер, а неуравновешенный Прохоров закатывает немыслимые кутежи то на европейском курорте, то на подлинном боевом крейсере с трагической славой. Над ними смеются, высказывают грозные обвинения, а им хоть бы что. Власти прикуплены, «культурная обслуга» — тем паче. Недавно во дворце у «турецко-подданного» Измаилова на Средиземном море возносили хвалы сомнительному богачу Лужков и Кобзон, всякие там Гусманы и Киркоровы, а на всякий случай суетился шустрый адвокат Астахов, член Общественной палаты, всё же не в родной Москве закатили такое пышное пиршество…
Спрашивается, а какое это имеет отношение к нашему литературному сюжету? А самое прямое.
Триста лет тому назад великий сатирик Свифт изобразил созданных его воображением лилипутов — этих ничтожеств, воображавших, что именно они правят окружающим их миром. История литературы знает, что тогда власть предержащие весьма прислушивались к свифтовским обличениям, стараясь, хотя бы внешне, избегать сходства с осуждаемыми пороками. Однако всё в мире изменяется, в том числе и сатира. Смешно думать, что «чукча» Абрамович или «турок» Измаилов хоть как-то переиначат поведение после сатирических обличений, даже самых талантливых. Но всё же чего-то они опасаются, почему стараются скрываться от глаз людских. Чего же?
Ясно чего — пробуждения самосознания трудящегося народа, от профессора до слесаря, от писателя до читателя. Ну, а в нашем нынешнем случае — самосознания русского народа. Вот к этому стволовому сюжету подошёл писатель Александр Потёмкин. Подошёл осторожно, с краю, так сказать, но направление общественного движения отразил.
Отметим для начала одну мелочь, хотя с нашей точки зрения это не мелочь вовсе. На обложке книги фамилия автора напечатана через букву «Ё». Заметим попутно, что невинная вроде бы грамматика является родной сестрой политики. Для примера — великие революции тут же принимаются за преобразования языка своего народа, это известно. А старшему поколению ещё памятна дурацкая «реформа» русского языка, которую хотел учинить Хрущёв (писать «заец» вместо «заяц» и где собирались убрать из алфавита букву «Ё») — символично, что как раз при подготовке «реформы» Хрущёва выкинули из Кремля. Но лишь кабинетные профессора помнят, как в лихие коминтерновские времена собирались ещё круче перетряхнуть нашу грамматику, причём особенно ополчались почему-то именно на бедную ту букву (горячо усердствовал в том видный товарищ Бухарин, но вскоре умолк). Почему так раздражает скромное «Ё» врагов русского языка, мы не ведаем, но нельзя не сделать (по крайней мере в шутку) заключение: все большие и мелкие русофобы не любят букву «Ё»; значит, почитают её люди взглядов противоположных? Похоже, что так.
Александр Потёмкин прямо затронул острый вопрос нынешнего русского возрождения, и сделал это не в прямой публицистической форме, а в художественной. Некий профессор, существующий лишь в виртуальном мире главного героя романа, носит «знаковую», как теперь выражаются, фамилию Кошмаров. Он, разумеется, гений, разработал план коренного преобразования, обновления и улучшения самой природы русского человека. Подчеркнём, не человека вообще, толерантного гражданина мира, а именно русского, что принципиально отличает его от всех прочих теоретиков-преобразователей — от Маркса до Фрейда, до нынешних мелковатых Белковского и Павловского и примкнувшего к ним Суркова.
План кратко и чётко изложен самим врачом-новатором, доверимся цитате: «Чтобы с оптимизмом взглянуть на будущее России, я должен добавить в нашу кровь пятнадцать процентов немецкой генетической закваски. Это качественно обновит в русском человеке биомеханизмы, отвечающие за организованность и правовую дисциплину. Десять процентов китайской крови повысят трудовую активность и придадут способность к внутренней сосредоточенности. Десять процентов еврейской крови обеспечат развитие предприимчивости и рачительности. А ещё пять процентов грузинской крови, несомненно, улучшат внешний вид русского человека, усилят его эмоциональность и жизнелюбие».
Герой потрясён планом, но спрашивает, учитывая новейший русский опыт: «А нельзя ли, профессор Кошмаров, хотя бы без еврейской и грузинской крови?»
Ответ он получает предсказуемый и разумный: «Грузинские гены сделали бы вас красавцем, жизнелюбом, любимцем общества. И разве случилась бы история с бездарной продажей за гроши отцовских заводов, если бы в вашей генетической программе присутствовал еврейский элемент? Никогда!»
Тут главный герой, заражённый, как всякий гражданин из нынешних «россиян» телегазетной, почти официально русофобией, задаёт реформатору принципиальный вопрос: «Скажите, профессор, а наша русская кровь кому-нибудь нужна?» — произносит он эти жалкие слова, как отмечено в романе, «слегка запинаясь». С убеждением отмечу, что в данной ключевой сцене роман поднимается до высот собеседований в «Братьях Карамазовых», и мы ничуть не преувеличиваем. Герой романа, немолодой уже умный и многоопытный русский человек, спрашивает учёного мужа о нужности своего народа, явно смущаясь. Вряд ли таким вопросом задался бы немец или китаец, а уж еврей или грузин — тем паче. А вот русского гражданина давным-давно приучают, что все они — природные, изначальные лодыри и пьяницы, ни на что иное не способные. И русский человек воспитан издавна говорить о себе и своём народе именно «запинаясь». Ибо научен, что любое иное суждение есть нацизм, строго осуждаемый мировым толерантным сообществом.
Ответ профессора Кошмарова тоже вышел на уровень одного из братьев Карамазовых: «Ещё как нужна! Буйство воспалённого сознания — главнейший двигатель развития человечества, и у русских эта особенность выражена наиболее ярко. Непомерная страсть к предмету обожания не имеет себе равных в других этносах, ведь поэтому мы так легко и самозабвенно создаём себе идолов,. потому что живём чаще внутри себя, чем снаружи. Самоотверженность и бесстрашие русских воспеты в веках и занесены в скрижали мировой цивилизации».
Не станем далее пересказывать этот основной идейный смысл романа Александра Потёмкина, интересующийся прочтёт, а таких окажется, мы уверены, немало, «русский вопрос» стучится ныне в широкие ворота государства Российского. Отворятся ли эти врата, когда и насколько — от этого зависит судьба страны и всех её сограждан. Скажем лишь, что опыт профессора Кошмарова не удался при всех его благих намерениях (так обычно и случается со всеми планами решительных преобразований общества, да и с самими преобразователями тоже, вспомним тут хотя бы Томаса Мора). И вообще: вряд ли благим делом является насильственное кровосмешение, об этом замечательно рассказал нам ещё Михаил Булгаков в «Собачьем сердце», не станем уже продолжать. Добавим лишь два слова из опытов человечества над живой природой. Уже тысячи лет назад люди вывели от скрещивания кобыл с ослами новую породу мула. Получилось замечательное животное, соединившее лучшие качества обоих родителей. Казалось, какой удачный пример кровосмешения, только вот беда: мулы не дают потомства…
Добавим от себя: вряд ли следует кому-либо внедрять любые добавки в кровь («генетический код») русского народа. Каким бы слабым он сегодня не выглядел в глазах многочисленных недоброжелателей, но глубинный образ его остаётся как издревле прежним — Святая Русь.
Тут станут охотно подсмеиваться, но защитимся хотя бы примерами со стороны. Как привычно и славно звучат образы иных народов: «Прекрасная Франция», «Добрая старая Англия», «Сказочная Индия"… А если окинуть эти привычные образы строгим взором современника, то можем услышать: да Париж уже не французский, а франко-говорящий, а президент «Прекрасной Франции» — венгерский еврей по происхождению, женатый на «топ-модели"…
Так, но под этим мусором живёт и дышит всё та же «Прекрасная Франция», держится вопреки всему «Добрая старая Англия», нерушимо стоит Великая китайская стена и даже малая по длине Стена плача. И всё это пока хранит Создатель.
А «Святая Русь"… Многие тут готовы отчаяться, но мы верим в жизнестойкость народа и готовы в этой связи высказать аргумент несколько неожиданный. Вообразим только — вот минует ещё одна тысяча лет, всё в тамошнем мире — если он уцелеет — изменится, но что будут тогда помнить о русском народе за ушедший давным-давно ХХ век, столь для нас славный и трагический? Убеждён, не только победный сорок пятый и не только славного русского парня, впервые проникшего в космос, а прежде всего, как некое неслыханное и немыслимое чудо, что в бесславные и подлые девяностые годы того самого злосчастного столетия русские учителя, месяцами не получая жалования, учили детей, а врачи — лечили больных, а русские инженеры в холодных цехах и лабораториях что-то там изобретали для будущего. Мало кто это осознаёт, но так было. Так терпеливо и молча вёл себя народ, состоящий, как всем известно, из лодырей и пьяниц.
Роман Александра Потёмкина наводит на многие серьёзные размышления. Очень серьёзные. Нам ещё раз и на самом современном жизненном материале показали, как ужасно хирургическое вторжение в душу человека, народа. Мы говорили в связи с романом о предметах тяжких и трагических. Закончим же шутливым отрывком русского классика, задолго до появления в России комиссаров, чекистов и олигархов предупреждавшего нас о вредности всякого рода реформаторского зуда:
«Много лет тому назад находился в нашем городе в звании городничего отставной прапорщик Иван Трофимович Вернушкин. Некоторые затейники, побывавшие в Петербурге, часто подступали к нему с разными небывалыми у нас и вредными нововведениями, что не худо бы осматривать рынок со съестными припасами, что не худо бы хоть песку подсыпать по улицам и запретить выбрасывать всякий вздор из домов, ибо от того будто бы в осень никуда пройти нельзя…
Иван Трофимович на все сии неразумные требования отвечал рассудительно, остроумно и с твёрдостью. Он доказывал, что лавочники никому своего товара не навязывают и что всякий должен сам смотреть, что покупает… Касательно мостовых он говорил, что Бог даёт дождь и хорошую погоду, и, видно, такой положен предел, чтобы осенью на улицах была грязь по колено; сверх того, добрые люди сидят дома, а не шатаются по улицам, а когда русскому человеку нужно, так он везде пройдёт» (Владимир Фёдорович Одоевский).
