 |
| Радонеж | Андрей Кострюков | 30.06.2005 |
Принятые документы относятся к наиболее важным пунктам в наших взаимоотношениях. Известно, что к концу ХХ века со стороны Русской Зарубежной Церкви звучали три претензии к Московскому Патриархату — 1. Канонизация Новомучеников, 2. Осуждение «Декларации» митрополита (впоследствии Патриарха) Сергия и 3. Отказ от участия в экуменическом движении[1].
Канонизация сонма Новомучеников, состоявшаяся на Юбилейном Архиерейском Соборе 2000 года практически сняла первый из ставившихся вопросов. Конечно для того, кто единства не хотел, канонизации не стали причиной для изменения своего мнения. Незадолго до Юбилейного Собора иеромонах Дионисий (Алферов) (ныне епископ «Истинно-православной церкви») писал: «В МП замалчивают подвиг иерархов и священников, открыто противостоящих сергианской неправде. Если Патриархия когда-нибудь составит свои святцы Новомучеников, это на три четверти будут НЕ ТЕ лица, что прославлены в РПЦ (з)"[2]. Факт прославления на Соборе целого ряда святых, находившихся в оппозиции митрополиту Сергию, иеромонаха Дионисия не переубедил. А тогдашний глава Русской Зарубежной Церкви, митрополит Виталий (Устинов), даже поставил эту канонизацию в вину Собору, заявив, что «Московская Патриархия, будучи прямой наследницей палачей, поверх своей волчьей шкуры нарядилась в невинную овцу и теперь прославляет убиенных и замученных жертв коммунистических ее вождей"[3].
Таким образом, недовольные шагами Московского Патриархата и Русской Зарубежной Церкви навстречу друг другу будут всегда. Бесспорно, будут они и теперь, когда опубликованы документы, снимающие как проблему взаимоотношений с государственной властью, так и проблему отношений с инославными. Вне всякого сомнения, некоторых непримиримых членов РПЦЗ возмутит и документ «О совместной работе комиссий Московского Патриархата и Русской Зарубежной Церкви». Однако, наверное, следует ориентироваться не на тех, кто будет до конца стоять против воссоединения, а на тех, для кого разделение Русского Православия — одна из наиболее крупных трагедий ХХ века.
О документе «Об отношениях Церкви и государства».
Вопрос об отношении Церкви к государственной власти на протяжении всего периода разделения был, пожалуй, решающим. Как известно, в первые годы советской власти не поднималась проблема отношения к межконфессиональному диалогу, не ставился вопрос о канонизации новомучеников. Остроту в те годы имел лишь вопрос о том, как должны строиться отношения Церкви с государством и, в частности, с государством безбожным.
Значительный шаг вперед в решении этой проблемы сделал еще Юбилейный Собор 2000 года, принявший «Основы социальной концепции Русской Православной Церкви». Опубликованный ныне документ «Об отношениях Церкви и государства» является еще одной вехой на пути преодоления данной проблемы.
Прежде всего, в этом документе хотелось бы отметить признание обеими сторонами возможности компромисса в ситуации, сложившейся в России в годы гонений. Но с другой стороны настоящий документ признает, что путь компромисса не был единственным путем во взаимоотношениях между православными христианами и безбожным государством.
В данных заявлениях ничего неожиданного нет. Достаточно вспомнить, что среди канонизированных Зарубежной Церковью новомучеников немало тех, кто сохранял верность митрополиту Сергию: священномученики Иоанн (Поммер), Иларион (Троицкий), Константин (Дьяков), Анатолий (Грисюк). И наоборот, среди святых новомучеников и исповедников, прославленных Московским Патриархатом в последние годы, есть те, кто категорически отвергал политику компромисса с безбожной властью и не находился в общении с митрополитом Сергием: священномученики Кирилл (Смирнов), Серафим (Звездинский), Серафим (Самойлович), Амфилохий (Скворцов), святитель Афанасий (Сахаров), мученик Михаил Новоселов и другие.
Вопрос здесь в том, что допустимо в политике компромисса, а что нет. Документ, на первый взгляд, не проводит здесь четкой границы. И все же документ говорит о том, что для христианина может быть приемлемо. Из слов документа, что «земная и временная власть государства признается ценной в той мере, в какой его сила используется для поддержания добра и ограничения зла», прямо следует, что государственная власть, не поддерживающая добро и не ограничивающая зло теряет для христианина всякую ценность. В связи с этим представляется важным осуждение тех священнослужителей и мирян, которые «способствовали гонителям в их действиях».
Документ «Об отношениях Церкви и государства» говорит не только о событиях трагического ХХ века. Он рассматривает проблему в ее исторической ретроспективе, дает ответ на вопросы, накопившиеся за тысячелетия существования христианства. Мало кто решится отрицать вполне очевидный факт, что фактическое порабощение Церкви государственной властью началось задолго до событий 1917 года. В качестве примера документ приводит ситуацию, сложившуюся в России после петровских реформ. Церковь в те годы, по меткому выражению В. Соловьева, «принуждена была надеть государственный мундир"[4]. Произошел фактический отказ от идеи симфонии государства и Церкви, которая стала не более чем ведомством государственного аппарата. Понятно, что в годы советской власти симфония вообще считалась давно ушедшим в прошлое несбыточным идеалом. Построение новой системы взаимоотношений с государством по-видимому, начинается только сейчас. И документ «Об отношении Церкви и государства», как и «Основы социальной концепции Русской Православной Церкви», имеет в этой связи ключевое значение, ибо обозначает приемлемые пути в отношениях между Церковью и государством. Признавая недопустимым для Церкви принятие на себя государственных функций, выступая против вмешательства государства во внутрицерковные дела, документ прямо говорит о том, что обязанность Церкви — «оказывать духовное влияние на государство», а также поддерживать все его благие начинания.
О «Комментарии к совместному документу
Комиссий Московского Патриархата и Русской Зарубежной Церкви
«Об отношениях Церкви и государства».
Данный документ продолжает тему взаимоотношений между Церковью и государством и рассматривает вопрос о Послании Заместителя Патриаршего Местоблюстителя от 16/29 июля 1927 года («Декларации» митрополита Сергия) и церковной политике в условиях тоталитарного режима. Напомним, что в 1927 году был издан документ, подписанный митрополитом Сергием и состоящим при нем Синодом. В документе говорилось о лояльности Церкви по отношению к государственной власти. Несмотря на то, что ряд положений «Декларации» соответствовал заявлениям святого Патриарха Тихона († 1925), ряд высказываний митрополита Сергия был воспринят как недопустимое отступление перед лицом безбожной власти. Митрополита Сергия обвинили также в единоличном принятии этого спорного документа, ибо права Синода, собранного вокруг себя самим митрополитом Сергием, многим представлялись более чем сомнительными. Именно «Декларация» и стала для многих церковных групп, как внутри России, так и за ее пределами, причиной разрыва отношений с будущим Патриархом. Послание митрополита Сергия долгое время ставили в вину всему епископату Русской Православной Церкви. В связи с этим представляется вполне закономерным, что комиссии уделили этому вопросу особое внимание.
Прежде всего, и Московский Патриархат и Русская Зарубежная Церковь засвидетельствовали, что «Декларация» была принята под нажимом большевиков, стремившихся подчинить Церковь своей политике. При этом, стороны единодушно признали, что «как в зарубежной части Русской Церкви, так — что особенно важно — и внутри России „Декларация“ расценивалась церковным народом как болезненный, трагический компромисс, но не как свободный голос Христовой Церкви». Действительно, «Декларация» не избавила принявших ее священнослужителей от гонений. Она же служила для безбожников поводом для гонений на тех, кто принять ее отказывался. Кроме того, по признанию сторон, «Декларация» до сих пор «является соблазном для многих чад Русской Православной Церкви».
Стороны признали, что путь компромиссов, несмотря на то, что в истории такие случаи часто бывали, никогда не считался «нормальным, единственным и естественным для Церкви Христовой». Отказ Московского Патриархата от «Декларации» выражен в «Основах социальной концепции Русской Православной Церкви», принятых Юбилейным Архиерейским Собором 2000 года. Здесь прямо говорится о возможности для Церкви, в случае, если «власть принуждает православных верующих к отступлению от Христа и Его Церкви, а также к греховным, душевредным деяниям», отказать государству в повиновении.
И все же, несмотря на фактическое осуждение «Декларации», Московский Патриархат и Русская Зарубежная Церковь отказались осудить самого Патриарха Сергия, действия которого были расценены не как преступление, и даже не как ошибка, а как трагедия Первосвятителя, пытавшегося, по словам Святейшего Патриарха Алексия II, «под честное слово договориться с преступниками, дорвавшимися до власти». Добавим к этому, что, по имеющимся сведениям, митрополит Сергий пошел на подписание этого документа под угрозой массовых арестов духовенства[5]. И если это действительно так, какое-либо осуждение самого владыки Сергия со стороны нас, ныне живущих, выглядело бы вопиющей несправедливостью и неблагодарностью.
Можно сколько угодно рассуждать о том, что было бы с Русской Церковью, откажись она от любого компромисса и уйди в глубокое подполье. Но история не знает сослагательного наклонения. В реальной современной жизни мы видим пусть не такое быстрое, как хотелось бы, но все-таки заметное возрождение Церкви. С другой стороны, мы видим во что превратились группы, избравшие катакомбный путь существования. Эти мелкие организации, в большинстве своем, не только утратили апостольское преемство, не только стали прибежищем для самозванцев и извергнутых из сана священнослужителей, но и, по мысли документа, стали более похожими на секты, чем на Церковь.
Важным в «Комментарии» представляется заявление о том, что, приняв «Декларацию», Церковь не вошла в единомыслие с большевистской властью. Это подтверждается и тем, что для безбожных властителей одинаково неблагонадежными остались и те, кто принял «Декларацию», и те, кто принять ее отказался. И те, и другие, невзирая на несогласие во взглядах на большевистское государство, равно принимали гонения и смерть за Христа и Его Церковь.
Стороны согласились, что «политика митрополита Сергия, несомненно, была направлена на сохранение церковной иерархии, которую стремились уничтожить богоборцы, а также возможности преподания Таинств». Сейчас, по прошествии многих лет, мы действительно можем сказать, что и крещения, и отпевания, и проповедь были в советское время возможны все-таки благодаря тем, кто не ушел в «катакомбы», а смирился пред властью, пошел на уничижение себя ради своей паствы. Ныне мы имеем Церковь благодаря всем этим батюшкам, которых не в меру ревностные православные презрительно именуют «сергианами».
Именно эта политика, в совокупности с начавшейся войной и позволила Церкви выжить, подняться и укрепиться, получив некоторую передышку перед гонениями 50−80 годов.
В заключение хотелось бы отметить, что формулировки «Комментария» отличаются четкостью и взвешенностью. Это дает все основания надеяться, что документ поставит точку в этом вопросе.
О документе «Об отношении Православной Церкви
к инославным вероисповеданиям и межконфессиональным организациям».
Среди решений, принятых в ходе совместных встреч комиссий Московского Патриархата и Русской Зарубежной Церкви, особое место занимает документ, выражающий отношение сторон к инославным вероисповеданиям и межконфессиональным организациям. Проблему отношения к инославию нельзя считать частным делом Московского Патриархата и Русской Зарубежной Церкви. Этот вопрос является важным и для других Поместных Церквей, где споры по проблеме экуменизма также не утихают.
Проблема экуменизма в течение первых десятилетий разделения не являлась ключевой в противостоянии Московского Патриархата и Русской Зарубежной Церкви, которая сама активно участвовала в экуменическом движении. Обвинения в ереси экуменизма стали звучать в адрес Московского Патриархата относительно недавно. Немалую роль тут сыграла известная анафема, вынесенная в 1983 году при митрополите Филарете (Вознесенском). Однако, можно надеяться, что теперь и этот вопрос будет закрыт.
Говоря об этом, неправильно было бы считать, что принятием документа одна из сторон внесла что-то новое в свое учение или от чего-либо отказалась. В этом вопросе всегда казалось главным обозначить четкие рамки того, что является для православного христианина неприемлемым, а что является допустимым, какой взгляд на инославие является ересью, а кокой нет.
Как следует из текста анафемы 1983 года, однозначно можно считать ересью лишь так называемую «теорию ветвей», учение о равноспасительности конфессий.
Но именно такой позиции всегда придерживался и Московский Патриархат, и отдельные высказывания иерархов и священников, противоречащие этой позиции, учения Церкви не отражают. Согласно опубликованному документу, обе стороны признали, что цель взаимоотношений с инославными — не слияние в единой «Сверхцеркви» по причине недостижимости до небес «земных перегородок», а научение неправославных истинной вере.
Путь же нормального, взвешенного диалога, без призывов «покрыть любовью» все разногласия, в определенных ситуациях может оказаться единственно приемлемым. Путь этот освящен русским философом А.С. Хомяковым, который в своих письмах Пальмеру, доказывал истинность Православия, профессором В.В. Болотовым, благодаря деятельности которого к Церкви присоединилась целая группа закавказских несториан[6], а также святителем Агафангелом (Преображенским), активно участвовавшем в диалоге с англиканами[7].
В связи с этим представляется правильным, что Московский Патриархат и Русская Зарубежная Церковь, не отказались от идеи диалога, заявив при этом, что в случае преобладания отрицательных тенденций в протестантизме, православные покинут межконфессиональные организации.
Отрицательно говорится в документе и о так называемой «теории ветвей», и о возможности литургического общения с инославными. В этом единая платформа, на которой всегда стояла как Церковь в Отечестве, так и Церковь за рубежом. При этом, не может не радовать тот факт, что Зарубежная Церковь, признав допустимость сотрудничества с инославными христианами в ряде вопросов, показала, что за десятилетия, проведенные вне канонического общения с Московским Патриархатом, она не замкнулась в себе, не уподобилась древним еретикам-кафарам, упивавшимся своей «чистотой», а сохранила свою открытость, показала готовность сообща бороться с проблемами, стоящими в настоящее время перед христианским миром.
О документе «О совместной работе комиссий Московского Патриархата и Русской Зарубежной Церкви».
Этот документ подводит итог проделанной работе. Практически по всем основным пунктам сторонам удалось найти взаимоприемлемые решения. Это свидетельствует о том, что вuдение основных проблем церковной жизни у Московского Патриархата и Русской Зарубежной Церкви всегда было одинаковым. Общая позиция сторон нашла отражение и в документе, касающемся взаимоотношений Православной Церкви с инославием, и в документах, касающихся отношений Церкви и государства. И все же круг вопросов, затронутый сторонами в ходе переговоров, не ограничивается только этими проблемами.
Так, например, большую важность имеет вопрос о том, каков будет статус Русской Зарубежной Церкви после объединения. Известно, например, что некоторые церковные деятели всерьез опасаются того, что Зарубежная Церковь растворится в Московском Патриархате. Однако, из опубликованного документа видно, что Московский Патриархат намерен, прежде всего, восстановить каноническое общение и не преследует цель поглотить Русскую Зарубежную Церковь, которой планируется предоставить самостоятельность «в делах пастырских, просветительных, административных, хозяйственных, имущественных и гражданских». Внутренние дела Зарубежной Церкви, как и прежде, будет решать Архиерейский Собор РПЦЗ, в то время как вопросы, выходящие за его рамки, планируется решать по согласованию с Патриархом Московским и всея Руси и Священным Синодом Русской Православной Церкви. При этом, вышестоящей организацией для Русской Зарубежной Церкви должны стать Поместный и Архиерейский Соборы Русской Православной Церкви. Самим архиереям Зарубежной Церкви предоставлено право участвовать не только в Поместных и Архиерейских Соборах, но и в заседаниях Священного Синода. Важно, что миро, согласно документу, Зарубежная Церковь должна получать от Патриарха Московского и всея Руси (с 1950 года РПЦЗ совершала мироварение самостоятельно). Во всем вышеизложенном трудно усмотреть ущемление прав Русской Зарубежной Церкви. Как известно, в первые годы своего существования Русская Зарубежная Церковь не претендовала на какой-либо автономный статус в будущем, не видела себя в отрыве от Церкви на Родине, а рассчитывала на полное слияние с ней после падения власти большевиков. В самом начале своего существования, на Карловацком Соборе, прозвучало даже заявление, что свои права Заграничное Высшее Церковное Управление сохраняет свои полномочия только до «установления нормальных почтовых и телеграфных сношений со Святейшим Патриархом"[8].
В связи с этим, предусматриваемый в нынешних документах статус Русской Зарубежной Церкви значительно выше статуса, который был предусмотрен ее основателями.
Важным представляется и планируемое при вступлении в силу Акта о каноническом общении, взаимное объявление об утрате силы ряда официальных документов, изданных сторонами. Речь идет о тех документах, где содержались «канонические прещения или иные выражения канонического непризнания иерархии и благодатной действительности церковной жизни». Это положение представляется совершенно естественным. Нынешняя ситуация облегчается еще и тем, что за все годы разделения никаких анафем ни с той, ни с другой стороны не было.
Среди препятствий на пути к единству документ «О совместной работе Комиссий Московского Патриархата и Русской Зарубежной Церкви» называет вопрос о епархиях и приходах Зарубежной Церкви на территории Московского Патриархата, а также проблему клириков, которые перешли из одной юрисдикции в другую, находясь под каноническими прещениями. Стороны признали, что данные вопросы следует решать «в духе икономии и пастырской осмотрительности».
Еще одна проблема — общение Русской Зарубежной Церкви с группами, отделившимися от некоторых Поместных Церквей в связи с переходом последних на новый стиль. Вне всякого сомнения, этот вопрос также должен быть решен. Более того, есть все основания надеяться, что в случае объединения Московского Патриархата и Русской Зарубежной Церкви, будут преодолены разделения и в этих Церквах.
Таким образом, еще есть вопросы, ожидающие своего решения. Однако, успешный ход переговоров вселяет надежду, что и эти проблемы не отодвинут торжества грядущего воссоединения Русского Православия.
[1] См. напр.: Марк, архиепископ. Сила Церкви в единении веры и любви // Русь Православная, 1997, N 5, с. 8.
[2] Дионисий, иеромонах. Наше отношение к «правому крылу» Московской патриархии // Успенский листок. Издание Новгородских приходов Российской православной Церкви юрисдикции Зарубежного Архиерейского Синода, N 21, с. 12.
[3] Федоров М. О вольнице духовной. Мысленный диалог с членом РПЦЗ // Русь Православная, 2001, N 5−6, с. 3.
[4] Соловьев В., О духовной власти в России // Полное собрание сочинений. СПб, Общественная польза, т.3, с. 214.
[5] Цыпин В., протоиерей. История Русской Церкви, 1917−1997. М. Издательство Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, 1997, с. 193.
[6] Давиденков О., священник. Традиционная христология нехалкидонитов. М. ПСТБИ, 1998, с.5−6.
[7] Успенский Н. Поездка на Ламбертскую конференцию // Журнал Московской Патриархии, 1958, N 8, с. 19.
[8] ГАРФ. Ф.6343. Оп.1. Д. 1. Л.11 об.
Андрей Кострюков (младший научный сотрудник Отдела новейшей истории Русской Православной Церкви ПСТГУ)
