 |
| НГ-Религии | Сергей Баталов | 08.09.2009 |
Китаец еще в древности мог быть и буддистом, и даосом, и конфуцианцем одновременно. Отчасти потому, что в сознании китайца буддизм, даосизм и конфуцианство отнюдь не религии, а учения, которые улучшают качество жизни. Поскольку в любом учении можно почерпнуть нужную философию, а вкусы у всех разнятся, то менталитет каждого китайца в отдельности составляют одни и те же из перечисленных учений, но в разном процентном соотношении. В ком-то преобладают буддистские взгляды, в ком-то — конфуцианские. Но отчасти и потому, что и в буддизме, и даосизме, и конфуцианстве есть просветленный человек, мудрец (вымышленный или реально существовавший — пусть решают историки), который подарил людям свое учение и никогда не вмешивался в их жизнь.
Однако когда речь заходит об истории Поднебесной, мы все же сталкиваемся с понятием «Бог», «дух», «религия», поэтому хотелось бы понять, что есть Бог для китайца и существует ли для жителя Поднебесной такое понятие, как вера.
Трудности перевода
Существовал бог-дух Шан-ди в сознании древних китайцев или нет, вопрос трудноразрешимый и мало на что влияющий в ходе нашего размышления. Ясно лишь то, что Небо, даровавшее императору титул с иероглифом di, все-таки привело к тому, что позже в сознании китайцев-даосов (а значит, и конфуцианцев, и буддистов) появился бог Yudi (Ю-ди) (Нефритовый Владыка) — по образу и подобию земного императора. Он изображался на рисунках в императорской одежде, его всегда окружали сановники, и предполагалось, что живет он по тем же законам, что и император Поднебесной. То есть на небе ему вполне хватало и своих забот, чтобы еще и постоянно отвлекаться на дела земные. В результате лишь один раз в год китайцы пытались умилостивить одного духа (назовем его одним из сановников Нефритового Владыки), который отчитывался перед Верховным Богом о поступках людей, и тот, прознав о не самых лучших из их деяний, по преданию, мог наслать на них несчастья.
Однако вряд ли кто-то боялся гнева Нефритового Владыки и его кары, ведь ее можно было избежать не столько образцовым поведением, сколько стряпней, которая призвана была раздобрить сановника-доносчика. Естественно, святости Нефритовому Владыке близость с императором не придавала. Когда на земле дела шли отлично, даосский бог якобы и вовсе себя не проявлял. Когда на земле начинались беспорядки, это означало, что он был недоволен деяниями земного императора. Получается, что бог никому в отдельности не помогал и взывать к нему с просьбами и мольбами было бесполезно. А когда император оказывался деспотом, бог сеял еще большую смуту, дабы указать людям на его ошибки и восстановить добродетель. Взаимодействие было не столько между людьми и Верховным Владыкой, сколько между земным и небесным императором. И даже не взаимодействие, а одностороннее воздействие небесного на земного. И в этом Нефритовый Владыка опять же недалеко отходит от концепции Неба, в результате которой и появляется слово «Поднебесная», используемое в отношении Китая. Это страна под Небом (не просто пространством над землей, где обитают души умерших, а еще и неким Абсолютом, законы которого здесь действуют).
Когда переводные книги с китайского языка рассказывают нам о пантеоне китайских богов — это в большинстве случаев неточности в переводе, и тогда пантеон богов, приближенный к реалиям Поднебесной, нужно понимать как пантеон добрых и злых духов или мифические персонажи, которые, однако, тоже скорее духи, чем боги, за исключением бога Паньгу, родившегося в яйце, которое представляло на тот момент Вселенную. По мере его роста желток превратился в мутное темное начало — землю, а белок — в небо. А Паньгу все рос и рос, и расстояние между небом и землей все увеличивалось и увеличивалось. Когда же Паньгу умер, его дыхание превратилось в ветер, плоть — в деревья, а паразиты, жившие на его теле, — в людей.
Религия или учение?
Но давайте вернемся к Библии и понятию Шан-ди. В Китае это слово не употреблялось с того времени, как Шан-ди трансформировался в идею Неба. Однако теперь слово «Бог» в китайском переводе Библии звучит именно так. И это рождает ряд вопросов. Бог в христианстве не обезличенный алтарь, не император и даже не первопредок в том понимании, в каком этим термином пользуются китайцы. Первопредок в христианстве скорее Адам, Бог же не родил Адама, а лишь создал по своему образу и подобию. Для китайца первопредок — человек, от которого пошел род (хотя бы и мифический). В Китае веками лелеялся культ предков. Шан-ди же, если и персонифицировался, то как раз по ассоциации с первопредком, а не создателем неба, земли и животных. Созданием того или иного предмета и явления занимались, по китайским преданиям, те или иные духи и божества, но не один-единственный Бог.Христианство укоренялось в Китае с трудом. Отчасти из-за того, что китайцам не были понятны термины. Как их древний Шан-ди вдруг стал христианским Богом? Почему католики стали именовать Бога tianzhu (тяньчжу) — Хозяин Неба? Того Неба как Абсолют, под которым китайцы всегда находились! Что это вообще за «хозяин неба», да еще и сложная система ритуалов в придачу к нему? И вообще, что такое религия? Ведь даже сегодня в Китае нет термина, который бы передавал в полной мере суть этого слова.
Религия по-китайски — zongjiao (цзун-цзяо). Где jiao — учение, а zong — христианский. Нетрудно догадаться, откуда пошел термин. И ислам, и христианство приравниваются к конфуцианству и даосизму — это просто учения, тогда как религия в понимании европейца — поклонение высшим силам, в реальность которых он верит, образ жизни, идеология, система символов, моральных правил, обрядов и культовых действий, исходящая из представлений об общем порядке бытия, и едва ли учение. По крайней мере европеец скорее определит религию через веру, нежели через слово «учение». И намного правильнее было бы вместо термина «католическое учение» в значении «католицизм» использовать словосочетание «католическая вера». Но с понятием «вера» в китайском языке те же сложности. Когда китаец говорит Wo xiangxin shangdi (я верю в Бога), он имеет в виду, что верит в христианского Бога. Если он говорит, что верит в Будду, эта фраза не используется. Слово «вера» в этом значении вошло в китайский язык не так давно и только с приходом христианства. Таким образом, вера в Бога для европейца сопряжена с тем, что Бог милосерден и вездесущ, что не поставит на жизненном пути человека больше преград, чем тот может преодолеть. Для большинства китайцев же сказать «я верю в Бога» равносильно тому, как сказать «я верю в существование Бога». Но ведь вера в Бога и вера в Его существование — не одно и то же. Скорее первое включает в себя второе и много чего еще. Китаец, однако, зачастую далек от этого «много чего еще».
Нужный иероглиф
В китайско-русских и русско-китайских словарях слову «Бог» соответствует несколько иероглифических эквивалентов. Безусловно, shangdi и tianzhu, о которых уже шла речь, а также lao tianye (лао тянь’е) — небесный старец, небесный дед и shen шень — дух, божество, Бог. Последний иероглиф встречается в таких словах и словосочетаниях, как теология — shenxue (наука о святом, наука о Боге), ai zhi shen (богиня любви, об Афродите), shenqu («Божественная комедия», поэма Данте), linshen (душа). Получается, что иероглиф c чтением shen передает и святость, и духовность и употребляется в значении «Бог», но в Библии почему-то фигурирует другое слово — shangdi, приравнивая христианского Бога к древнекитайскому и смешивая такие понятия, как религия и учение, вера в Бога и допущение того факта, что он существует.В последнее время в Поднебесной умножилось число христиан, но не запутались ли жители КНР в терминах и не хотят ли просто ориентироваться на Запад с учетом того, что к религии сейчас приходят люди от 16 до 39 лет (самые молодые), тогда как раньше в христианство обращались лишь некоторые и лишь после 40? Вполне вероятно, что религия для китайца — лишь модное течение, как любое другое, идущее из Европы или США. Могут ли они проникнуться христианским Богом, испытать священный трепет или очищение посредством молитвы? Или Аллахом — anla (Аньла), который даже не tianzhu и не shen, a zhenzhu (чженьчжу) — как будто «Бог» не общее слово, а титул, и у каждого он свой? Покажет время. Будет вполне правильно сказать, что древние китайцы всегда относились к своим персонифицированным богам и духам с долей сомнения. Как к примете, которой не веришь, но на всякий случай следуешь ей во избежание проблем. Поэтому богам они не молились, а лишь «угощали» их кушаньями, чтобы создать о себе хорошее впечатление. И, так или иначе, со временем отказались от подобного суеверия, как от любого другого, потому что оно не проникает в душу, как религия с ее ритуалами, изучением священных Писаний и сопричастностью к великому и необъяснимому. Сейчас многие китайцы предпочитают оставлять в храмах записочки с просьбами. Каждая просьба — к своему богу. Один бог — для того чтобы просить о богатстве, другой — о повышении в карьере, третий — здоровья своим детям. Это напоминает сжигание бумажки с написанной на ней просьбой и развеиванием ее пепла с целью исполнения желания, которое практикуется некоторыми суеверными людьми в России и странах Европы. Но достучится ли христианский Бог до китайской души? Станет ли ее частью?
