По образу жития древних

Подвиг жизни монахов Андроника и Афанасии (Лосевых)

Только сейчас нам открывается личный жизненный подвиг того, кого мы знали как великого ученого и философа — Алексея Федоровича Лосева.
Издательство «Русский путь» выпустило книгу «Радость на веки. Переписка лагерных времен», в которой явлено монашеское подвижничество отца Андроника и его супруги Валентины Михайловны Лосевой — монахини Афанасии.

Постриг они приняли в 1929 году, и духовник — афонский архимандрит Давид — недаром им дал такие имена и благословил на совершение монашеского подвига в «одной келейке» — так они называли свою комнатку в Москве. В подражание он предложил им житие их небесных покровителей.

Память прп. Андроника и Афанасии Церковь празднует 22 октября. Преподобный Андроник — золотых дел мастер и жена его Афанасия жили в Антиохии в V веке, при императоре Феодосии Великом. Святые проводили благочестивую жизнь и отличались делами милосердия: свое состояние они делили на три части — одну часть тратили в пользу бедных, другую — на церковное благолепие и только третью — на домашние нужды.
После смерти детей супруги приняли иночество. Преподобный Андроник стал учеником аввы Даниила в одном из египетских скитов, а преподобная Афанасия поступила в Тавеннисиотскую обитель. 12 лет святые жили там, пребывая в посте, безмолвии и молитве. После 12 лет подвижничества супруги встретились на пути к святым местам, но преподобный Андроник не узнал преподобной Афанасии, так как она была одета в мужскую одежду, а лицо ее исхудало и почернело от великого воздержания. По благословению аввы Даниила святые стали подвизаться вместе и 12 лет прожили в безмолвии. После смерти преподобной Афанасии св. Андроник узнал из предсмертного письма преподобной, что она была его женой.
Через семь дней после кончины своей супруги отошел ко Господу и преподобный Андроник.

Супругам Лосевым так же, почти сразу же после пострига, пришлось расстаться и вступить на путь подвижнического очищения, а потом опять воссоединиться и прожить вместе еще долгие годы, поддерживая друг друга не только в работе над научными трудами, но и в несении монашеского креста.

Местом подвижничества монаха Андроника и монахини Афанасии стала не египетская пустыня, а советский концлагерь, а учителями-наставниками не святые аввы, а скорби, унижения и болезни. Памятник этого подвижничества — опубликованные издательством «Русский путь», письма. В них раскрывается духовный опыт, рожденный условиями XX века, который является уникальным. Сам Лосев определил его следующими словами: «Мы с тобой за много лет дружбы выработали новые и совершенно оригинальные формы жизни, то соединение науки, философии, духовного брака и монастыря, на которые мало у кого хватило пороху и почти даже не снилось никакому мещанству из современных ученых, философов, людей брачных и монахов. Соединений этих путей в один ясный и пламенный восторг, в котором соединилась тишина внутренних безмолвных созерцаний любви и мира с энергией научно-философского творчества, — это то, что создал Лосев и никто другой, и эту оригинальность, глубину, жизненность никто не может отнять у четы Лосевых».

Характеристика эта может показаться нескромной, отдающей аффектом, но, когда вчитываешься во все материалы, связанные с четою Лосевых (а за последние годы стараниями их ученицы, друга и сомолитвенницы — А.А.Тахо-Годи их опубликовано очень много), убеждаешься в ее абсолютной справедливости.

А лагерные письма Лосевых кроме того, что они служат подтверждением выше процитированной характеристики, можно назвать свидетельством миру о том, что такое единство душ, что такое настоящая любовь, «которая всегда есть не только гениальность, но и благодать. Любить можно только по благодати, которая дается сама собой, задаром». Письма — свидетельство того, что в лагерном аду спасала, согревала, сохраняла душу только любовь: «На душе горестно, тяжело — но тихо, безмолвно. Душа ждет встречи с тобою и чувствует свои корни, уходящие в твою любовь, в твое сердце. И нет никакого возмущения, а есть под тяжестью и нелепой бессмыслицей дня чистая и светлая радость любви, прощения, умиления; и нет, нет во мне никакой злобы ни к чему и ни к кому, и чувствую твою вечную, ясную, теплую, умильную лампаду любви… Прости за все! Сама знаешь, за что. Прости и утопи мою злобу в море твоей любви, сожги холод и мрак моей души в огне твоей любви и ласки».

Выражалась любовь в лагерные годы прежде всего молитвой друг за друга. И о силе этой молитвы свидетельствуют перемены, которые Бог посылал во внутреннем состоянии души, а потом и во внешнем устройстве. Очень ценным для нас является то, что в корпус опубликованных писем, включены и те, в которых выразилось сомнение, отчаяние и даже близость бунта, пережитые Лосевым в первый год пребывания в Свирьлаге. Через это мы лучше можем понять, что пришлось преодолевать исповедникам Христовым в ГУЛАГе. Дело было не только в нечеловеческих условиях труда (на лесоповале по колено в ледяной воде) и жизни (в сырых палатках по сто человек), а во внутренней тяготе. Труднее всего было противостоять духу уныния, отчаяния и «окамененного нечувствия», который пленял человека в лагерных условиях.

«Скажи, родная, можно ли оставаться нормальным человеком и сохранить ясную и безмятежную улыбку, когда вокруг себя постоянно и неизменно слышишь самую отвратительную ругань, когда эта сплошная и дикая матерщина доводит иной раз почти до истерики!.. И это душевное растление длится не 5−6 дней, а несколько лет, когда душа распинается тысячей ненужных и вредных чувств и вещей, когда ум лишен всякой возможности (несколько лет!) сосредоточиться, когда душа расхищается ежеминутно, ежесекундно, когда рассеяние доходит до последних глубин и мутнеет сознание, как это бывает у алкоголика, у блудника, у наркомана… чистая злоба, нахальная и неприкрытая, обнаженный аффект слепого озлобления царит и вокруг меня, и, кажется, во мне».

Смысл, содержание ответных писем Валентины Михайловны Лосевой — монахини Афанасии полнее всего выражены в ее стихотворении, которое опубликовано в книге:

Тобою к Богу приведенная,
Нездешним светом озаренная,
Воскресшая душа моя
С тобой всегда.

С тобою жизни крест пронесшая,
Твои страданья перенесшая,
Молящая душа моя
С тобой всегда.

И сердца огненных молений,
И чистых тайн всенощных бдений
Бессмертная душа моя
Полна всегда.

Земными зримая очами,
Бессонными распятая ночами,
Скорбящая душа твоя
Живет всегда.

<…>
В обители, где умных молний
Горит огонь в прохладе горней,
Надмирная душа твоя
Живет всегда.

Своими письмами, а главное — своей молитвой спутница А.Ф.Лосева (монаха Андроника) поднимала его над «проклятой пошлостью людской» в «горние обители». Она напоминала ему о том, как он «учил ее диалектике»: «Именно в муке, в страдании, во всей этой непонятности вот тут-то и увидеть любовь». Напоминает об опытных реалиях духовной жизни: «Ясочка, в минуты последней скорби, тупой окаменелости души я взываю не к уму уж, а просто к доверию. Это единственно незыблемо во мне: доверие к тому, что делается с нами, Доверяю, хотя и не понимаю сейчас. Верю, что потом пойму. Знаешь, как змея, меняющая шкуру, должна стеснить себя для того, чтобы сбросить шкуру. Или, иногда кажется, что так должно себя чувствовать зерно, попавшее в землю и начавшее гнить. Что гниет, оно чувствует, и это потрясающе страшно, пусто и холодно, а что новый живой росток где-то на глубине прозябает, этого не видно еще.
Не знаю, Ясочка, прости за глупые рассуждения.
Головушка ласковая, умная, большая, не могу осмыслить, рассказать словами, но чувствует иногда сердце, несмотря на всю боль за тебя, чувствует какую-то радость за тебя же и какой-то временами нездешний покой, уверенность в чем-то».

По сути дела в этих словах выражено святоотеческое учение о смысле скорбей, но не в виде нравоучения, а по-женски сострадательно, доверчиво и просто. В этом парадокс личности Валентины Михайловны Лосевой — она была умнейшим, образованнейшим человеком, — выдающимся астрономом, математиком, философски и богословски начитанным человеком, монахиней, наконец, но в ней всегда оставалось незыблемым то, что поэты называли «вечно-женственным началом», а ее супруг расшифровал в стихотворном образе: «Ребенок, девочка, дитя, и мать, и дева, и прыгунья. И тайнозритель, и шалунья. Благослови, Господь тебя».

Читая письма, мы видим, как молитвенная, словесная, и бытовая (В.М. — лагерница для лагерника (!) посылала А.Ф. посылки) поддержка творила чудеса. Почти потерявший зрение (потом наступит и полная слепота) Лосев не был сломлен духовно и исповедовал: «Бог требует отдать всякое, хотя бы и простейшее понимание происходящего, и волей- неволей приходится его отдавать, ибо Христос выше и дороже и понимания жизни, и самой жизни».

Господь пошлет монаху Андронику в последний год лагерных мучений и то, что он называет «понимание жизни», пошлет в необычной форме — «сколько придумывается всего нового и неожиданного и какие приходят неожиданные образы и слова», — так сложится в цикл художественных повестей, лучшую характеристику которых мы находим у Валентины Михайловны Лосевой: «Сколько всего в мире! Света, тьмы, любви, ласки, пошлости, пакости, нежности, цинизма, невыразимых тихохладных высот созерцания, исступленной пьяной матерщины, умной собранности и суетной рассыпанности, сколько бессознательного томления духа… И все-все, и светлое небо со звездами, и пьяный разврат, молитва и матерщина — все это жизнь…
Чтобы я не увидела нестерпимое, стоит мне ощутить в себе всегда присутствующую, нашу с тобой жизнь, и смиряется душа, принимает все без трепета. Ведь: или все, или ничего! Ясочка! пусть любые скорби, лишь бы сияла в вечности наша «Радость на веки».

Эти слова можно рассматривать, как программу жизни христианина в XX, а теперь уже и в XXI веке. В пустыню не скроешься, от реалий современной жизни не убежишь, приходится жить в этом месиве, где «все-все, и светлое небо со звездами и пьяный разврат, молитва и матерщина», все непонятным образом соседствует. Важно только научиться молиться, верить и любить в любых условиях и обстоятельствах, тогда все обретает смысл.

В конце книги, в комментариях дано письмо, которое было написано Лосевым супруге и сомолитвеннице уже после лагеря, — это настоящий гимн Любви (как у апостола Павла в 13 главе Первого Послания к Коринфянам). Этим гимном мы и закончим эту статью-благодарение и авторам (помяни Господи во Царствии Твоем монаха Андроника и монахиню Афанасию) и издателям книги «Радость на веки. Переписка лагерных времен»:

«Родная, вечная, чистая, нежная, незаменимая, незабвенная, ясная, бедная, скорбная, бездонная, любимая, хорошая, дорогая, родная, родная, родная моя Ясочка! Разве можно все это выразить? Все эти дни я хожу с мечтой сесть и написать тебе все, выразить тебе всю душу. Да ведь разве это возможно? Головушка моя, бедная, хорошая головушка! Ласка ты моя бездонная. Сколько ты мне открыла знания, чувства, сколько любви, ласки, нежности! Сколько мы с тобою познали тайн жизни, как нам открылась бездна и тайна личности, души жизни!..

Доверчивая ты моя, простая ты моя, ничем не защищенная, наивная, благородная и печальная ты Ясочка! Хожу-хожу, а в сердце все время тает и приливает, приливает и тает неизменная радость о тебе, о том, что мы с тобой существуем, что есть Бог, есть жизнь наша осмысленная, что мы познали тайну и смысл жизни, что душа человеческая есть мысль Божия, что жизнь наша — таинство и чудо, что в наших странствованиях заложена глубокая мысль, что на глубине наших душ (пусть их поверхность волнуется) покоится сокровище любви, смысла, истины, живого ума и царит ясная, простая, светлая улыбка, царит твой наивный девичий лик, бездонная и физически ощутимая тайна вечно юной, вечно веселой, вечно неугомонной весны, сказки, какого-то расцветающего и никогда не оскудевающего утра жизни, любви, бытия, божественности. Ты моя утренняя, вечно юная утренняя, всегда молодая, всегда восходящая, всегда тихая и ясная, печальная и тайно радостная… Разве мы можем постареть? Разве ум, живой ум, душа, разве они стареют?»