Андрей Платонов — неоткрытая планета. Часть 1

Своими мыслями о Платонове с нами поделился автор его новой биографии — прозаик и литературовед, профессор филфака МГУ Алексей Варламов.

— Алексей Николаевич, в этом году Андрею Платонову исполнилось 110 лет. Вы пишите о нём книгу для серии «Жизнь замечательных людей». Почему Платонов интересен и нужен нам именно сейчас?

— Пространно отвечать на этот вопрос — ломиться в открытую дверь. Гениальность Платонова сомнению или обсуждению не подлежит. Платонов — не просто фигура, личность: это — явление. Чудовищная энергия, которая образовалась в России во время революции, искала выхода: в чем, а вернее, в ком ей воплотиться. И таковым оказался человек, родившийся в самой сердцевине России (Воронежская губерния была самой густонаселенной), с обыкновенным происхождением: отец — рабочий, мать — домохозяйка, оба из мещанского сословия. Ничего примечательного нет — просто русский человек как он есть. Но Платонов в моем понимании — передатчик: через него больше, чем через кого бы то ни было, говорил народ.

— А какие идеи транслировал этот передатчик?

— Первоначальным посылом Платонова было воспевание русской революции. Он был большевиком в глубоком смысле этого слова. Это русский человек, который не хочет жить средней жизнью, которому надо залезть на все вершины. Для него революция — не просто смена политического строя или победа передового учения: это планетарное событие, принципиальное изменение жизни на Земле. Платонов — человек очень религиозный, но его религиозность, по крайней мере, в молодости, антицерковна. Для него русская история — бунт против православия, потому что Церковь не сделала того, что, с его точки зрения, должна была сделать — не освободила людей от голода, войн, нищеты. Она уходит с исторической арены — вместо нее должно быть нечто новое. Но хотя у молодого Платонова присутствовало богохульство, он никогда не покушался на Христа, скорее старался показать Его неудавшимся революционером. Однако сама идея того, что Сей Человек принес свою жизнь в жертву — как это понимал писатель — вызывала у Платонова преклонение перед Христом как перед выдающейся личностью. Платонов пытается доказать в своей публицистике, что Христос — свой, пролетарский брат, наш человек, Он бы нас понял.

Духовный опыт Платонова — поразительно страшные бездны. Когда в 1918 г. вышла статья Блока «Интеллигенция и революция», которая наделала много шума и рассорила поэта с большинством его знакомых, Пришвин ответил статьей «Большевик из балаганчика». В ней он обвинял Блока в том, что тот бросился в исторический чан. Пришвин говорил о том, что дело художника — знать, что в этом чану происходит, но не бросаться туда, как бы ни тянуло. Платонов не то что бы бросился в этот чан — он в нем жил. При всей моей любви к Пришвину, так глубоко понять, что произошло с Россией, мог не тот, кто стоял и наблюдал со стороны, а тот, кто оказался в глубине этого чана — Платонов.

В 1921 году в России происходит страшный голод, который поразил Платонова так, как, наверно, не поразил ни одного человека в стране. Он уходит из литературы: в этих условиях стыдно быть писателем, надо заниматься практическим делом; не книги нужны стране, а орошение, земледелие. И он занялся мелиорацией, но литература, Муза его не отпустила — бегство не удалось. Однако, даже вернувшись к литературному творчеству, он остается при убеждении, что оно — дело второстепенное в стране, где строят социализм. Платонов не был литературным человеком — он сознательно дистанцировался от литературы. Но при этом лучшие книги того времени были написаны им: в конце 20-х — начале 30-х он создаёт «Город Градов», «Сокровенного человека», «Чевенгур», «Котлован», «Шарманку», «Четырнадцать красных избушек», «Ювенильное море» — вещи, которые показали, что произошло с Россией на трагическом переломе. И его отношение к тому, что происходило в стране, становилось всё сложнее.

Противоречивость Платонова — важная примета его творческой манеры и вообще его дальнейшей жизни. Хорошо видно, что Платонов рубежа 20−30 гг. — это человек, который мучительно пытается найти какую-то опору. Я бы предложил такое определение: Платонов — очень умный, очень зоркий, очень честный и совестливый, очень энергичный большевик (формально он не был членом партии: он вышел из нее в 1921 году, точнее был исключен — но это отдельная история). Эту цепочку слов можно сравнить с неустойчивым химическим соединением: какое-то звено неизбежно должно выпасть. Либо человек потеряет ум, либо зоркость, либо — что чаще всего происходило — совесть, либо энергию, либо, наконец, перестанет быть большевиком. Платонов очень долгое время сохранял все эти качества. Он говорил о том, что его идеалы постоянны и однообразны. Но одно дело — быть приверженцем коммунизма в 20 лет, другое дело — в 33.

Коммунистическая система все большим и большим ядом наполняла его существо, и он, с одной стороны, сопротивлялся этому яду, а с другой, зараженность помогала ему понять, что происходит с Россией: ограничилось ли всё тем, что вырыли котлован, или нет? И так создавался роман «Счастливая Москва» — текст, который трудно однозначно истолковать, но это самый верный ответ на вопрос, что же, в конце концов, построили в советской России в середине 30-х годов. У Платонова складываются странные отношения с властью: в сердце он искренний коммунист, хочет строить социализм, но он коммунист ничьей партии. Так, как травили Платонова, не травили, наверно, никого: 1929 год — за рассказ «Усомнившийся Макар», 1931-й — волна критики за хронику «Впрок», а потом — 1935-й за «Такыр», 1937-й, 1939-й, 1940-й… И, наконец, самая последняя травля — это 1947-й, за рассказ «Возвращение». А судьба арестованного сына… Страшная жизнь, страшная.

— К чему же Платонов пришел в конце жизни?

— Во второй половине 30-х он пишет статью «Пушкин — наш товарищ». Не думаю, что Платонов пришел ко Христу, но к Пушкину он пришел совершенно точно. При жизни его прямо обвиняли в юродстве, в том, что он проповедует христианские ценности. И действительно платоновская проза, начиная со второй половины 30-х годов, — абсолютно христианская; вряд ли он к этому сознательно стремился, но больше всего христианского существа в советской литературе было именно в Андрее Платонове.

В его книге «Река Потудань» есть рассказ «Семен». Большая семья, умирает мать и остается несколько детей. Старшему сыну Семену 9 лет, и он берет на себя роль матери. Причем буквально: надевает женское платье, хотя его более рассудительный средний брат говорит, что мальчишки засмеют. А отца Семён просит: «Ты не зови меня больше Семеном, ты зови меня Ксенией». Не знаю, сознательно ли Андрей Платонов так сделал, но если вспомнить, что в Петербурге в 18 веке жила женщина по имени Ксения, которая после смерти мужа взяла его имя Андрей и стала носить мужское платье, то рассказанная писателем история есть прикосновение к тайне подлинного юродства на Руси и напоминание читателю о наших духовных корнях.

Основная идея у Платонова — это идея человека, который ушел от Бога и всю жизнь к Нему возвращается. Только путь этот очень труден — слишком далеко ушли. Люди отказались от Бога, чувствуют себя сиротами, и насколько же невыносима жизнь человека-сироты, человека, который потерял Бога Отца и матерь-землю!

В годы Великой Отечественной войны и после неё Платонов фактически прощается с коммунистической идеей. Но освободившись от морока коммунизма, он и пишет меньше: коммунизм был той энергией, что его питала.

Продолжение следует…

Елена Пахомова
Мария Хорькова

http://www.taday.ru/text/218 674.html