Алапаевские мученики: убиты и забыты

Память 5/18 июля

Алапаевские мученики: убиты и забыты. Часть I

Под Алапаевскими мучениками имеют в виду:

Великого Князя Сергия Михайловича (25.9.1869 Љ 5/18.7.1918) — внука Императора Николая I, пятого сына Вел. Кн. Михаила Николаевича. Генерал-адъютанта, генерала от артиллерии по Гвардейскому корпусу; инспектора (1904), а позже (1905) генерал-инспектора артиллерии. В годы Великой войны — полевого генерал-инспектора артиллерии при Верховном Главнокомандующем.

Сестру Царицы-Мученицы Великую Княгиню Елисавету Феодоровну (20.10.1864 Љ 5/18.7.1918), настоятельницу основанной ею в Москве Марфо-Мариинской обители, в тайном постриге схимонахиню Алексию.

Крестовую сестру Марфо-Мариинской обители Варвару (Варвару Алексеевну Яковлеву, Љ 5/18.7.1918).

Князя Императорской Крови Иоанна Константиновича (23.6.1886 Љ 5/18.7.1918) — сына Вел. Кн. Константина Константиновича, флигель-адъютанта (1908), штабс-ротмистра Лейб-Гвардии Конного Его Величества полка, женатого (1911) на дочери короля Сербского принцессе Елене Петровне, в 1917 г. посвященного в иподиакона.

Князя Императорской Крови Константина Константиновича (20.12.1890 Љ 5/18.7.1918) — сына Вел. Кн. Константина Константиновича, флигель-адъютанта, штабс-капитана Лейб-Гвардии Измайловского полка, спасшего во время Великой войны полковое знамя, награжденного за это орденом Св. Георгия IV степени.

Князя Императорской Крови Игоря Константиновича (29.5.1894 Љ 5/18.7.1918) — сына Вел. Кн. Константина Константиновича, флигель-адъютанта (1915), штабс-ротмистра Лейб-Гвардии Гусарского Его Величества полка.

Князя Владимира Павловича Палея (28.12.1896 Љ 5/18.7.1918) — сына Вел. Кн. Павла Александровича от его морганатического брака с О. В. Пистолькорс (урожд. Карнович); графа Гогенфельзен (1904), князя (1915); поручика Лейб-Гвардии Гусарского полка; поэта.

Феодора Михайловича Ремеза (1878 Љ 5/18.7.1918) — управляющего Двором Вел. Кн. Сергея Михайловича, за которым он добровольно последовал в ссылку.

Русская Православная Церковь Заграницей прославила в лике святых всех, кроме Ф. М. Ремеза. Русская Православная Церковь (Московский Патриархат) прославила лишь Великую Княгиню Елисавету Феодоровну и инокиню Варвару.

Арест и заключение

В самом начале апреля 1918 г. из Петрограда в Вятку с правом свободного проживания были высланы Великий Князь Сергей Михайлович, Князья Императорской Крови Иоанн, Константин и Игорь Константиновичи и князь Владимир Павлович Палей. На службы они ходили в собор св. благоверного Великого Князя Александра Невского. Здесь Князь Иоанн Константинович, приняв посвящение в иподиакона, участвовал в богослужениях. Меньше чем через месяц пребывания в Вятке узников переселили в Екатеринбург и поместили в гостиницу. Известно, например, что Пасхальную заутреню (22.4/5.5.1918) князь В. П. Палей (по его собственным словам в письме) отстоял в Екатерининском кафедральном соборе, хотя екатеринбургские газеты о его прибытии сообщили лишь 4/17 мая. Те же газеты дали информацию о прибытии Великого Князя Сергея Михайловича и Князей Константиновичей 26 апреля/9 мая. Первый поселился в квартире бывшего управляющего Верхне-Камским банком В. П. Аничкова (второй этаж дома на углу Успенской улицы и Главного проспекта). Вторые — напротив, в номерах Атаманова (гостиница «Эльдорадо», впоследствии здание НКВД).

Во вторник Светлой седмицы (когда празднуется Иверская икона Божией Матери), 24 апреля / 7 мая (память прп. Елисаветы чудотворицы) в Москве была арестована Великая Княгиня Елисавета Феодоровна и в сопровождении келейницы Варвары Алексеевны Яковлевой и сестры Екатерины Петровны Янышевой отправлены поездом в Пермь. Здесь недолгое время «Августейшая Молитвенница» пребывала с сестрами в Успенском женском монастыре (где она побывала еще перед войной, летом 1914 г.), утешаясь ежедневным монастырским богослужением. Вскоре их переместили в Екатеринбург, где одной из сестер удалось близко подойти к Ипатьевскому дому и через щель в заборе увидеть даже Самого Государя. Недолгий приют московским изгнанницам предоставил Ново-Тихвинский монастырь, откуда вскоре стали носить съестное Царственным Мученикам в Ипатьевский дом.

Во вторник Фоминой недели 1/14 мая все находившиеся в Екатеринбурге принадлежавшие к Царскому Дому (кроме Самих Царственных Мучеников) получили предписание переселиться в заштатный город Алапаевск Верхотурского уезда Пермской губернии. Алапаевские мученики прибыли туда 7/20 мая, когда Церковь вспоминает явление на небе Креста Господня в Иерусалиме (351 г.). Их поселили в Напольной школе, при которой имелась часовня. Заключение узников Дома Романовых разделяли управляющий делами Вел. Кн. Сергея Михайловича Ф. М. Ремез, лакей кн. Палея — Ц. Круковский, доктор Вел. Кн. Сергея Михайловича Гельмерсен и лакей Кн. Иоанна Константиновича — Иван Калинин.

Первое время режим был более свободным: разрешалось посещение церкви в сопровождении красноармейца. 8/21 июня, по указанию из Екатеринбурга, был введен тюремный режим. Сестра Екатерина, врач и оба лакея были удалены. Убийство и расследование

5 июля 1918 г. (в день, когда Церковь празднует обретение в 1422 г. честных мощей преподобного Сергия, игумена Радонежского) Алапаевских узников вывезли из города. И там, в 18-ти километрах от Алапаевска убили, ввергнув в одну из заброшенных шахт железного рудника Нижняя Селимская. Перед смертью Вел. Княгиня Елисавета Феодоровна громко молилась и крестилась, говоря: «Господи, прости им, ибо не знают, что делают».

15/28 сентября Алапаевск был освобожден от большевиков армией адмирала А. В. Колчака.

8/21 октября их шахты Нижняя Селимская извлекли тело Ф. М. Ремеза; 9/22 октября — инокини Варвары и князя В. П. Палея; 10/23 октября — Князей Императорской Крови Константина Константиновича и Игоря Константиновича, Великого Князя Сергея Михайловича; 11/24 октября — Великой Княгини Елисаветы Феодоровны и Князя Императорской Крови Иоанна Константиновича. Пальцы правых рук преподобномученицы Великой Княгини Елисаветы и инокини Варвары, а также Князя Иоанна Константиновича были сложены для крестного знамения[1]. На груди Великой Княгини был обнаружен «завернутый в вощеную бумагу и мешочек с лентой через шею, массивный среднего размера образ Спасителя, усыпанный драгоценными камнями, на обратной стороне которого на бархатной, вишневого цвета рамке золотая пластинка с надписью: „Вербная суббота 13 Апреля 1891 г.“» [2] (дата присоединения к Православию Преподобномученицы). По одним сведениям эта икона — подарок ей Императора Александра III; по другим — подарена Царем-Мучеником незадолго до отречения. В кармане пальто Князя Иоанна оказалась «деревянная икона среднего размера, образ которого стерт, а на обратной стороне надпись: «Сия святая икона освящена». И: «На молитвенную память отцу Иоанну Кронштадтскому от монаха Парфения. (Афонского Андреевского скита) г. Одесса 14 Июля 1903 г.""[3].

Расследование по убийству в Алапаевске открыл 11 октября 1918 г. член Екатеринбургского окружного суда И. А. Сергеев. 7 февраля 1919 г. оно перешло к Н. А. Соколову. Итоги его он изложил в своей книге[4]. «И екатеринбургское и алапаевское убийства, — пришел к выводу Н. А. Соколов, — продукт одной воли одних лиц"[5].

Отличавшийся особой духовной чуткостью генерал-лейтенант М. К. Дитерихс, курировавший, как известно, дело по цареубийству отмечал: «…Убийству Августейшей Семьи и Членов Дома Романовых советские власти придавали чрезвычайно важное значение в деле подготовки для себя будущей победы…"[6]

Характеризуя тройное убийство летом 1918 г. в пределах Пермской земли (Царской Семьи, брата Государя Вел. Кн. Михаила Александровича и Алапаевских Узников), он называл их «особо исключительными по зверству и изуверству, полными великого значения, характера и смысла для будущей истории русского народа"[7].

Особое значение придавал он убийству вместе с Августейшими Мучениками оставшихся верными Им людей: «Вместе с упомянутыми Членами Дома Романовых были убиты избранные большевиками ближайшие Им лица Свиты, оставшиеся до конца верными своему долгу"[8].

И общий итог, выраженный генералом в чеканной форме: «Это было планомерное, заранее обдуманное и подготовленное истребление Членов Дома Романовых и исключительно близких им по духу и верованию лиц"[9].

«Алапаевское убийство, — пишут современные исследователи, — отличалось от Екатеринбургского расстрела […] Несколько вопросов ставили следователям обстоятельства сокрытия трупов. Кое-кто усматривал в их расположении на разных уровнях шахты признаки ритуального захоронения и хорошее знание убийцами степени родства жертв. […] Неразорвавшиеся «бомбы» и тела убитых чередовались. Ближе к поверхности находились трупы менее родовитого Палея, Яковлевой и Ремеза, глубже в шахту — старших из заключенных"[10].

Документы расследования убийства в Алапаевске впервые были обнародованы сравнительно недавно[11].

Ниже мы приводим свидетельства, которые нам удалось обнаружить в эмигрантской прессе, малодоступной большинству читателей.

Вел. Кн. Андрею Владимировичу удалось собрать некоторые свидетельства: «Как произошло убийство, — писал пользовавшийся ими управляющий делами Великого Князя, адвокат Алексей Сергеевич Матвеев, — установить в точности трудно. Слишком мало осталось официальных и проверенных документов и свидетельских показаний. Их можно было бы собрать гораздо больше, если бы белая контрразведка действовала с большей осторожностью и не расстреляла без допроса многих бывших членов охраны Великих Князей. Однако официальные следственные власти и милиция, по прибытию колчаковских войск, собрала кое-какие показания и составила полицейские протоколы.

Шахта, из которой были извлечены трупы, имела 28 сажен глубины. Вся шахта была завалена разным хламом: дровами, столбами, досками и землей.

Очень характерен порядок нахождения милицией трупов. […]

По свидетельству игумена Серафима, ему рассказывал неизвестный крестьянин, что в ночь с 17 на 18 июля возле этой шахты слышалось церковное песнопение, которое якобы продолжалось в шахте и весь следующий день.

Можно предположить, что когда узники узнали истинную цель привоза их к этой шахте, то они могли запеть какую-либо молитву, тем более что Князь Иоанн Константинович очень любил церковное пение и сам был регентом не только в церкви Павловского дворца, но даже в первое время в Перми во время ссылки. Затем Великая Княгиня Елизавета Феодоровна, будучи монахиней, могла принять участие в этом молитвенном пении. Убийцы, дабы избавиться от своих наиболее шумливых жертв, первыми бросили в шахту К. Иоанна Константиновича, а затем Елизавету Феодоровну. Отчасти этим можно объяснить нахождение этих двух трупов на самой большой глубине шахты.

Затем следует труп В. К. Сергея Михайловича. О нем имеется следующий официальный полицейский протокол: «Глаза закрыты и покрыты песком. Рот закрыт. Все лицо и голова покрыты песком, смешанным с хвойными иглами. Руки вытянуты вдоль туловища и полусогнуты в локтевой части. Пальцы правой руки сильно сжаты в кулак. Ногти впились в ладонь… Огнестрельная рана на голове».

Это единственный застреленный узник. Сжатая правая рука и впившиеся в ладонь ногти свидетельствуют о тех тяжелых муках, которые предшествовали кончине Великого Князя.

Все остальные жертвы были брошены в шахту живыми с завязанными глазами. Так как повязки у некоторых жертв остались не тронутыми, то можно предположить, что смерть наступила или моментально, или оглушенные ушибами, не приходя в сознание, они были засыпаны землей и хламом полуживые.

Убийцы, по-видимому, действовали следующим образом. Сбросив сначала в шахту живыми две свои жертвы, они бросали туда ручные гранаты, так как при раскопках шахты находили осколки и неразорвавшиеся гранаты, затем бросали разный, попавшийся под руку, хлам.

Князь В. Палей был найден в сидячем положении и можно предположить, что после падения у него хватило сил сесть, т. е. он был еще жив.

Так как между глубиной в 6 сажен, где были найдены трупы князя В. Палея и монахини В. Яковлевой, и глубиной в две сажени, где был найден труп Ф. Ремеза, имелся пролет в 4 саж., заполненный разным хламом и землей, для заполнения которого понадобилось много времени и работы, можно предполагать, что между убийцами и лакеем Вел. Князя Ф. Ремезом шли какие-то переговоры, и только в последний момент убийцы решили прикончить несчастного. Он был брошен в шахту живым. Труп его был обнаружен с сорванной с глаз повязкой.

Нахождение трупов на разной глубине вызвало на месте много толков. Предполагали, что все жертвы были брошены одновременно и их затем начали засыпать и забрасывать разным хламом, и несчастные по мере набрасывания туда досок, столбов и земли, карабкались кверху, а более сильные достигли даже двухсаженной глубины. Но эту версию нужно считать неправдоподобной. Во-первых, жертва с огнестрельной раной в голове не могла подняться на высоту даже в полсажени, а, во-вторых, медицинский осмотр колчаковских официальных властей установил смерть «последовавшую во многих случаях моментально""[12].

«По словам лиц, участвовавших в извлечении тел из шахты, — рассказывал бывший в 1918—1919 гг. помощником по гражданской части Верховного уполномоченного Российского правительства на Дальнем Востоке (ген. Д. Л. Хорвата) В. А. Глухарев, — только на теле Великого Князя Сергия Михайловича была огнестрельная рана в задней части головы внизу затылка; все остальные замученные были брошены в шахту живыми и умерли от повреждений полученных при падении и от голода. Тело Великой Княгини Елизаветы Феодоровны, несмотря на то, что все тела находились в шахте в течение нескольких месяцев, было найдено совершенно нетленным; на лице Великой Княгини сохранилось выражение улыбки, правая рука была сложена крестом, как бы благословляющая. Тело Князя Иоанна Константиновича тоже поддалось лишь частичному и весьма незначительному (в области груди) тлению, все остальные тела подверглись в большей или меньшей степени разложению"[13].

«Трупы не разложились, — читаем в исторической справке 1931 г., — и потому были легко опознаны близко знавшими их людьми. Почившие были найдены в своих одеждах, в которых находились в заточении и имели на себе личные документы, дневники и посмертные распоряжения.

Медицинское освидетельствование, произведенное тут же на месте, а затем и судебно-медицинское вскрытие, произведенное на кладбище, установили мученическую кончину жертв. Выяснилось, что они продолжали жить в шахте еще несколько дней и скончались от ушибов при падении и голода. В горле многих из них была обнаружена земля.

После вскрытия тела почивших были омыты, одеты в чистые белые одежды и положены в деревянные гробы, снабженные внутри футлярами из кровельного тонкого железа"[14].

Гробы поставили в кладбищенскую церковь. Там духовенство постоянно совершало панихиды, читалась неусыпающая псалтирь.

18/31 октября соборне (было 13 протоиереев и священников) отслужили заупокойную всенощную. Народу пришло столько, что храм не вместил всех пришедших проститься с Августейшими страстотерпцами. На следующее утро, 19 октября/1 ноября, из Свято-Троицкого собора Алапаевска вышел многолюдный крестный ход (духовенство, гражданские власти, мiряне, солдаты учебного батальона). В кладбищенской церкви отслужили панихиду. Подняв гробы на рамена, с пением «Святый Боже» понесли их сначала к Напольному училищу (где содержали Августейших узников); там отслужили литию, затем — в собор. Отслужив заупокойную Литургию, там совершили отпевание[15]. Народу было еще больше, чем накануне: пришло множество богомольцев из соседних деревень. «Многие плакали навзрыд, — вспоминал игумен Серафим, и прибавляет: — Тут была и одна особа из близких к Великой Княгине[16], тайно следила за всеми жизненными этапами своей любимой Великой Страстотерпицы"[17]. Под общенародное пение «Святый Боже», печальный перезвон колоколов и звуки духовой военной музыки «Коль славен наш Господь в Сионе» гробы были перенесены в склеп, устроенный в южной стороне алтаря Свято-Троицкого собора, вход в который тут же замуровали кирпичом. Распоряжение о месте погребения сделал адмирал А. В. Колчак[18].

«С прискорбием доношу, — телеграфировал 4 ноября 1918 г. английский комиссар в Екатеринбурге сэр Эллиот министру иностранных дел Великобритании А. Д. Бальфуру, — об извещении, полученном мною от русского Генерального штаба: после взятия 29 сентября Алапаевска русскими войсками нашли тела еще настолько сохранившиеся, что их можно было узнать. Это были тела Великой Княгини Елизаветы Феодоровны и трех Князей Императорской Фамилии Иоанна, Константина и Игоря Константиновичей, также тела Великого Князя Сергия Михайловича и одной придворной дамы[19], имя которой осталось неизвестным. Они были найдены на дне шахты, в которую они были брошены несомненно живыми. На них были брошены бомбы, которые, однако, не разорвались.

Найденные тела были погребены с церковными обрядами, в присутствии большого стечения народа. Полагают, что Принцесса Сербская Елена находится в Перми, куда она вместе с Сербскою миссиею была вывезена большевиками при эвакуации Екатеринбурга"[20].

[1] Так же как и у Друга Царственных Мучеников Григория Ефимовича Распутина, которого, после безуспешных попыток отравить, задушить, зарезать, застрелить, «изверги» (выражение Государя) утопили, затолкав, связанного, в прорубь под лед 17/30 декабря (память пророка Даниила и трех святых отроков: Анании, Азарии и Мисаила) 1916 года.

[2] Расследование цареубийства. Секретные документы. Сост. засл. юристы РФ В. И. Прищеп и А. Н. Александров. М. 1993. С. 272.

[3] Там же.

[4] Соколов Н. А. Убийство Царской Семьи. Издание Спасо-Преображенского Валаамского монастыря. 1998. С. 342−352.

[5] Там же. С. 352.

[6] Дитерихс М. К. Убийство Царской Семьи и Членов Дома Романовых на Урале. Ч. I. М. 1991. С. 13.

[7] Там же. С. 11.

[8] Там же. С. 11−12.

[9] Там же. С. 18.

[10] Расследование цареубийства. Секретные документы. С. 278.

[11] Там же. С. 247−333.

[12] Матвеев А. Алапаевская трагедия. По архивным данным Великого Князя Андрея Владимировича // Иллюстрированная Россия. Париж. 1934. N 35 (485). С. 5−6.

[13] Алапаевская трагедия // Русская газета. Париж. 1924. N 51. 22 июня. С. 2.

[14] Алапаевское убийство. (Историческая справка) // Царский вестник. N 210. Белград. 1931. 4/17 июля. С. 2−3.

[15] Расследование цареубийства. Секретные документы. С. 274−275.

[16] Возможно, об этой «особе» пишет сестра Преподобномученицы принцесса Ирена в письме от 12 ноября 1920 г.: «Я слышала, что после того, как были найдены тела, [кипарисовый] крест Эллы и деревянная цепочка были взяты одной дамой, которая жила в близ расположенном монастыре» (Миллер Л. Святая мученица Российская Великая Княгиня Елисавета Феодоровна. М. 1994. С. 216).

[17] Игумен Серафим. Мученики христианского долга. Монреаль. 1981. С. 34.

[18] Белевская-Жуковская М. Великая Княгиня Елизавета Феодоровна // Вечное. Аньер-сюр-Сен. 1968. N 7−8. С. 21.

[19] В действительности преподобномученицы Варвары. — С. Ф.

[20] Воспоминания о Царственных Мучениках // Двуглавый Орел. N 28. Берлин. 1922. С. 9−10. Со ссылкой на: Pages d`histoire, 1914−1919. Le Bolschevisme en Russie. Livre blanc anglais. Avril 1919. Berger-Levrault, librairies-editeurs. Nancy-Рaris-Strasbourg. 1919. P. 34−36.

Поезд шел на восток…

Но и по смерти не давал враг рода человеческого покоя телам Царственных страдальцев. К Алапаевску вновь приближались красные. В июне 1919 г. возник вопрос о вывозе останков убиенных. Свершилось это, как подчеркивает о. Серафим (Кузнецов, 1873 Љ1959), «по особому указанию Божию"[1]. Сам игумен вместе с братией эвакуированного Серафимо-Алексеевского скита Белогорского Свято-Николаевского монастыря находился в Екатеринбурге. Здесь же было местопребывание в то время комиссии по расследованию Екатеринбургского, Пермского и Алапаевского убийств Царственных Мучеников (генерал М. К. Дитерихс, Н. А. Соколов и А. П. Куликов[2]). Генерал М. К. Дитерихс способствовал получению игуменом Серафимом от Верховного правителя адмирала А. В. Колчака разрешения на перевозку гробов[3].

Погрузившись в товарный вагон, из Алапаевска о. Серафим отправился 1/14 июля 1919 года. Путь лежал в Читу. Был самый разгар гражданской войны.

«От Алапаевска до Тюмени, — читаем в специальном докладе игумена Серафима, — ехал один в вагоне с гробами 10 дней, сохраняя свое инкогнито, и никто не знал в эшелоне, что я везу 8 гробов. Это было самое трудное, ибо я ехал без всяких документов на право проезда, а предъявлять уполномочия было нельзя, ибо тогда бы меня задержали местные большевики, которые, как черви, кишели по линии железной дороги. Когда я прибыл в Ишим, где была Ставка Главнокомандующего, то он не поверил мне, что удалось спасти тела, пока своими глазами не убедился, глядя в вагоне на гробы. Он прославил Бога и был рад, ибо ему самому лично жаль было оставлять их на поругание нечестивых. Здесь он дал мне на вагон открытый лист, как на груз военного назначения, с которым мне было уже легче ехать и сохранять свое инкогнито. Предстояла еще опасность в Омске, где осматривали все вагоны. Но Бог и здесь пронес нас, ибо наш вагон, вопреки правил, прошел без осмотра. Много было и других разных опасностей в пути, но всюду за молитвы Великой Княгини Бог хранил и помог благополучно добраться до Читы, куда прибыл 16/29 августа 1919 года. Здесь тоже злоумышленниками было устроено крушение, но наш вагон спасся по милости Божией. […] От Алапаевска до Читы ехал 47 дней. Несмотря на то, что гробы были деревянные и протекали, особого трупного запаха не было, и никто, ни один человек не узнал за это время, что везу я в вагоне, в котором ехал я сам с двумя своими послушниками[4], которых взял из Тюмени» [5].

Сохранились воспоминания человека, ехавшего в том же поезде, к которому был прицеплен вагон игумена Серафима. Офицер Императорской армии А. Ю. Романовский, в 1930—1940-х гг. преподаватель математики в Лицее святителя Николая в Харбине, записал в 1972 г.: «Во время моей поездки в теплушке к нашему товарному поезду был прицеплен еще один вагон. На станциях, где были остановки, из него выходили за кипятком монашки. Все пассажиры были заинтригованы — кого эти монашки везут? Но в вагон сопровождавшие никого не пускали. Но потом оказалось, — по слухам выяснилось, что в этом вагоне везли тела убитых Членов Царской Фамилии"[6].

Стояла страшная жара. Железная крыша вагона сильно раскалялась. Инокиня Серафима[7], со слов игумена Серафима, записала: «Вагон его передвигался вместе с фронтом: проедет вперед верст двадцать пять, а потом откатится верст на пятнадцать и т. д. Благодаря пропуску […] его постоянно отцепляли и прицепляли к разным поездам, в общем содействуя его продвижению к конечной цели. Путешествие продлилось три недели, и невозможно представить себе, что пережили за это время о. Серафим и его два спутника, провожавшие свой страшный груз. Из щелей пяти гробов постоянно сочилась жидкость, распространявшая ужасный смрад. Поезд часто останавливался среди поля, тогда они собирали траву и вытирали ею гробы. Жидкость же, вытекавшая из гроба Великой Княгини, благоухала, и они бережно собирали ее как святыню в бутылочки"[8]. Много позже о. Серафим рассказывал игумении Гефсиманской обители в Иерусалиме матушке Варваре, что во время всего пути Великая Княгиня Елисавета Феодоровна не раз являлась и направляла его[9].

Далее инокиня Серафима вспоминала: «Незадолго до своей кончины он (игумен Серафим — С. Ф.) подарил мне пузырек с прахом Великой Княгини. Содержимое пузырька представляет собою высохшую массу темно-коричневого цвета, осевшую примерно до половины бутылочки. Пробка, пропитавшаяся жидкостью, ссохлась и уже не закрывает плотно бутылочку. Горлышко обвязано тряпочкой такого же темно-коричневого цвета, а вся бутылочка обмотана другой тряпочкой, покрытой такими же пятнами. Все это издает очень приятное, остро-пряное благоухание, не похожее ни на какой запах, который мне когда-либо приходилось обонять. Несмотря на свою нежность и тонкость, это запах очень пронизывающий, так как проходит сквозь нейлоновый мешочек, в который я бутылочку с тряпочками завернула. Она стоит у меня на полке перед образами, где всегда горит лампада. От времени до времени запах немного меняется, точно в составе преобладают попеременно то те, то другие ароматические вещества. Конечно, я не позволяю себе часто прикасаться к бутылочке, а только прикладываюсь к ней в день годовщины убиения Великой Княгини как к мощам или же сдуваю с нее пыль» [10].

[1] Игумен Серафим. Мученики христианского долга. С. 35.

[2] Андрей Петрович Куликов — личный почетный гражданин, подписывавший в качестве понятого протоколы, составленные Н. А. Соколовым в Екатеринбурге и Чите.

[3] Булыгин П. П. Убийство Романовых. М. 2000. С. 102.

[4] Речь идет о послушниках Серафимо-Алексеевского скита — Максиме Григорьевиче Канунникове и Серафиме Димитриевиче Гневашеве. — С. Ф.

[5] Перевезение тела и погребение Великой Княгини Елизаветы Феодоровны // Двуглавый Орел. N 6. Берлин. 1921. 15/28 апреля. С. 35.

[6] Мелихов Г. В. Белый Харбин. Середина 20-х. М. 2003. С. 134.

[7] В мiру княгиня М. А. Путятина, урожденная княжна Кудашева, племянница последнего Императорского посланника в Китае князя Н. А. Кудашева. Выехала в эмиграцию во Францию. После второй мiровой войны — в США.

[8] Инокиня Серафима. Об останках Великой Княгини Елизаветы Феодоровны // Возрождение. Ежемесячный литературно-политический журнал. Париж. 1964. N 151. С. 15.

[9] Миллер Л. Святая мученица Российская Великая Княгиня Елисавета Феодоровна. М. 1994. С. 215.

[10] Инокиня Серафима. Об останках Великой Княгини Елизаветы Феодоровны. С. 15−16.

В Чите

17/30 августа тела мучеников прибыли в Читу. Русские и японские офицеры доставили их в женскую обитель. «В Чите, — писал игумен Серафим, — при содействии атамана Семенова[1] и японских военных властей гробы в глубокой тайне перевезены в Покровский женских монастырь, где почивали 6 месяцев в келлии под полом, в которой я это время жил"[2]. (По всей вероятности речь шла о Читинском Богородицком женском монастыре. Обитель эта находилась в самом городе, там был один храм. Учреждена в 1893 г. из женской общины, основанной в 1886 году. Насельницы его занимались воспитанием девочек-сирот, преимущественно из духовного звания, и призрением больных и увечных. При монастыре была церковно-приходская школа.)

Сестра Преподобномученицы принцесса Виктория писала брату Эрнсту 27 января 1921 г. из Порт Саида, ссылаясь на рассказанное ей игуменом Серафимом: «Монах сказал мне, что когда гробы надо было скрыть на несколько месяцев, прежде чем они могли покинуть Сибирь, они были спрятаны в женском монастыре, где их открыли, так как это было необходимо; и тело нашей Эллы не было подвергнуто тлению, только высохло. Монахини обмыли его и переменили погребальные одежды на монашеское одеяние. И таким образом, она теперь одета так, как она хотела быть, так как она всегда собиралась, как она мне говорила раньше, совершенно уйти из мiра и закончить свои дни как монахиня, — после того как ее Дом (Марфо-Мариинская обитель — С. Ф.) был бы окончательно устроен"[3].

Позже, когда в 1981 г., перед прославлением, гробницы Преподобномучениц открывали в Иерусалиме, то «их мощи оказались облаченными в черные монашеские одежды, а на груди у св. мученицы Великой Княгини был обнаружен параманный крест"[4]. То, что параманный крест был на мощах одной Великой Княгини, — не случайность. Как стало известно недавно из воспоминаний схимонахини Анны (Тепляковой), Великая Княгиня Елисавета Феодоровна была тайно пострижена в схиму с именем Алексия в честь святителя Московского Алексия[5].

Времена были неспокойные. Вокруг было немало лазутчиков большевиков. Сняв доски пола предоставленной ему келлии, игумен Серафим вместе с послушниками вырыли неглубокую могилу, составив в ряд все восемь гробов, присыпав их сверху небольшим слоем земли. В этой келлии, как неусыпный страж, пребывал и сам о. Серафим. «Здесь, — по его словам, — совершалась молитва, исходили струи кадильного благоухания и мерцала неугасимая лампада"[6].

Помощник следователя Н. А. Соколова капитан П. П. Булыгин, прибывший вместе со следственной группой в Читу осенью 1919 г., вспоминал: «Дня два спустя после нашего прибытия Соколов, Грамотин и я нанесли визит в монастырь, где, как мы знали, нашли свое временное пристанище тела жертв Алапаевска. Нас приняла игумения, которая сообщила нам вежливо, но твердо, что без разрешения атамана Семенова она не готова обсуждать эту тему. […] Тогда мы спросили об игумене Пермского монастыря, отце Серафиме, который, как было известно, получил приют в монастыре после того, как его собственная обитель попала в руки большевиков. Монахиня снова отказалась отвечать. […]

Несколько дней спустя сам Атаман вернулся в Читу […] Семенов принял меня очень вежливо, просмотрел мои верительные грамоты, обещал оказать Соколову любую помощь и дал распоряжение игумении обезпечить нас всей необходимой информацией. […]

Получив разрешение атамана Семенова, мы уже без труда выяснили местонахождение отца Серафима. Я провел много часов в его келлии и даже не раз ночевал там. Те ночи в монастырских стенах дали совершенно необычные переживания мiрскому жителю. Я никогда не забуду тех старых, как мiр, деревянных строений напротив соснового леса и тех голубых островков снега, залитых лунным светом на монастырском кладбище, с острыми тенями крестов и сосен. Отец Серафим очень подробно рассказал о том, что сам знал о судьбе пленников, о похоронах, об эксгумации и перезахоронении их тел. Гробы, он сказал, были перевезены в монастырь русскими и японскими офицерами. Отец Серафим и два его послушника выкопали склеп под полом его келлии, поставили в ряд гробы, прикрыв их всего на одну четверть землей. Таким образом, ночуя на разостланной на полу келлии отца Серафима шинели, я лежал всего на четверть над гробами мучеников.

Однажды ночью я проснулся и обнаружил монаха, сидящим на краю своей постели… Он выглядел худым и изможденным в своей длинной белой рубахе и невнятно шептал: «Да, да, Ваше Высочество, Вы совершенно правы…» Отец Серафим явно разговаривал во сне с Великой Княгиней Елизаветой. Это была жутковатая картина в тусклом свете единственной лампады, мерцающей в углу перед иконой…

Засыпая, я все еще слышал его шепот: «Да, да, Ваше Высочество, Вы совершенно правы…""[7]

Кстати говоря, это было не единственное явление Преподобномученицы в данной обители. Пребывавший в Чите осенью 1919 г. или в самом начале 1920 г. епископ (впоследствии митрополит) Нестор Камчатский поведал об одном из таких явлений внучке священномученика митрополита Серафима (Чичагова) — монахине Пюхтицкого монастыря Серафиме (Резон, 1883Љ1963). Сохранился рассказ последней об этом, записанный монахиней Сергией (Клименко, 1905Љ1994): «… Митрополит Нестор приехал в Читу, город на границе с Китаем, чтобы оттуда эмигрировать. Он служил на родине последнюю Литургию в соборе, где тайно, под спудом, были погребены тела Алапаевских мучеников. Но об этом никто, кроме настоятеля, не знал. Во время совершения малого входа все священнослужителя выходят из алтаря на середину храма с Евангелием, свечами, дикирием, трикирием, рипидами. Митрополит Нестор стоит посредине храма на приготовленном для него амвоне. В это время Владыка видит, как из левого придела, живая, выходит Елизавета Феодоровна. Молится пред алтарем и последней подходит к нему. Он ее благословляет. Все переглядываются. Кого он благословляет? Пустое место? Никто ничего не видит. «Владыка, малый вход!» Но владыка Нестор никого не слышит. Радостный, сияющий, он входит в алтарь. В конце обедни говорит настоятелю: «Что же ты скрываешь? Елизавета Федоровна жива! Все неправда!» Тогда настоятель заплакал. «Какой там жива! Она лежит под спудом. Там восемь гробов». Но Владыка не верит: «Я видел ее живую!..""[8]

Тем временем под напором красных белые отступали. Вскоре в Чите оказалась следственная комиссия. Генерал М. К. Дитерихс распорядился вывозить тела мучеников дальше, в Китай. Но легко было указать. Дело в том, что власть адмирала А. В. Колчака кончалась за границами Российской Империи. Нужны были деньги, а их не было.

Об этой проблеме игумен Серафим не упоминает в своем докладе. Однако наличие ее совершенно очевидно, если учесть длительность пребывания его в Чите — целых полгода.

При этом решающую помощь для перевозки Алапаевских Августейших мучеников оказала Мария Михайловна Семенова-Глебова — по одним данным разведенная супруга, а по другим — брошенная любовница атамана Г. М. Семенова. Властность ее испытал на себе следователь Н. А. Соколов, когда атаманша взяла на себя роль защитницы дочери Г. Е. Распутина — Матрены[9].

Ко времени прибытия в Читу останков Алапаевских мучеников Г. М. Семенов расстался с Марией Михайловной, дав отступное в виде золотых слитков. (Тема атаманского золота в последнее время также нашла отражение в исторических исследованиях[10].)

Ее называли «Машей-цыганкой», «Машкой-Шарабан». Девичья ее фамилия была, судя по надписи на могильном памятнике, Вотчер (Vatchare), родилась она 11 мая 1897 г. в Темир-Хан-Шура, на Кавказе. Говорили и писали о ней по-разному. Сходились в том, что она обладала незаурядной наружностью. Сменившая Марию Михайловну новая жена Семенова (машинистка из его личной канцелярии) позволила близким атаману людям заметить в отвергнутой им уже «Маше-цыганке» «доброго человека"[11].

Это последнее качество нашло выражение в участии Марии Михайловны в дальнейшей участи Алапаевских мучеников. Историю эту поведал архимандрит Спиридон (Ефимов, 1902Љ1984), отец которого преподавал в школе при Доме трудолюбия в Кронштадте. Св. праведный о. Иоанн Кронштадтский был другом семьи Ефимовых.

Итак, по словам о Спиридона, в ответ на просьбы игумена Серафима «читинцы сочувствовали, но помочь не могли. Подражать нижегородцам «закладывавшим жен и детей» не хотелось. Кто-то посоветовал обратиться к «Машке-Шарабан», — она, дескать, славная. […] Вот к ней и направились привезшие святыни. Рассказали о встретившемся препятствии. «Машка-Шарабан» подвела пришедших к шкафу, открыла его и говорит: «Смотрите». Подошедшие увидели в шкафу золотые кирпичи. «Машка-Шарабан» объяснила, что это она получила от атамана, когда тот с ней разводился. […] Показав их, их владелица сказала, что посредством их она берется финансировать перевоз святых останков по иностранной железной дороге. Золотом можно расплачиваться всюду"[12].

С игуменом Серафимом Мария Михайловна достигла сначала Пекина, а затем отправилась и в Святую Землю. В Бейруте она познакомилась с сыном Хана Гусейна Нахичеванского (1863−1919)[13], прославившегося своей верностью Государю Императору в трагические дни марта 1917 г., поручиком Конной гвардии Ханом Георгием Нахичеванским. Мария Михайловна стала именоваться с тех пор ханума Мария Нахичеванская. «За все ею совершенное вознаграждена она Предивным Господом!"[14] - писал лично ее знавший архимандрит Спиридон.

Бог благословил брак двумя мальчиками, ставшими впоследствии офицерами египетской королевской армии. Хан мирно почил в Бейруте, где был погребен на православном кладбище. Ханума Мария скончалась 16 января 1974 г. в Каире. Была погребена в Старом городе на кладбище греческого православного монастыря Св. Георгия[15].

[1] Григорий Михайлович Семенов (Семенов-Мерлин) (13.9.1890 Љ30.8.1946) — сын казака Забайкальского казачьего войска. Участник Германской войны. Награжден орденом св. вмч. Георгия 4 ст. и золотым Георгиевским оружием. Есаул. После революции возглавил борьбу с большевиками в Забайкалье. Командир 5-го Приамурского корпуса (8.10.1918). Походный атаман Уссурийского и Амурского казачьих войск (с 19.11.1918). Командующий Восточно-Сибирской отдельной армией (8.12.1918). Походный атаман Забайкальского и Дальневосточных казачьих войск (23.4.1919). Войсковой атаман Забайкальского казачьего войска (с 13.6.1919). Командир 6-го Восточно-Сибирского армейского корпуса (18.6−3.8.1919). Помощник командующего войсками Приамурского военного округа и главный начальник Приамурского края (с 29.8.1919). Командующий войсками Читинского (с 12.11.1919; с 5.12.1919 — Забайкальского) военного округа. Главнокомандующий всеми Вооруженными силами Дальнего Востока и Иркутского военного округа, с подчинением Забайкальского округа (24.12.1919). Главнокомандующий войсками Российской восточной окраины (11.2.1920). Походный атаман всех казачьих войск Российской восточной окраины (с 30.4.1920). Походный атаман всех казачьих войск Сибири и Урала (с 28.4.1921). Генерал-лейтенант. Монгольский князь. Китайский мандарин 1-го класса. Полиглот. Бакалавр философии. После революции не принял гражданства какой-либо страны. Продолжал антибольшевицкую борьбу даже после вынужденного ухода за границу в сентябре 1921 г. После второй мiровой войны был арестован в Дайрене. По приговору Военной коллегии Верховного суда СССР повешен. Супруга и две его дочери погибли в лагерях на Колыме. - С. Ф.

[2] Перевезение тела и погребение Великой Княгини Елизаветы Феодоровны. С. 35.

[3] Миллер Л. Святая мученица Российская Великая Княгиня Елисавета Феодоровна. С. 220.

[4] Там же. С. 214.

[5] «Женская Оптина». Материалы к летописи Борисо-Глебского Аносина женского монастыря. Сост. С. и Т. Фомины. М. 1997. С. 493.

[6] Игумен Серафим. Мученики христианского долга. С. 35.

[7] Булыгин П. П. Убийство Романовых. С. 104−106. См. также с. 227−228.

[8] Монахиня Сергия (Клименко). «Минувшее развертывает свиток…» «Благо». 1998. С. 109−110.

[9] Российский архив. Т. VIII. М. 1998. С. 187, 188; Булыгин П. Убийство Романовых. С. 111−112, 229−230.

[10] Марковчин В. Три атамана. Книга создана на основе рассекреченных документов из архива ФСБ. Действующие лица: А. Дутов, Г. Семенов, Д. Тундутов-Дундуков. М. 2003.

[11] Там же. С. 191.

[12] Архим. Спиридон (Ефимов). Воспоминания. С. 125−126.

[13] В военной службе состоял с 1881 г. Произведен в офицеры (1883). Командир Нижегородского драгунского полка. Начальник 2-й кавалерийской дивизии (1914). Генерал-адъютант. Генерал от кавалерии. Командир Отдельного Гвардейского кавалерийского корпуса. Взятый в сентябре 1918 г. большевиками в заложники, был вместе с Великими Князьями заключен в Петропавловскую крепость и расстрелян.

[14] Архим. Спиридон (Ефимов). Воспоминания. С. 127.

[15] Беляков В. В. Российский некрополь в Египте. М. 2001. С. 26.

По Китаю

Поддержку игумену Серафиму на пути из Читы в Пекин оказал и атаман Г. М. Семенов.

«В виду предстоящей опасности, — говорится в докладе игумена Серафима, — при содействии Главнокомандующего всеми вооруженными силами Российской Восточной Окраины генерал-лейтенанта атамана Григория Михайловича Семенова, все 8 гробов из Читы мною вывезены 20 февраля/5 марта 1920 г. Генерал Дитерихс дал мне новое официальное уполномочие хранить гробы, найти им место временного покоя и, при благоприятном условии, в свое время вернуться с ними в Россию.

До ст. Хайлар я доехал без всякой охраны, инкогнито, благополучно. Здесь же на несколько дней власть переходила к большевикам, которые мой вагон захватили, вскрыли гроб Иоанна Константиновича и хотели над всеми совершить надругание. Но мне удалось быстро попросить китайского командующего войсками, который немедленно послал свои войска, которые отобрали вагон в тот самый момент, когда они вскрывали первый гроб. С этого момента я с гробами находился под охраной китайских и японских военных властей, которые отнеслись весьма сочувственно, охраняли меня на месте и во время пути до Пекина…"[1]

«Прибытие поезда на ст. Хайлар, — уточнял белградский «Царский вестник», — совпало с забастовками в полосе отчуждения Восточно-Китайской жел. дороги. Восставшие захватили вагон с гробами, самочинно вскрыли его и приступили к вскрытию самих гробов. Кощунство ограничилось одним гробом Князя Иоанна Константиновича, так как китайские войска успели отбить вагон, который с той поры находился под охраною японских войск"[2].

В последние дни февраля — гробы с телами Мучеников пребывали на станции Маньчжурия и в Хайларе. В начале марта они прибыли в Харбин. Здесь их встречал епископ Камчатский Нестор (Анисимов), что позднее ему было поставлено в вину органами советской госбезопасности[3]. Сюда же прибыл последний Императорский посланник в Китае князь Николай Александрович Кудашев (ум. 1925), рассказывавший позднее: «Как официальному лицу, мне пришлось поехать в Харбин, чтобы их опознать и составить протокол. Трудно себе представить ужас, который мне пришлось испытать: тела убитых пролежали в шахте целый год. […] По прибытии в Харбин тела были в состоянии полного разложения — все, кроме Великой Княгини, которая была совершенно нетленна. Гробы открыли и поставили в русской церкви. Когда я вошел в нее, мне чуть не стало дурно, а потом была сильная рвота. Великая Княгиня лежала как живая и совсем не изменилась с того дня, как я перед отъездом в Пекин прощался с ней в Москве, только на одной стороне лица был большой кровоподтек от удара при падении в шахту"[4]. О кровоподтеке на лице Преподобномученицы игумен Серафим, услышав переданный ему рассказ князя Кудашева, заметил: «У нее был сломан носик, но я его вправил к приезду посланника"[5].

Из Харбина поезд выехал 8 апреля. Следующая остановка была сделана в Мукдене, из которого выехали 13 апреля.

[1] Перевезение тела и погребение Великой Княгини Елизаветы Феодоровны. С. 36.

[2] Алапаевское убийство. (Историческая справка) // Царский вестник. N 210. Белград. 1931. 4/17 июля. С. 3.

[3] Митрополит Нестор (Анисимов). Моя Камчатка. Записки православного миссионера / Сост. С. В. Фомин. Свято-Троицкая Сергиева Лавра. 1995. С. 25−27.

[4] Инокиня Серафима. Об останках Великой Княгини Елизаветы Феодоровны. С. 14−15.

[5] Там же. С. 16.

Пекин

«8 апреля 1920 года, — вспоминал митрополит Китайский и Пекинский Иннокентий[1] (Фигуровский), — мною была неожиданно получена от Оренбургского архиепископа Мефодия[2] из Харбина телеграмма следующего содержания: «В субботу вечером из Харбина выезжаем для временного погребения в Миссии тел восьми замученных Великих Князей: сопровождает игумен Серафим. Благоволите распорядиться встретить на вокзале и разрешить погребение в Миссии».

Телеграмма эта была тотчас же сообщена Российскому посланнику в г. Пекине кн. Кудашеву, который был возмущен тем, что без всякого сношения с ним останки Вел. Князей были направлены в Пекин. Посланник тогда же высказался против перевезения останков в Пекин и отдал распоряжение задержать вагон с ними в Мукдене, где имеется прекрасный памятник-часовня и откуда легче перевезти гробы в Европу или в другое безопасное место. Но 13 апреля, на третий день Св. Пасхи, была получена телеграмма с пути от игумена Серафима, в которой он сообщал, что вместе с останками в этот день выезжает из Мукдена в Пекин. Я снова обратился в посольство с запросом, но получил оттуда категорический отказ принять какое-либо участие во встрече и устройстве останков Царственных мучеников. Мне ничего другого не оставалось как уведомить коменданта Пекинской крепости об ожидаемом прибытии гробов с телами Великих Князей и погребении их в мисийском склепе, находящемся в центре расположения Миссии. Но на следующий день комендант крепости по телефону сообщил мне, что Российское посольство не только против встречи, но даже против того, чтобы останки Вел. Князей были внесены в столицу.

Пришлось подчиниться странному противодействию посольства и устроить погребение на мисийском кладбище в 2 верстах от г. Пекина"[3].

Такая реакция посланника еще Царского времени была, вероятно, обусловлена принадлежностью князя Н. А. Кудашева к масонской ложе[4].

Что же касается места упокоения Алапаевских мучеников (вне городских стен), то в те времена еще действовал запрет китайских властей вносить мертвые тела в Пекин[5].

Наконец 3/16 апреля 1920 года, в Светлую пятницу в два часа утра гробы с телами Алапаевских мучеников прибыли в китайскую столицу.

Ровно в восемь часов утра в этот день вагон с 8 гробами Алапаевских мучеников был подан к Аньдинмэньским воротам. Там их уже ожидал архиепископ Иннокентий (Фигуровский) с крестным ходом, вышедшим рано утром с территории Миссии прямо из храма Всех Святых Мучеников. Из дипломатов, заранее предупрежденных, не пришел никто…

Вот как всё это впоследствии описывал митрополит Иннокентий: «16 апреля, в Пасхальную пятницу, в 2 часа утра вагон с гробами прибыл на главный вокзал г. Пекина; а в 8 часов был передан на площадку у Аньдинмыньских ворот. Здесь прибытия вагона с останками Великих Князей ждал крестный ход из Духовной Миссии во главе со мной. Никто из представителей Российского посольства на встречу не явился. Бросалось [в глаза] также отсутствие русских резидентов, проживавших в Пекине. Даже некоторые духовные лица, проживавшие в стенах Миссии, пытались уклониться от встречи, но под угрозой выселения из Миссии вынуждены были принять участие. Зато много было китайцев.

День выдался тихий и солнечный. Медленно подошел поезд к площадке и остановился. Мы вошли в вагон и были поражены. Вагон с останками Царственных мучеников оказался простым товарным вагоном, грязным, не убранным даже внутри. Гробы были простые деревянные и грязные. Не видно было никакого проявления уважения к останкам мучеников. В вагоне не было ни аналоя, ни иконы. Все это производило удручающее впечатление. Всем стало стыдно за тех, кто допустил такую небрежность.

Удрученные всем виденным, мы постарались поскорее вынести гробы из вагона и в сопровождении крестного хода перенести их в церковь преп. Серафима Саровского на мисийском кладбище.

Но когда гробы с останками Царственных мучеников были внесены в церковь и когда раздалось пение тропаря «Да воскреснет Бог», настроение наше резко изменилось и на душе стало радостно. Верилось, что Господь не допустит окончательной гибели России, и Россия вновь восстанет в прежних величии и мощи, славя Воскресшего из Мертвых"[6].

После заупокойной службы тела мучеников временно поместили в одном из склепов на кладбище Духовной миссии.

Одно из первых официальных сообщений об этом событии в русской эмигрантской прессе (правда, не совсем точное: в нем совершенно явно желание обелить посольство) было помещено в журнале «Двуглавый Орел» в разделе «Хроника»:

«Агентство Унион сообщает из Владивостока от 15 сентября, что из Харбина прибыли семь гробов, которые и были преданы земле на русском кладбище, расположенном вне черты гор. Пекина. Погребение было совершено в полной тайне, и даже русская миссия не была оповещена о нем. В четырех гробах помещены были тела расстрелянных Великих Князей Сергея Михайловича, Ивана и Игоря Константиновичей и Великой Княгини Елизаветы Феодоровны. В трех других гробах останки Их приближенных. Гробы эти были по приказанию адмирала Колчака перевезены из Сибири. Во время последнего большевицкого наступления их успели увезти и доставить на китайскую территорию"[7].

«По моей просьбе, — писал игумен Серафим, — атаман Семенов дал средства устроить в церкви под амвоном склеп, подобно тому, как в Вильне в Свято-Духовском монастыре, — с железными дверями, куда и были поставлены все 8 гробов; ключи от склепа хранились у меня и самый склеп за моей печатью"[8].

Памятником забот атамана Г. М. Семенова об упокоении Алапаевских мучеников является опубликованный в свое время документ — ответ Григория Михайловича на благодарственное письмо о. Серафима:

«Главнокомандующий

всеми вооруженными силами

Российской Восточной окраины

Мая 13 дня 1920 г.

г. Чита

Уважаемый отец Серафим.

Письмо Ваше получил и с великою радостью и душевным облегчением узнал, что, наконец, Господь Бог помог Вам довести Ваше великое дело если не до конца, то до безопасного пункта.

Прибывший из Пекина генерал-майор князь Тумбаир-Малиновский[9] обо всем подробно меня осведомил, хотя я ни на минуту и прежде не сомневался, что Преосвященный Иннокентий, по долгу верноподданнической преданности и Христианской любви, окажет достойный прием и великий почет останкам Августейших Мучеников; пусть служит прием в Пекине примером всем бывшим верным Царским слугам.

Для содействия по всем нужным вопросам и для присутствования от моего имени, в дальнейшем сопровождении, в Россию, останков Августейших Мучеников я командирую вместе с сим в Пекин генерал-майора князя Тумбаир-Малиновского.

Прошу Вас помянуть меня в своих святых молитвах

Уважающий Вас СЕМЕНОВ«[10].

«…Гробы, — писал современник, — были перевязаны крест на крест проволокою с приложением печатей Российской Духовной Миссии, вложены в новые цинковые гробы и поставлены в церкви во имя Преподобного Серафима Саровского […]. На крышках гробов прикреплены металлические дощечки с именами почивших: «Елизавета», «Сергий», «Иоанн», «Константин», «Игорь», «Владимир», «Варвара», «Феодор»» [11].

В 1920 году в Пекине в Русской типографии при Духовной миссии вышли две книги о. Серафима: «Православный Царь-Мученик» и «Мученики христианского долга» (об Алапаевских мучениках). В том же году в Харбине увидела свет книга, рассказывающая о Цареубийстве в Екатеринбурге и членов Дома Романовых под Алапаевском[12].

Первыми, по свидетельству митрополита Пекинского Иннокентия, интерес к Алапаевским мученикам проявили иностранные дипломаты: «После погребения останков мучеников долгое время никто не выказывал никаких знаков внимания. Только несколько месяцев спустя на кладбище прибыл первый секретарь Английского посольства в сопровождении Российского посланника кн. Кудашева. Прибытие указанных лиц было вызвано полученным из Лондона распоряжением о перевезении тела Великой Княгини Елизаветы Феодоровны в Иерусалим, куда оно впоследствии с телом ее послушницы Варвары и было перевезено.

Много позднее был получен через Французское посольство запрос из Белграда о том, в каком положении находятся останки Царственных мучеников и не безопаснее ли будет перевезти их на французское кладбище. Мысль о перенесении гробов на французское кладбище была однако оставлена, так как французское кладбище находилось в таком же положении, что и русское мисийское"[13].

[1] Митрополит Иннокентий (Фигуровский, 1864 Љ 15/28.6.1931), Пекинский и Китайский — рукоположен в священника (1884), назначен в Енисейскую епархию; пострижен в монахи (1890). После окончания С.-Петербургской Духовной академии со степенью кандидата богословия (1892) возведен в сан архимандрита (1894), назначен ректором С.-Петербургской духовной семинарии. Настоятель Покровского миссионерского монастыря в Москве (1895); начальник Китайской духовной миссии (1896). Хиротонисан во епископа Переяславского, викария Владимирской епархии (1902). Архиепископ Пекинский (апрель 1918).

[2] Митрополит Мефодий (Герасимов, 1856 Љ15/28.3.1931) — после окончания Казанской Духовной академии (1882) принял монашеский постриг (1886). Хиротонисан во епископа Бийского, викария Томской епархии (2.6.1894). Епископ Забайкальский и Нерчинский (24.12.1898); Томский и Алтайский (20.12.1912); Оренбургский и Тургайский (30.7.1914). Возведен в сан архиепископа (1918). В эмиграции (1919). Архиепископ Харбинский и Маньчжурский (1920). Возведен в сан митрополита (1929). - С. Ф.

[3] Митрополит Иннокентий. Как останки Царственных мучеников оказались в столице Китая // Царский вестник. Белград. 1931. N 128. 12/25 января. С. 5.

[4] Берберова Н. Н. Люди и ложи. Русские масоны ХХ столетия. Харьков-М. 1997. С. 24, 168.

[5] Мелихов Г. В. Белый Харбин. Середина 20-х. С. 137.

[6] Митрополит Иннокентий. Как останки Царственных мучеников оказались в столице Китая. С. 5.

[7] Двуглавый Орел. Вып. 2. Берлин. 1920. 15/28 декабря. С. 28−29.

[8] Перевезение тела и погребение Великой Княгини Елизаветы Феодоровны. С. 36.

[9] Павел Петрович Малиновский (ум. 1925) — генерал майор, участник Великой войны. В гражданской войне участия не принимал. В предреволюционные годы был русским военным советником при монгольском правительстве Богдо-гэгена в Урге. Последний удостоил его титула «тумбаир-гуна» («сердцу моему близкого князя»). Состоял в переписке с бароном Р. Ф. Унгерн-Штернбергом. Известны два письма последнего 1918 г., адресованные Малиновскому Из них видна причастность ген. Малиновского к планам создания Великой Монголии. Покончил с собой в Ницце после крупного карточного проигрыша. Могила его на кладбище в Ницце не сохранилась. Имя его («Тумбаир-Малиновский (кн.) Љ 1925») выбито на памятной доске на кладбище, подписанной «Союз Русских офицеров участников Великой войны — усопшим русским воинам, погребенным в г. Ницце и ее окрестностях». — С. Ф.

[10] ГАРФ. Ф. 601. Оп. 2. Д. 54.

[11] Алапаевское убийство. (Историческая справка) // Царский вестник. N 210. Белград. 1931. 4/17 июля. С. 3.

[12] Убийство Императора Николая II и Его Семьи. Заживо погребенные (Алапаевское убийство Великих Князей). Харбин «Рассвет». 1920.

[13] Митрополит Иннокентий. Как останки Царственных мучеников оказались в столице Китая. С. 5−6.

Алапаевские мученики: убиты и забыты. Часть II

…Все эти обстоятельства и следует учитывать сегодня тем, кто выступает с инициативой обретения мощей Алапаевских мучеников, тем самым дерзая взять на себя ответственность за последствия перед Церковью, Россией и — так уж получается — мiром

В Святую Землю

Вскоре после прибытия в Пекин тел Алапаевских мучеников о всех обстоятельствах их перевозки узнали брат и сестры Великой Княгини Елисаветы Феодоровны.

«Когда принцесса Виктория Феодоровна, — писал игумен Серафим, — узнала о кончине своей Августейшей сестры Великой Княгини Елизаветы Феодоровны, то пожелала перевезти ее тело вместе с гробом послушницы Варвары в Иерусалим. Виктория Феодоровна просила меня сопровождать гробы[1]».

Принцесса Виктория сообщала брату, Великому герцогу Гессен-Дармштадтскому Эрнсту-Людвигу 31 декабря 1920 г.: «Один хороший игумен Серафимо-Алексеевского монастыря Пермской епархии, отец Серафим, сопровождает гробы в Иерусалим. Ему было поручено генералом Дитерихсом руководить их перенесением из собора в Алапаевске, где они находились до тех пор, пока Белая армия не должна была эвакуироваться из этого района. И он уже не оставлял их с тех пор. Они двинулись из Алапаевска в июле 1919 года и после многих препятствий достигли Пекина в апреле 1920 года. Действительно, преданный человек…"[2]

Через восемь месяцев после временного упокоения под сенью храма Китайских мучеников, благодаря хлопотам принцессы Виктории[3], гробы Великой Княгини Елисаветы Феодоровны и инокини Варвары 17/30 ноября 1920 г. были отправлены из Пекина в Тянцзин, откуда 18 ноября пароходом в Шанхай. После прибытия 21 ноября в Шанхай 2/15 декабря их отправили морем дальше. Все это время при мощах безотлучно пребывали игумен Серафим, послушники Максим Канунников и Серафим Гневашев, член следственной комиссии А. П. Куликов[4].

«Повез тела, — рассказывал очевидец увоза мощей Преподобномучениц из Пекина, — тот же игумен Серафим, который привез их в Пекин и который неотлучно при них оставался, ежедневно совершая заупокойные богослужения об умученных. Вообще преданность этого вдохновенного и благоговейного старца его покойной духовной дочери и другим замученным в Алапаевске была трогательна и поучительна. Я был в Пекине в тот день, когда отправляли оттуда в Тянцзин для погрузки на пароход тела Великой Княгини и сестры Яковлевой. Нельзя было без слез смотреть, как прощался игумен Серафим с остававшимися в Пекине для дальнейшего упокоения останками других замученных и как молился он затем на вокзале, во время панихиды, перед самым отходом поезда, около поставленных на открытую платформу гробов, чтобы Бог дал ему возможность выполнить волю Великой Княгини и благополучно доставить Ее тело в Иерусалим. Даже на китайскую толпу эта сцена произвела сильнейшее впечатление"[5].

13/26 января 1921 года пароход прибыл в Порт Саид. «Здесь есть греческая церковь, — сообщала на следующий день брату принцесса Виктория, — и гробы на ночь были оставлены там. Мы пошли в церковь. Задрапированные в черное, они только что были установлены в маленькой боковой часовне. Там были: отец Серафим, монах, который ни разу не оставил их еще с Алапаевска; греческий священник и несколько русских людей. Было очень тихо и уединенно и спокойно в этой маленькой часовне. Только по одной свече горело у изголовья каждого гроба. Казалось таким странным идти при лунном свете в этом отдаленном городе, через пустые улицы; идти и встретить все, что осталось от нашей дорогой Эллы […] Наружные гробы сделаны из дерева — китайского тика, с медной окантовкой, и большой медный Православный крест на них, и наверху — в голове Эллы укреплена в простой тиковой рамке ее хорошая фотография в одеянии сестры, и медная корона над ней. Гроб Вари — без портрета, но такой же, только меньше. Если ты помнишь, она была маленькой. […] Этим утром гробы будут отправлены опять товарным поездом в специальном вагоне, который будет переправлен паромом через канал. […] Монах и его два послушника едут в вагоне. По прибытии нас встретят катафалки и духовенство, и после короткой службы мы должны будем поехать через город к русской церкви св. Марии Магдалины, которая расположена возле Гефсиманского сада, около 4 километров от станции. Патриарх и церковные власти предложили, чтобы гробы были поставлены в церковь на несколько дней, и что я должна решить на месте — где их потом лучше установить. Будет большое богослужение, когда их будут переносить из храма туда. Я надеюсь, что найду там склеп под церковью, где они могут оставаться до тех пор, пока их можно будет повезти в Москву"[6].

В Порт Саиде, писал игумен Серафим, «нас встретили Их Высочества Принцесса Виктория Феодоровна с супругом Принцем Людвигом Александровичем и дочерью Принцессой Луизой. Отсюда в одном поезде прибыли в Иерусалим 15/28 января 1921 года.

На вокзале греческое, русское и арабское духовенство встретило гробы, отслужило панихиду, гробы поставили на автомобили, украшенные цветами, и двинулись по направлению к Гефсимании. Их Высочества и духовенство на автомобилях ехали за гробами. На горе, при спуске из Иерусалима в Гефсиманию, крестным ходом встретили монахини с Елеона и Горней. Здесь была отслужена лития и гробы медленным темпом двигались на автомобилях, а духовенство в облачениях шло за крестным ходом. Затем на руках гробы внесли в церковь. Гроб Великой Княгини несли Принц и местные власти. Встреча была весьма трогательна: у монахинь и русских паломниц лились слезы из глаз. Когда гробы занесли в церковь св. Марии Магдалины, то была отслужена панихида и сказано слово"[7].

Местом упокоения была избрана крипта русской церкви Святой Марии Магдалины в Гефсимании, с тех пор называемая русскими «Царской». Храм этот был воздвигнут Императором Александром III в память Его матери Императрицы Марии Александровны. На освящение его в 1888 году сюда приезжали Великий Князь Сергий Александрович с супругой Великой Княгиней Елисаветой Феодоровной. Теперь, через 33 года (возраст Иисуса Христа, когда Он был предан распятию), она нашла здесь упокоение, прибыв в Святую Землю — по словам Преподобномученицы, «нашу духовную родину».

На следующий день, 16/29 января, в храме св. Марии Магдалины была отслужена Божественная литургия и панихида. «В воскресенье 17/30 января, — писал о. Серафим, — Патриархом Иерусалимским Дамианом соборне была совершена Литургия, за которой на великом выходе Патриарх прочитал разрешительную молитву почившим, а после Литургии — панихида. После панихиды гробы были перенесены в склеп, где Патриархом была отслужена лития"[8].

В ногах гроба Великой Княгини поставили шкатулку, всюду сопровождавшую Преподобномученицу. В ней находился оторванный взрывом палец Великого Князя Сергия Александровича и прядь волос Царственного Мученика Цесаревича Алексия Николаевича.

Описывая крипту, где нашли упокоение Преподобномученицы, принцесса Виктория сообщала брату: «…Помещение под храмом […] все белое, сухое и вполне хорошо проветриваемое. Я заказала крепкую дверь в комнату. Она покрыта темной материей, и несколько икон висит на ней снаружи, и лампада перед ними. Отец Серафим живет в своей комнате рядом и имеет ключ, и таким образом, он может туда входить и держать все там в порядке. Мне он очень нравится. Он такой преданный, и верный и энергичный"[9].

Без малого через тринадцать лет пришлось вновь ступить на Святую Землю игумену Серафиму. Узнавший в нем давнего своего собеседника, Патриарх Дамиан взял его под покровительство Иерусалимской Церкви, благословил о. Серафима построить на территории его резиденции рядом с часовней на месте, где архангел Гавриил предсказал Божией Матери скорое Ее успение, небольшую келлию. В ней он и прожил всю оставшуюся свою жизнь.

«Там же при церкви, — рассказывал побывавший в Гефсимании в начале 1920-х гг. русский паломник, — живет теперь и старец игумен Серафим, по-прежнему совершающий ежедневно богослужения об упокоении его духовной дочери и вместе с нею замученных. Церковь поддерживается на средства Принцессы Баттенбергской и неизменно посещается православными паломниками"[10].

И здесь, на месте своего нового упокоения, Преподобномученица, бывало, напоминала о себе. Епископ Нестор Камчатский, сподобившийся видеть Великую Княгиню еще в Читинской обители в годы гражданской войны, в письме митрополиту Антонию (Храповицкому) в январе 1934 г. на пути из Святой Земли на Дальний Восток писал: «На второй день праздника [Рождества Христова] я сослужил в Русской Церкви владыке Анастасию [Грибановскому], а на третий день служил в церкви св. Марии Магдалины в Гефсимании. Здесь, когда перед началом Литургии, во время третьего часа я стоял на кафедре, я удостоился увидеть дивное видение, наполнившее мою душу страхом, трепетом и умилением. Я увидел мученицу Елизавету Феодоровну, одухотворенно-прозрачную, в одеянии обители Милосердия, прошедшую по солее и молившуюся перед местными иконами. Потом Она подошла к левой колонне в храме, помолилась перед иконой Михаила Архангела и исчезла. Видение было чрезвычайно явственно до полной реальности. После Литургии я поведал о нем владыке Анастасию"[11].

…В 1981 году Русская Православная Церковь Заграницей прославила Новомучеников Российских и в их числе Великую Княгиню Елисавету Феодоровну и инокиню Варвару. Торжество прославления происходило 31 октября и 1 ноября 1981 г. в Синодальном соборе Знамения Божией Матери в Нью-Йорке. Тогда же для торжества перенесения мощей новомучениц в Иерусалим прибыли архиереи и клирики зарубежной Церкви. На следующий день архиереи отправились приветствовать Блаженнейшего Патриарха Иерусалимского Диодора, который сказал:

««Ваше прибытие сюда свято, как свято и дело канонизации св. Новомучеников, ибо и то и другое касается людей, претерпевших мучения за Православие» […] Далее он отметил громадное значение мученического подвига в наши дни и заявил, что «канонизация мучеников всегда являлась обязанностью Церкви, и, поэтому, политике здесь места не должно быть, ибо она редко согласуется со словом истины».

«Церковь, — сказал Патриарх, — имеет свою политику, основанную на правилах св. Отцов. Св. Апостол Павел нас учит и говорит, чтобы мы повиновались властям предержащим, но этому надо следовать до того момента, пока они не касаются истины нашей веры». […]

«И мы, — сказал Блаженнейший, — не можем оставаться равнодушными перед таким великим событием, как канонизация новомучеников и торжество ее — имеющее место в пределах нашей юрисдикции. Поэтому мы решили участвовать в этом святом деле, послав нашу делегацию и свидетельствуя этим наше православное единство и этим официальным актом подтверждая его каноничность».

Закончил Блаженнейший Диодор свое приветственное слово пожеланием, «чтобы кровь мучеников, которая была пролита, была бы доброй водой, обильно орошающей древо Православия; чтобы молитвами всех свв. Новомучеников укреплялись мы в единении и истине""[12].

В праздник Святых Жен Мироносиц, 1 мая 1982 г., мощи Преподобномучениц перенесли в самый храм Св. Марии Магдалины.

Одиннадцать лет спустя, в 1992 году Архиерейский Собор Русской Православной Церкви (31 марта — 4 апреля) прославил Великую Княгиню Елисавету Феодоровну и инокиню Варвару в лике святых преподобномучениц.

[1] Перевезение тела и погребение Великой Княгини Елизаветы Феодоровны. С. 36.

[2] Миллер Л. Святая мученица Российская Великая Княгиня Елисавета Феодоровна. С. 219.

[3] Все эти хлопоты впоследствии приписал себе уже упоминавшийся нами князь-масон Н. А. Кудашев. «Я заказал для них настоящие гробы, — рассказывал Николай Александрович, — и присутствовал на похоронах [в Пекине]. Зная, что Великая Княгиня всегда выражала желание быть погребенной в Гефсимании в Иерусалиме, я решил исполнить ее волю и послал прах ее и ее верной послушницы в Святую Землю, попросив монаха проводить их до места последнего упокоения и тем закончить начатый подвиг» (Инокиня Серафима. Об останках Великой Княгини Елизаветы Феодоровны // Возрождение. Ежемесячный литературно-политический журнал. Париж. 1964. N 151. С. 15).

[4] Белевская-Жуковская М. Великая Княгиня Елизавета Феодоровна. С. 22.

[5] Алапаевская трагедия // Русская газета. Париж. 1924. N 51. 22 июня. С. 2.

[6] Миллер Л. Святая мученица Российская Великая Княгиня Елисавета Феодоровна. С. 219−220.

[7] Перевезение тела и погребение Великой Княгини Елизаветы Феодоровны. С. 36−37.

[8] Там же. С. 37.

[9] Миллер Л. Святая мученица Российская Великая Княгиня Елисавета Феодоровна. С. 221−222.

[10] Алапаевская трагедия // Русская газета. Париж. 1924. N 51. 22 июня. С. 2.

[11] Письмо архиепископа Нестора // Царский вестник. N 384. Белград. 1934. 5/18 февраля. С. 1.

[12] Торжество перенесения мощей Великой Княгини Елисаветы и инокини Варвары, Новомучениц Российских, в Гефсимании // Православная Русь. Джорданвилль. 1982. N 9.

Забвение

«Оставшиеся в Пекине 6 гробов, при акте, — сообщал в докладе о. Серафим, — я сдал начальнику миссии епископу Иннокентию под его непосредственное наблюдение и вручил ему ключи от склепа. Помимо сего лично просил китайского президента иметь попечение о них, который дал свое согласие"[1].

Вот как описывал место упокоения Августейших мучеников в ту пору корреспондент харбинской газеты «Заря»: «За Пекином, в версте от городской стены, находится православное кладбище, обнесенное высокой стеной. В средине кладбища небольшая церковь. Внутри церкви, в средине ее, открытый люк. Над ним большая неугасимая лампада. Вниз ведет лестница. Дальше решетчатая дверь, за которой круглый склеп высотою в рост человека. Там покоятся тела Великих Князей. […]

В склепе в два яруса стоят шесть гробов. Два места пусты. Некоторое время тому назад здесь стояли гробы Вел. Кн. Елизаветы Феодоровны и ее камеристки [келейницы]. Сейчас тела их увезены в Палестину.

В одной из стен — ниша, в ней икона с неугасимой серебряной лампадой — дар харбинского кружка артиллеристов. Справа — большой серебряный венок от русской группы войск шаньдунской армии. На крышке гроба Иоанна Константиновича лежит другой венок с национальными лентами. Это дар русских войск чжанцзучановской армии.

Старые гробы Великих Князей — простые железные ящики. Железо во многих местах проржавело. Портреты на гробах Вел. Кн. Сергея Михайловича и Иоанна Константиновича наполовину истлели. На всех гробах простые медные дощечки с именами усопших. На гробе кн. Палей стершаяся надпись. Видны только слова «…от мамы».

В склепе душно и чувствуется сильно запах тления. В железных тройных гробах, закрытых наглухо, тление тел совершается медленно. […]

Вся забота о них велась исключительно Пекинской Духовной Миссией и ее митрополитом. При церкви, для наблюдения за кладбищем и могилами Великих Князей, митрополитом наняты два русских сторожа"[2].

После упокоения Алапаевских мучеников в склепе при кладбищенском храме Преп. Серафима и перевозки мощей Великой Княгини Елисаветы Феодоровны и инокини Варвары в Святую Землю о них почти все забыли.

«Из русских же людей, — с горечью писал митрополит Пекинский Иннокентий, — никто не посетил места упокоения Царственных мучеников и не вспомнил о них. Только однажды Шандунская группа войск прислал депутацию, которая возложила от имени группы на гробы мучеников серебряный венок и устроила торжественное поминальное богослужение. Такое внимание тронуло искренно русских людей. Но это было только однажды. С тех пор о Царственных мучениках никто не вспоминал"[3].

В дополнение к приведенному свидетельству о посещении места упокоения Алапаевских мучеников русской депутацией — от русской группы войск шаньдунского генерала Чжан-Зунчана[4] - приведем факт посещения склепа зимой 1927−1928 гг. воспитателем Царских Детей Ч. С. Гиббсом. «Все гробы, — писал он знакомому сербскому дипломату в Лондоне, — были размещены в крипте кладбищенской церкви, которая находилась за стенами Северного города (Маньчу) неподалеку от них и в пятнадцати минутах езды рикши от самой Русской миссии… Как я понимаю, тела были заключены в девять ларцов прежде помещения в гробы. Сами гробы того вида, что обычно принят при русских похоронах, и легко опознаваемы по небольшим латунным табличкам, тщательно прикрепленным к каждому. Имена Членов Императорской Фамилии, лежащих там: Е. И. В. Великий Князь Сергей Михайлович, Е. В. Князь Иоанн Константинович, Е. В. Князь Игорь Константинович. Е. В. Князь Палей. Наряду с этими там были и другие гробы — лиц, бывших вместе с ними. К несчастью, я утерял заметки того времени и вынужден доверяться своей памяти, удерживающей лишь основное"[5].

Далее Гиббс писал, что престарелый владыка Иннокентий, при всем желании, не обладает необходимыми средствами, например, для ремонта кровли. Нет в храме и постоянного священника. Сербский дипломат обещал сделать все, что было в его силах, чтобы способствовать решению существовавших проблем. Между тем наружные гробы из листового кровельного железа стали крошиться…

«За все время нахождения Алапаевских мучеников на кладбище Миссии, — свидетельствовал митрополит Иннокентий, — никаких пожертвований на содержание в порядке склепа, в котором покоятся останки мучеников, гробов и сторожей на кладбище не поступало. Между тем гробы, несмотря на то, что они были Миссией вложены в оцинкованные ящики, стали прогнивать. Церковь же, в склепе которой находятся гробы, пришла в ветхость. Не имея своих средств, Миссия лишена была возможности заменить старые гробы новыми и ремонтировать церковь.

В текущем [1930] году церковь пришла в невозможное состояние: штукатурка обвалилась, крыша стала сильно протекать, деревянный пол прогнил и осел. Гробы Алапаевских мучеников тоже требовали немедленной замены их новыми. Откладывать далее ремонт было невозможно.

Рассчитывая на отзывчивость благочестивых русских людей, летом этого [1930] года я выпустил воззвание, приглашая всех внести свою лепту на ремонт церкви и изготовление новых гробов. К моему огорчению, откликнулись очень и очень немногие. Пожертвования в большинстве случаев поступали только от людей малоимущих.

Даже многолюдный Харбин, который в свое время испугался приютить у себя останки Царственных мучеников, но впоследствии принял останки ген. Каппеля и похоронил их в военной церкви[6], и в который был послан мною для сбора пожертвований протодиакон Василий Дэ[7], даже Харбин пожертвовал только 300 долларов, из которых половина пожертвована православными китайцами.

От родственников Царственных мучеников за все время не поступило никаких взносов на поддержание гробов в порядке и не было даже просьб о совершении поминальных молений.

Все забыли.

Из всей миллионной русской эмиграции только несколько человек в г. Тянцзине отозвались на мое воззвание и на свои средства изъявили готовность сделать три гроба для Царственных мучеников.

Странно после такого отношения к памяти Царственных мучеников как-то даже думать о восстановлении Династии. Видимо, все ушли в свои личные дела, забыли о Родине и не хотят вспоминать о Мучениках долга и чести, которыми гордится Россия и красится Церковь Православная.

Если мы не чтим память наших Царственных мучеников, то будем ли мы почитать Царя и повиноваться Ему? И можем ли мы надеяться, что Господь смилостивится над Родиной нашей и над нами и снимет наказание, которое справедливо постигло нас, если мы не исправимся и не дадим себе обещания во всем следовать Его Божественным заповедям? Начнем же свое исправление взносом своей лепты на сооружение взамен пришедших в негодность новых гробов для Царственных мучеников, на ремонт храма Божия, в котором возносились бы молитвы ко Господу о скором избавлении Родины нашей от безбожной власти и возвращении нашем в родные места"[8].

Характерно, что и после приведенного нами обличительно слова Владыки, напечатанного в Европе, в одном из центров русской эмиграции, причем именно правого толка, жертвователей нашлось не так уж много:

«В связи со статьей митр. Иннокентия, напечатанной в N 128 «Цар. Вестника», Союз офицеров, участников Вел. войны, исповедающий девиз «За Веру, Царя и Отечество», принял на себя сбор средств на сооружение склепа для гробов Вел. Князей, замученных в Алапаевске"[9].

«Союз офицеров участников Великой войны («За Веру, Царя и Отечество») доводит до всеобщего сведения, что сбор пожертвований на поддержание гробов Царственных Мучеников в Пекине (см. статью митрополита Иннокентия в N 128 «Ц. В.») продолжается. Пожертвования просят направлять через редакцию газеты «Царский Вестник». Поступающие деньги будут отправлены по назначению в первых числах апреля с. г. и посему Союз просит усилить пожертвования. Отчет собранных сумм будет опубликован в апреле месяце"[10].

«В Пекинскую Духовную Миссию, — писал в самом начале февраля 1931 г. харбинский журналист, — только что доставлены два гроба для тел Великих Князей. Гробы были переданы Пекинскому митрополиту Иннокентию и в них будут переложены тела Великого Князя Сергея Михайловича — верховного генерал-инспектора русской артиллерии и Князя Иоанна Константиновича, сына Константина Константиновича (поэта К. Р.). […] Переложение тел покойных представляет большие трудности и митрополит Иннокентий обратился за советом и помощью к руководителям Рокфеллеровского института. Администрация последнего пошла навстречу митрополиту и для переложения тел в новые гробы из института будут командированы два ассистента"[11].

Обратились также к врачу бывшей Императорской Дипломатической миссии в Пекине Петру Судакову. Позднее он сообщал об этом в письме сестре трех Алапаевских Мучеников (скорее всего, Княжне Вере Константиновне), видимо, ошибочно относя произошедшее к 1928 г.: «Прошло 8 лет со дня их смерти, и я не знал, в каком состоянии я найду тела. Я обратился за помощью к моему другу, профессору патологии Peking Union Medical College, Rockfeller Foundation, который охотно согласился поехать со мной на кладбище. Когда мы приехали туда, то застали в церкви делегацию офицеров и духовенства. Три гроба были перенесены из подвала в церковь. Один из гробов был большего размера, чем два других. Когда сняли железный покров, то под ним оказался деревянный гроб из массивных досок. Вскрыли доску. Перед нами предстало тело богатыря, покрытого шелковым драпри. Распахнули саван. Лицо было серого цвета, обросшее бородой. Не было признака тления, что меня удивило. При ближайшем рассмотрении я увидел, что тело было вскрыто и бальзамировано, чем и объясняется сохранение тела. Лицо настолько хорошо сохранилось, что легко было узнать Великого Князя Сергея Михайловича. Я дотронулся до черепа и нащупал трещины. Тело его переложили в заготовленный гроб и окутали саваном. […] Затем мы переложили тела Ваших братьев… Тела их находились в таком же хорошем состоянии, и они тоже были бальзамированы. У одного из них был разбит череп, а у другого сломаны ребра на одной стороне. Тело Палея было предано земле по распоряжению его матери"[12].

[1] Перевезение тела и погребение Великой Княгини Елизаветы Феодоровны. С. 36

[2] В склепе алапаевских жертв. Прах Великих Князей // Заря. Харбин. 1931. N 33. 5 февраля. С. 3. В сокращении перепечатана: Отголоски алапаевских зверств // Возрождение. N 2088. Париж. 1931. 19 февраля. С. 2.

[3] Митрополит Иннокентий. Как останки Царственных мучеников оказались в столице Китая. С. 6.

[4] Серебренников И. И. Мои воспоминания. Т. II. В эмиграции (1920−1924). Тяньцзинь. 1940. С. 88.

[5] Trewin J. C. The House of Special Purpose. N.Y. 1975. Р. 142. Перевод Н. Ганиной.

[6] Храме Иверской иконы Божией Матери. — С. Ф.

[7] Впоследствии священник в Пекине. Потомок русских албазинцев Дубининых. Сохранилось свидетельство об о. Василии, относящееся к послевоенному времени: «Наиболее сильное впечатление на меня произвел отец Василий, которого владыка Виктор [Святин] представил под его русской фамилией Дубинин. Это был полного телосложения, седой как лунь, старик среднего роста, с большим массивным носом, необычайно пышной для китайца растительностью на лице, с миндалевидными глазами, какие обычно бывают у китайцев-северян, однако в отличие от них голубого цвета. Весь внешний облик Василия Дэ свидетельствовал о сохранении в его могучем организме генов его предков — русских землепроходцев. Он, как и многие другие китайцы — потомки албазинцев, проживавшие в окрестностях Бэйгуаня, обладая хорошим звучным голосом и музыкальным слухом и, несмотря на свой преклонный возраст, продолжал петь в церковном хоре, послушать который на Пасху в Бэйгуань собирались не только православные жители Бэйпина [Пекина], но и многие представители других вероисповеданий» (История Российской Духовной Миссии в Китае. Сб. статей. М. 1997. С. 322−323). — С. Ф.

[8] Митрополит Иннокентий. Как останки Царственных мучеников оказались в столице Китая. С. 6.

[9] На склеп для гробов Алапаевских мучеников // Царский вестник. Белград. N 132. 9/22.2.1931. С. 7.

[10] На поддержание гробов Царственных мучеников // Царский вестник. Белград. N 134. 23.2/8.3.1931. С. 3.

[11] В склепе алапаевских жертв. Прах Великих Князей.

[12] Церковное слово. Кройдон. 1996. N 11. Ноябрь. С. 17−18.

Под сенью храма китайских мучеников

В 1938 г., в связи с угрозой начавшейся оккупацией Японией Китая, тела Алапаевских мучеников были перенесены из Свято-Серафимовской кладбищенской церкви в склеп при храме во имя Всех Святых, от века Богу угодивших, на месте упокоения честных останков православных китайских мучеников за Христа убиенных во время т. н. боксерского мятежа 1900 года, находившийся непосредственно в стенах Духовной миссии. В этом же склепе, кстати, было погребено тело митрополита Иннокентия (Фигуровского), так много сделавшего для увековечения памяти Китайских и Алапаевских мучеников[1].

О месте этом следовало бы рассказать поподробнее. Оно связано с храмами Российской Духовной миссии в Китае, учрежденной Царем Петром Алексеевичем еще в 1712 году. Поводом к их возведению послужило восстание ихэтуаней (более известного в литературе под названием «боксерского»). Это было религиозное, по глубинной своей сути антихристианское, движение, участники которого — предтечи современных поклонников восточных единоборств — устраивали мистерии, подобные обрядам нынешних оккультистов. В Пекине оно началось вечером 1 июня 1900 года. В результате Русская Православная Миссия была разорена, Успенский храм — сожжен. Были убиты свыше двухсот православных китайцев, принимавших смерть за Христа с удивительным самоотвержением. Главным днем их мучений стало 11 июня, когда Церковь чтит память апостолов Варфоломея и Варнавы.

В Посольском квартале, оборонявшемся объединенными европейскими силами, спасались более трех тысяч китайских христиан. Всюду в Китае лилась русская кровь. (Впоследствии останки русских людей собрали в единую братскую могилу. В середине февраля 1901 г. она была заполнена. Гробы поставили плотно один к другому в несколько рядов. В каждом из них было по несколько человек. В 1905 г. над братской могилой была построена часовня Христа Спасителя, а позже — первый храм в Тянцзине.)

Русские войска под командованием генерала Н. П. Линевича совместно с союзниками 1 августа 1900 года штурмом взяли Пекин.

Уже 11 октября 1900 г. начальник Русской Духовной Миссии архимандрит Иннокентий (впоследствии митрополит) послал в Св. Синод поименный список 222 православных китайцев, принявших смерть за Веру, ходатайствуя об увековечении их памяти.

Св. Синод в своем определении от 22 апреля 1902 г. благословил на месте разоренной церкви Миссии устроить храм во имя Всех Святых Мучеников Православной Церкви со склепом для погребения в нем всех за Веру православных китайцев избиенных, установив им ежегодное празднование 10 и 11 июня.

Совершалось оно по следующему чину: «10 июня соблюдать строгий пост, перенося его на ближайшую пятницу, если означенное число случится в субботу или воскресенье, и совершать заупокойную Литургию с панихидой по избиенным православным китайцам, а 11 июня отправлять торжественно, по храмовой главе, богослужение во имя Святых Мучеников Православной Церкви, с крестным ходом на месте избиения православных китайцев или вокруг храма, с пением ирмосов «Волною морскою», и, после обычного многолетствия, провозглашать вечную память всем честно пострадавшим за Православную веру китайцам"[2].

Доклад Св. Синода был утвержден Царем-Мучеником Николаем II. Вскоре на полученные от китайского Цинского императорского правительства в качестве контрибуции 18 000 лан серебра епископ Иннокентий приобрел возле Бэйгуаня («Северного подворья») часть поместья с дворцом Сы-Е-Фу — принца четвертой Дайцинской династии, сына императора Цянь Луна. Там и был воздвигнут храм во имя Всех Святых Мучеников. В склепе под ним в шести больших каменных гробах и были упокоены 222 китайских мученика. Тела многих из них были прославлены Господом нетлением. Неподалеку на кладбище был построен храм преп. Серафима Саровского, где в специально устроенном склепе с 1920 до 1938 гг. почивали тела Августейших мучеников.

«…Миссия, — описывает наш современник, харбинец по происхождению, Бэйгуань, — занимала известную в китайской истории часть старого Пекина — в самом углу его древних северных городских стен. Ее обширная площадь представляла собой комплекс парков с различными ландшафтами, породами деревьев — сосен и елей, тутовых, фруктовых, — прудом с мостиками, изумрудными лужайками, тенью и прохладой. Это был лучший по красоте и какому-то удивительному покою уголок старого Пекина, известного в мiре красотой и уникальностью архитектурных памятников и парков.

Бэйгуань был жемчужиной среди них.

Кое-где в этом громадном поместье были разбросаны различные строения: поближе к главному входу с высокой красивой колокольней в древнерусском стиле — Успенский собор; красивейшая двухэтажная пятиглавая в древнерусском стиле церковь во имя Всех Святых, построенная над склепом, куда были собраны останки 222 православных китайцев, убитых во время восстания ихэтуаней в 1900 г.; т. н. Архиерейский дом начальника Миссии (по 23 июня 1931 г. — митрополита Иннокентия, позднее — архиепископа Симона[3], затем архиепископа Виктора[4]) — в классическом китайском стиле, так как ранее это было одно из зданий дворца маньчжурского князя правившей династии Цин; Крестовая церковь во имя святителя и чудотворца Иннокентия Иркутского рядом с покоями Владыки, еще несколько часовен, братский корпус — приют для паломников, а в рассматриваемые годы — русских беженцев и другие. Подалее, за прудом, у городской стены находились хозяйственные постройки, молочная ферма Миссии и пр.

Вся Миссия, не побоюсь повториться, утопала в зелени.

Миссия в Пекине была гордостью православного мiра, одной из самых больших христианских миссий в Китае"[5].

Итоговым и, если угодно, ключевым, на сегодняшний день документом на интересующую нас тему является записка «Алапаевские мученики», подписанная иеромонахом Николаем. Этот трехстраничный машинописный уникальный документ сохранился в архиве Княжны Веры Константиновны (1906Љ2001), самого младшего ребенка в семье Вел. Кн. Константина Константиновича и Вел. Кн. Елизаветы Маврикиевны, сестры трех Алапаевских Мучеников. Скончалась она под Нью-Йорком, где жила в доме Толстовского фонда, за всю свою долгую жизнь так и не приняв ничьего подданства.

Через некоторое время после ее кончины часть архива Княжны Веры была обнаружена среди коробок с гуманитарной помощью, полученных одним из московских храмов. За бумагами должны были прийти те, кому они предназначались. Но так никто и не пришел…

Вот этот документ, который мы впервые предаем огласке полностью, без каких либо изъятий:

«4 февраля 1937 года прибыл я в Российскую Духовную Миссию в Китае, [в] Пекин.

Миссия занимает в северо-восточном углу городских стен участок земли 12 десятин, с полями и парком.

Среди парка стоит двухэтажный храм. Внизу три церкви: в средине — в честь всех святых мучеников и в память православных китайцев, убиенных озверевшими боксерами в 1900 году.

Направо — в честь св. апостола Симона Зилота, налево — в честь Покрова Царицы Небесной.

Наверху храм святителя Николая, Мирликийского чудотворца.

В 1900 г. выкопали глубокий колодец, собрали все тела убитых боксерами мучеников-китайцев и сложили в этот колодец на вечное упокоение.

Над колодцем этим ныне святой Алтарь храма св. мучеников. Этот храм — склеп на 50 человек. Стены храма три аршина толщины, а потолок сводчатый, дугой. Вровень с полом, по три окна на обе стороны, высотою и шириною пять четвертей, примерно. Снаружи — железные решетки.

В этих окнах-нишах стояли пять цинковых, коричневого цвета, гробов, накрытых черными бархатными покровами, с большими белыми кистями. На стенах, против каждого гроба были медные доски, размером 5×6 дюймов, с надписями:

«Его Императорское Высочество, Великий Князь Сергий Михайлович».

«Его Императорское Высочество, Великий Князь Иоанн Константинович».

«Его Императорское Высочество, Великий Князь Константин Константинович».

«Его Императорское Высочество, Великий Князь Игорь Константинович».

«Граф[6] Владимир Павлович Палей».

3-го апреля 1920 года из Харбина прибыли в Пекин восемь гробов. До моего приезда в Пекин останки Великой Княгини Елизаветы Феодоровны, бывшей настоятельницы Марфо-Мариинской обители в Москве, и сестры Варвары Яковлевой были увезены в Иерусалим, а останки Феодора Семеновича Ремеза погребены у правой стены храма Преподобного Серафима, Саровского чудотворца, на кладбище Миссии, в поле, полторы версты от городских ворот.

Августейшее Семейство Императора и все от Рода Царского убиенные, вожди и воины, за Веру, Царя и Отечество живот свой положившие, были записаны в диптихи и поминали имена их на проскомидиях, заупокойных ектениях и панихидах.

Все пять гробов с останками мучеников были из тонкого цинка и на них появилось много дыр.

Заботами эмигрантских комитетов были заказаны и сделаны мастерами-китайцами в Тянцзине новые пять гробов из толстого цинка, на красивых медных ножках. За поделкой гробов наблюдал Григорий Михайлович Кеппинг[7], он и привез их в Пекин.

В начале октября 1943 года в Миссию прибыли делегаты эмигрантских комитетов: Пекина, Тянцзина, Шанхая, военных и общественных организаций и два врача — доктор Свиридов, хирург, 72 лет, старший врач эмигрантского госпиталя в Тянцзине и врач И. Х. Бриль, 48 лет, жил он в Миссии.

Образовалась Комиссия в составе 12 человек.

Все необходимое было приготовлено в Соборе. Принесли и гробы мучеников. Их вынимали по одному и клали на широкий длинный стол; врачи, военные эксперты и все члены Комиссии очень внимательно осматривали тела, определяли и считали раны огнестрельного оружия и штыковые, кровоподтеки и ушибы, обмывали останки, переодевали во все новое, все детально записывали в Акт и клали в новые гробы и запаявали их очень тщательно.

Тела всех мучеников не были повреждены тлением. Никакого запаха от них не было и на одежде не было плесени, хотя они пролежали 25 лет, причем несколько лет в дырявых гробах. В гробу Князя Игоря Константиновича нашли незабудку, она была свежа, как бы только сорвана в поле.

Кожа у всех тел несколько потемнела и была как цвет сухого пшеничного зерна, что бывает от ветра и загара на солнце. Не помню у кого спина больше потемнела, чем у остальных, от воды в колодце, куда они были сброшены красными человекоподобными зверями, однако кожа была плотная.

Нетленные тела без всякого запаха и сохранившаяся незабудка в течение 25 лет — это преславное чудо Промысла Божия и указание нам, грешным, на то, что святые души рабов Своих — мучеников Господь принял в светлые Небесные Обители на вечное блаженство с Ангелами и всеми святыми Его Угодниками.

Собор продолговатый, неширокий, «кораблем», окна невысоко от земли. Снаружи можно было видеть, что происходит в храме, поэтому православные с благоговением смотрели на перекладывание мучеников, удивлялись, умилялись и плакали, видя чудо Божие наяву.

Долго очевидцы чуда Божия вспоминали, рассказывали свои переживания и впечатления о всем, что видели в те часы в Соборе.

По окончании трудов Комиссии архиепископ Виктор отслужил панихиду по мученикам, потом все гробы снова унесли в храм святых мучеников и поставили в нишах на старые места и покрыли черными покрывалами"[8].

Описанное освидетельствование и переоблачение мощей Августейших мучеников было произведено в преддверии ожидавшихся грядущих больших перемен. Когда они наступили, мощи решено было сокрыть. В свое время в эмигрантской прессе появилось сообщения о перезахоронении. До нас дошли воспоминания непосредственно принимавшего в них участие полковника В. И. Шайдицкого (1890Љ1981), написанные 30 лет спустя: «В начале 1945 г. по делам службы я уехал из Шанхая в Пекин и остановился в Духовной Миссии. К этому времени все помещения на ее территории были заполнены чинами русских охранных железнодорожных отрядов, бывших на службе японского командования в северном Китае, расформированных к началу переговоров о перемирии, и их семьями, а также русскими людьми из западных провинций, искавших пристанища поближе к русскому расселению Пекин-Тянцзинь-Циндао.

В первый же день приезда я встретил полковника Климовских, безследно исчезнувшего из Шанхая. На нем было монашеское одеяние. Участник Великой войны и Белой борьбы, он решил посвятить себя Церкви Христовой. Он жил в домике, в котором помещался свечной завод и куда он пригласил меня поместить. В маленькой комнате он сам жил, а в мастерской на большом столе устроил мне постель, что весьма подходило для моего роста.

Миссия занимала большую площадь в северо-восточном углу города и также, как и весь Пекин, была обнесена каменной стеной. Она имела: большой Собор и несколько церквей, большой богато обставленный дом настоятеля Миссии, гостиницу для приезжающих паломников, весьма и весьма богатую библиотеку с ценными научными книгами и журналами, богатую ризницу с большим количеством разнообразных облачений, от митрополичьего до послушника, митры и посохи — все это поступало широким потоком из России за многие годы, типографию, переплетную, свечной завод, машинную прачечную, молочную ферму, школу для детей.

Домики для служащих находились в разных местах большого красивого парка с оранжереями и огородами.

Одна из церквей, «храм всех Мучеников», построена на братской могиле 222 убитых православных китайцев, защищавших Миссию от боксеров во время смуты в 1900 году. Храм этот двухэтажный. В верхнем, в правой и левой стене вделаны ниши и в каждой находился гроб с именем на дощечке. В гробах покоились останки Великокняжеских мучеников, погибших в шахтах близ города Алапаевска Пермской губернии […] Все тела прибыли в Пекин 3 апреля 1920 года и были временно похоронены. В 1927 году прахи были заключены в цинковые и вложены в деревянные гробы и вставлены в ниши. Были оказаны воинские почести от Русской группы войск, служивших в армии маршала Чжан Цзолиня.

Летом 1945 года Япония сдалась. Китайская коммунистическая армия, остававшаяся пассивной во все время японской оккупации, вылезла из разных щелей и прервала все пути как железнодорожные, разобрав не только рельсы, но убрав и шпалы, так и грунтовые дороги. Японские войска заперлись в своих базах.

В одно из утр в середине августа над Пекином раздался грозный шум от летающих аэропланов, поднявшихся с американской эскадры, прибывшей в Таку-порт Тянцзина. Покрутившись, они улетели, но вскоре вновь появились.

Оказалось, что машины не могли приземлиться из-за порчи аэродрома, посему американский генерал, назначенный для принятия командования пекинским гарнизоном, спустился со своим штабом на парашютах. Мы все облегченно вздохнули. Но ползли слухи, что советская армия идет с севера на Пекин и подошла к Великой Китайской стене у ворот Шангай-гуаня. Эта стена отделяет Китай от Маньчжурии.

Пошла пропаганда о вступлении в «родную» армию и многие поддались ей и по насыпи и выемкам полотна пошли… в концлагеря и на пытки все прощающей родины…

Все переживали большую тревогу. Что делать?.. С надеждой ожидали восстановления путей сообщения, чтобы добраться до Тянцзина и оттуда, даст Бог, достичь спасительного Шанхая.

В один из тревожных вечеров архиепископ Виктор, Пекинский и Китайский, хорошо меня знавший, призвал к себе и дал мне почетное и весьма ответственное поручение: «Ввиду возможного прихода советских войск спрятать гробы с Великими Князьями». Было решено: четыре гроба перенести в нижний храм и спустить в готовые клетки под полом, дном которых была земля, на которой стоял храм.

Гробы с кн. Палей и Ремезом оставить на прежних местах. Перенос совершить в ближайшую темную ночь и сохранять всё в тайне. Князя Иоанна положить в алтаре влево от Престола, как принявшего сан диакона перед смертью. Вправо от Престола покоились: митрополит Иннокентий и архиепископ Симон. В храме вдоль левой стены во всю ее длину имеются три клетки: в первой находился гроб с прахом архимандрита Нафанаила, во вторую положить Вел. Кн. Сергия, в третью Князей Константина и Игоря вместе рядом. Для сопровождения гробов Владыка назначил игумена Михаила, а для переноса иеромонаха Серафима.

Я обязан найти четыре верных воинских чина, чтобы вместе со мной, шестым, могли бы поднять тяжелые гробы. На утро Владыка со мной осмотрел нижний храм, проверили пол и я наметил путь для шествия.

В ночь с понедельника 20-го на вторник 21 августа 1945 года у храма Всех Мучеников собрались: игумен Михаил, иеромонах Серафим (в мiру полковник Климовских), полковник Шайдицкий, два офицера: Ф. И. и М. И., два солдата: Л. М. и Г. А. Фамилии не упоминаю, может быть, они «там». Если же кто из них находится поблизости — откликнитесь…

Эта ночь была черная. Высоко в небе ярко горели звезды. Кругом была полная тишина. Игумен с зажженной свечой, огонь которой абсолютно не колыхался, сопровождал впереди каждый гроб отдельно, а мы — шесть, напрягая физические силы, поддерживаемые исполняемым долгом, с молитвой в мыслях, совершали последний этап погребения.

Гробы Князей Константина и Игоря мы со страхом и болью в сердце поставили рядом, каждый на ребро, но так, чтобы лица братьев смотрели друг на друга — ширина клетки не вмещала.

Духовная Миссия — Бэйгуань пропитана мистикой: здесь слились в одно целое китайская архитектура, колокольни православных храмов, кресты на могилах и колодезь жертв боксерского восстания, чисто славянские и точно сошедшие с древних китайских гравюр лица православных священнослужителей. Мне чувствовалось, что нас охраняли не только Силы Небесные, но и громадные тени китайских витязей, когда в ту памятную ночь мы хоронили, предавая земле, нашу РУССКУЮ СКОРБЬ"[9].

Однако, как оказалось, описанное перезахоронение было не окончательным. Продолжим прерванное цитирование записки иеромонаха Николая (речь в ней идет уже о событиях 1947 года):

«На просьбу наместника Успенского монастыря при Миссии архимандрита Гавриила[10], начальник Миссии, архиепископ Виктор (жил тогда в Шанхае) послал благословение похоронить гробы Августейших Мучеников в храме [приделе] апостола Симона Зилота, что с правой стороны храма всех святых мучеников.

В западной части храма вырыли общую могилу для всех пяти гробов: два аршина глубина, четыре длина и четыре аршина ширина.

В могиле сложили две стенки буквой «т» и всю могилу и стенки залили цементом и поставили гробы в таком порядке:

1

2 3 4 5

1 — Князь В.П. Палей

2 — Князь Игорь Константинович

3 — Князь Константин Константинович

4 — Князь Иоанн Константинович

5 — Вел. Кн. Сергий Михайлович

И на все гробы Князей положены медные доски, каждая на свой гроб.

Могилу покрыли каменными плитами — 4 аршина длины,? аршины ширины и 3 вершка толщины примерно.

Плиты покрыли песком и зацементировали; сверху положили искусственные плиты 8×8 вершков, коими выложен весь пол храма, и залили, соединили цементом.

Никаких внешних признаков могилы в храме нет.

Подготовительные работы вели и погребение совершали: архимандрит Гавриил и иеромонах Николай, во второй половине апреля 1947 года с китайцами от подрядчика.

Всю работу провели двое, молча, без огласки, осторожно, объясняли это ремонтом храма.

В июне 1947 г. начальник Миссии архиепископ Виктор приехал из Шанхая в Миссию и распорядился Августейшее Семейство Государя и всех убиенных и умученных большевиками от Рода Царского вычеркнуть из диптиха и никогда не поминать Их на проскомидиях, заупокойных ектениях и панихидах.

Вечная память святым Алапаевским мученикам.

Слава Богу за все.

Иеромонах НИКОЛАЙ

15 ноября 1954 года.

Обитель Святой Троицы.

[Джорданвилль.]

P. S. Членом Комиссии я не был, а по должности (ризничий Миссии) обязан был все приготовить для занятия Комиссии и хранить порядок в Соборе.

И. Н.»

К тайне этого последнего захоронения оказался причастен святитель Иоанн Шанхайский. В письме от 6 июня 1990 г. епископу Манхэттенскому Илариону (Капралу) Т. К. Багратион-Мухранский (1912Љ1992), сын Княгини Татьяны Константиновны (сестры трех Алапаевских мучеников), cообщал: «…Покойный владыка Иоанн Шанхайский рассказывал матушке Тамаре[11], что, когда наши уходили из Пекина и должны были взять Пекин красные, то гробы в храме были спущены под землю и покрыты цементом, чтобы их не могли найти"[12].

[1] Ипатова А. С. Российская Духовная Миссия в Китае. Век двадцатый // История Российской Духовной Миссии в Китае. Сб. ст. Под ред. С. Л. Тихвинского, В. С. Мясникова, А. С. Ипатовой. М. 1997. С. 305−306.

[2] Свящ. Дионисий Поздняев. Православие в Китае (1900−1997 гг.). М. 1998. С. 24.

[3] Епископ Симон (Виноградов, 1876 Љ 11/24.2.1933) — родился во Владимире в семье священника. Окончил Владимирскую Духовную семинарию и Казанскую Духовную академию (1902) со степенью кандидата богословия. Принял монашеский постриг от рук владыки Антония (Храповицкого) (7.5.1899). Рукоположен в иеродиакона (1899) и иеромонаха (1901). Назначен в Российскую Духовную Миссию в Китае. Возведен в сан архимандрита (1907) Епископ Шанхайский, викарий Пекинской епархии (17.9.1922). Начальник 19-й Миссии (1931). Архиепископ. - С. Ф.

[4] Епископ Пекинский и Китайский Виктор (Святин, 2.8.1893Љ18.8.1966) — родился в семье диакона в г. Верхнеуральске Оренбургской губернии. Окончил Оренбургскую Духовную семинарию и Казанскую Духовную академию. Ушел на фронт. Воевал на Кавказе. После развала армии вернулся в Челябинск, где был назначен начальником Организационного отдела Белой армии в Оренбурге. Штабс-капитан. Тяжело больной тифом, он был вывезен в Китай. В стенах Китайской Духовной Миссии принял монашеский постриг, был рукоположен в иеродиакона и иеромонаха. Командирован во Владивосток, в Восточный институт для изучения китайского языка (1921 — окт. 1922). Архимандрит (1929). Хиротонисан во епископа Шанхайского, викария Пекинской епархии (6.11.1932 в Белграде). Епископ Пекинский и Китайский (фев. 1933). Начальник 20-й Миссии (июль 1934). Архиепископ (сент. 1938). В 1930-е гг. — председатель Антикоминтерновского союза Северного Китая. Позднее, на основании этого факта, был арестован гоминдановскими властями, обвинявшими Владыку в пособничестве японским оккупантам. Освобожден под давлением русской эмиграции. Воссоединился с Русской Православной Церковью (1945). Архиепископ Краснодарский и Кубанский (31.5.1956). Митрополит (20.6.1961). - С. Ф.

[5] Мелихов Г. В. Белый Харбин. Середина 20-х. С. 136.

[6] Титул его должен быть — князь. Заметка наша — иером. Н.

[7] Возможно, речь идет о Борисе Михайловиче Кепинге, супруге сестры архиепископа Виктора (Святина), Ольги Викторовны, авторе воспоминаний: Кепинг О. В. Последний Начальник Российской Духовной Миссии в Китае — архиепископ Виктор: жизненный путь // Православие на Дальнем Востоке. Сб. статей. СПб., 1993. После переезда в 1957 г. Владыки в СССР Б. М. Кепинг обосновался в Вологде, где служил в Епархиальном управлении у епископа Гавриила (Огородникова). — С. Ф.

[8] Материалы архива Княжны Веры Константиновны // Собрание Православного братства святителя Филарета Московского.

[9] Шайдицкий В. И. Конечный земной путь // Родные дали. Лос-Анджелес. 1974. N 249. С. 29−31.

[10] Архимандрит Гавриил (Дмитрий Иванович Огородников, 13.10.1890Љ28.2.1971) — родился в Костроме. Окончил коммерческое училище в С.-Петербурге (1912) и Ораниенбаумское юнкерское училище (1915). Участник Великой и гражданской войн. Награжден Георгиевским крестом. Жил во Владивостоке и на Камчатке. Эмигрировал в Шанхай через Японию. Постригся в монахи (1931). Служил в Пекине, Дайрене (1934−1937), Тянцзине (1937−1938) и Шанхае. Хиротонисан во епископа Хабаровского и Владивостокского (29.8.1948). Епископ: Вологодский и Череповецкий (11.8.1949), Астраханский и Енотаевский (27.7.1959; 26.2.1960 — архиепископ). Архиепископ Ташкентский и Среднеазиатский (15.9.1960). — С. Ф.

[11] Матери автора письма, принявшей в 1946 г. монашеский постриг с именем Тамара и поставленной игуменией Елеонского монастыря в Иерусалиме. — С. Ф.

[12] Свящ. Дионисий Поздняев. Православие в Китае (1900−1997 гг.). С. 64. Со ссылкой на: Церковное слово. Кройдон. 1996. N 11. Ноябрь. С. 15.

Где искать? И для чего?..

В 1945 г. храм Святых Мучеников отошел к Русской Православной Церкви. В 1954 г. он был закрыт. Участок русской земли был занят советским посольством. В 1957 г. по распоряжению посла СССР в КНР П. Ф. Юдина (1899−1968), крайнего догматика-марксиста, храм был снесен, а на его месте разместилась детская площадка и другие постройки посольства. Была также разрушена колокольня, Успенский храм превращен в посольский гараж, Свято-Иннокентьевская церковь — в зал для приемов и гостиницу, ризница — в консульский отдел. Богатейшее собрание книг сожжено.

Известно, что мощи св. китайских мучеников, останки митрополита Иннокентия (Фигуровского) и архиепископа Симона (Виноградова), по благословению Патриарха Московского и всея Руси Алексия (Симанского), в январе 1957 г. были перенесены в храм преп. Серафима Саровского на кладбище[1].

Храм преп. Серафима был разрушен в 1986 году.

На месте кладбища возник парк Озера молодежи, примерно треть которого занимает искусственный водоем. С тех пор большая часть мощей св. китайских мучеников покоятся на дне искусственного водоема[2].

В июне 1990 г. доктор исторических наук Г. В. Мелихов пытался узнать в Российском посольстве в Пекине что-либо о судьбе захоронений Алапаевских мучеников. «…В посольстве, — пишет он, — мои вопросы были встречены с полнейшим изумлением: никто ничего об этом не знал… А когда выяснилось, что я занимаюсь историей российской эмиграции в Китае, то обо всем этом стали… расспрашивать меня самого"[3].

Само отсутствие каких-либо данных о мощах Алапаевских мучеников весьма красноречиво. Любое объявление о них советским дипломатам в конце 1950-х годов и позднее означало бы, во-первых, надругательство над ними, а, во-вторых, их немедленное уничтожение. Вот почему остается надежда на обретение их там, где они были в свое время с большими предосторожностями укрыты, на месте храма Всех святых мучеников на территории нынешнего посольства России в Китае.

Задача эта, однако, представляется нам не столь простой и однозначной. И дело тут не в одних лишь технических или политических сложностях. И более того, вовсе не в них.

Перечислим ряд проблем, которые нужно постараться решить, прежде чем вообще браться за это дело.

Как мы уже писали, Русской Православной Церковью Заграницей в 1981 г. в лике святых были прославлены Алапаевские мученики: Великий Князь Сергий Михайлович, Князья Иоанн, Константин и Игорь Константиновичи, Великая Княгиня Елисавета Феодоровна и инокиня Варвара, князь Владимир Палей.

Русская Православная Церковь (Московский Патриархат) в 1992 г. прославила только Вел. Кн. Елисавету Феодоровну и инокиню Варвару. Об остальных Алапаевских мучениках и речи не было.

Если в Пекине приступят к делу, то обязательно привлекут к этому представителей Русской Православной Церкви (Московского Патриархата). Таким образом, это будет эксгумация останков православных, а не обретение мощей святых, уже прославленных Зарубежной Церковью.

Другое важное обстоятельство: следует хорошенько помнить, что Промыслом Божиим мощи Августейших Алапаевских мучеников оказались тесно связанными с мощами мучеников китайских, в свое время навсегда, казалось, сокрытых руками советских и китайских безбожников.

Архиерейский Собор Русской Православной Церкви Заграницей в 1996 г. прославил «жертвы первого в мiре красного террора рубежа нынешнего века». Была написана даже специальная икона «Собор святых мучеников китайских».

В свою очередь, Св. Синод Русской Православной Церкви (Московский Патриархат) 17 апреля 1997 г. постановил «восстановить исполнение Указа Синода о почитании в лике местночтимых святых мучеников священномученика Митрофана и 221 православного мiрянина с ним в Китае пострадавших. Днем их памяти определить 24 июня (н. ст.)».

Отсюда видно, что проблема эта не только политическая, но главным образом мистическая. Целый ряд ее аспектов сегодня известен (имеем в виду, прежде всего, проблему Китая в связи с эсхатологией)[4], но никак еще не обдуман.

Все эти обстоятельства и следует учитывать сегодня тем, кто выступает с инициативой обретения мощей Алапаевских мучеников, тем самым дерзая взять на себя ответственность за последствия перед Церковью, Россией и — так уж получается — мiром.

11/24 декабря 2004 г.

Преп. Даниила Столпника.

Посещение Св. Царицей-Мученицей Александрой

старицы Марии Михайловны (Новгород. 1916 г.)

[1] Свящ. Дионисий Поздняев. Православие в Китае (1900−1997 гг.). М. 1998. С. 153.

[2] Там же. С. 25.

[3] Мелихов Г. В. Белый Харбин. Середина 20-х. С. 137.[4] См. сводку материалов на эту тему: Россия перед Вторым пришествием. (Материалы к очерку Русской эсхатологии). Изд. 3-е. / Сост. С. и Т. Фомины. Т. II. СПб., 1998. С. 469−474.

10.01.2005