 |
| Вера-Эском | Михаил Сизов | 08.09.2009 |
— Неправильная вот эта: «ВИРШИ — стихи, обычно плохие», — подсказываю сыну. — Видишь, тут подвох. В обиходе вирши, действительно, стали синонимом рифмоплётства. Но если по-научному, то это силлабические стихи, бытовавшие на Руси в XVII веке. Они по определению не могут быть плохими или хорошими, тут всё от авторства зависит.
— Пап, а как быть с другой фразой: «СВЕРСТНИК — товарищ, приятель»? Ведь это тоже неправильное определение?
— Хм… Что-то уж слишком просто, для дурачков. Давай-ка в ответ посмотрим…
Оказалось, надо было подчеркнуть фразу про «сверстника». И это экзамен за 11-й класс! Листаю другие тесты — и странное ощущение. Какая-то нескладуха-неладуха. С одной стороны, совершенно «детские» вопросы, словно это не экзамен по русскому языку, а психиатрический тест для идиотов. С другой — формально-научная заумь, рассчитанная на бессмысленную зубрёжку. Просмотрел я материалы ЕГЭ с 2002 по 2009 годы и пришёл к выводу: дело не в глупости авторов тестов — наоборот, они очень старались. Просто тут как раз тот случай, когда, что ни напиши, всё будет «плохими виршами». Размерность такая особая…
О том, что система тестов порочна по своей сути, у нас говорят уже пять лет. В США тоже бьют тревогу. Госкомиссия по письму обнаружила, что только 47 процентов учеников выпускных классов когда-либо читали художественную литературу, 22 процента пишут «хуже начального уровня», из них 700 тыс. не могут прочесть даже собственный диплом. По тем же данным 44 миллиона американцев функционально неграмотны (то есть не в состоянии извлечь информацию из текста), а более 30 процентов населения не в состоянии понять рекомендации по приёму лекарств на упаковках. Это — итог почти полувекового применения системы оценки обучаемости (SAT), с которой ныне скопирован наш ЕГЭ. Правда, есть одна тонкость: SAT в Америке применяется в так называемых публичных школах (бюджетных, для бедноты), а в частных школах и колледжах — в «кузнице научно-технических кадров» — образование построено совсем по другому принципу. То есть там всё чётко разделено: есть школы для неучей, статистов в этой жизни, и есть для будущей интеллигенции, которая будет править страной. Как ни абсурдно, но наши реформаторы за образец взяли именно «школу для статистов» и пошли ещё дальше — распространили систему SAT на всё среднее образование в России, в том числе и на немногие наши частные школы, ведь они теперь тоже подчинены ЕГЭ. Спрашивается: неужели эти реформаторы не понимают, что творят, неужели собственных детей хотят сделать неучами? Или их дети уже устроены в частные иностранные колледжи, где нет ЕГЭ?
Конечно, они всё понимают. Вот уже пять лет родители, учителя, ректоры вузов говорят одно и то же: образование, «заточенное» под ЕГЭ, губительно для будущего России. Проводились «всероссийские педагогические собрания», авторитетные научные конференции, посылались письма, обращения в правительство — и ноль внимания. Главный аргумент реформаторов: ЕГЭ позволит избежать коррупции. В нынешнем году, когда ЕГЭ стал обязательным, этот аргумент развеялся в пух и прах. Подводя итоги сдачи единого экзамена, президент Всероссийского фонда образования профессор Сергей Комков отметил: «Объём коррупции вырос многократно. Почти на каждом пункте приёма экзаменов шла продажа результатов ЕГЭ. В процессе приёма экзамена продавались отдельные ряды и даже целые кабинеты, где преподаватели решали задания за учащихся». Примечательно, что самые высокие баллы по русскому языку получили выпускники в Дагестане, Чечне и Ингушетии. В приёмных комиссиях вузов царила тихая паника: абитуриенты, имевшие лучшие результаты по ЕГЭ, писали заявления на поступление с дикими орфографическими ошибками.
21 августа была опубликована резолюция, принятая по итогам Первого Всероссийского педагогического форума в Санкт-Петербурге. Резолюцию почти месяц обсуждали на интернет-портале «Завуч.инфо», и её поддержали 70 тысяч учителей. В ней говорится о провале реформы образования: «Мы практически полностью утратили воспитательный элемент в работе школы и перешли на „штамповку“ учеников, способных ответить на вопросы теста, созданного неизвестно кем и для чего».
Сказано в резолюции и о планах введения в школах основ православной культуры: «Мы считаем, что решения подобного рода нельзя принимать кулуарно или просто по просьбам трудящихся. В этой сфере недопустимы „эксперименты“ и „пилотные внедрения“, поскольку речь идёт о духовном воспитании детей». То что ОПК необходимы, учителя не отрицают, ведь это и есть тот самый «воспитательный элемент», которого не хватает. Недавно спикер Совета Федерации Сергей Миронов заявил о том же самом: новые предметы по основам религий и светской этики помогут «хоть в какой-то мере выправить крен», который российская школа приобрела после введения ЕГЭ. Он также сообщил, что создал комиссию, которая проанализирует итоги сдачи ЕГЭ, выводы её будут представлены Президенту.
Тот факт, что 70 тысяч учителей подписались под утверждением, что ОПК вводятся «кулуарно», весьма печален. У нас и вправду с учителями нет полного единства. Отец Андрей Кураев, который ныне руководит редакционной комиссией по подготовке учебника ОПК, на днях заявил: «Церковь должна пойти на серьёзные уступки. Она не должна рассматривать этот проект как свою собственность. Мы должны научиться сами, а также позволить другим говорить о нашей святыне светским языком. Мне хотелось бы, чтобы учебник у нас получился настолько „вкусным“, чтобы даже преподаватель, считающий себя атеистом, прочитав его, загорелся бы желанием вести уроки ОПК, увидев в этом как возможность для собственного профессионального роста, так и сюжеты, интересные и полезные для детей». Заявление это вызвало негодование у части православной общественности. Но, может, о. Андрей прав? Всем нам, православным и «не очень», надо искать пути объединения перед общей угрозой, нависшей над страной. В 90-е годы наша разобщённость открыла дорогу разным проходимцам (читайте об этом в интервью), когда-то же надо поставить заслон.
