Русский дом | Виктор Дауров | 18.01.2005 |
Так вот, привёз якобы Андрей в этот монастырь одну небольшую семейку туристов из трёх человек: папы, мамы и дочки. И было у них, как он мне поведал, совершенно замечательное настроение: с утра они посетили большой кафедральный собор, ознакомились с фресками Рублёва, затем — знаменитый, занесённый ЮНЕСКО в список шедевров мировой архитектуры, храм у Святого озера, даже искупались в этом озере, перекусили там же на открытом воздухе прямо напротив храма, от души нафотографировались, на обратном пути собрали вдоль луга «роскошный» букет из цветов, и вдруг нате вам — пришли в монастырь, а их не пускают — в главный собор. Оказывается, всего-то навсего, мама с дочкой не в том наряде были — в джинсовых брюках!
— И что же тебя возмущает?.. Теперь будут знать. Ну, не осмотрели изнутри ещё один памятник архитектуры. Зато осмотрели другие, более древние, искупались в святой водичке, прогулялись по заповедному лугу…
— Да то хотя бы, — ответил Андрей, — что после такого приёма они вообще ногой в храм не ступят. Можно ж как-то было понять, уступить, снизойти… Мы же все христиане…
— Погоди, погоди, — сказал я, желая его успокоить. — «Христиане» — тут не при чём… Интересно, а почему это они не смогли понять? И до каких это пор, до какого предела надобно уступать и снисходить?.. Я вот тебе такой пример приведу…
И я рассказал ему об одном инциденте, имевшем место в Оптиной пустыни года эдак четыре назад. Мне о нём, в свою очередь, поведал во время моего позапрошлогоднего посещения Оптиной один мой знакомый монах — иеродиакон отец П., в миру Николай (бывший тоже, кстати, литератор, журналист, семь лет как постригся). Одно время отец П. исполнял при монастыре должность коменданта. Приходилось ему в том числе следить и за порядком в монастыре, за его безопасностью, за режимом посещения обители паломниками, туристами, гостями, прошенными и непрошеными…
Однажды (как рассказывал отец П.) буквально вдавилась, вломилась какая-то группа женщин, лет под сорок и свыше, совершенно «отвязных», довольно фривольно одетых, чуть ли прямо не с речки, да ещё и вдобавок «под мухой»: кто в каких-то пляжных коротких халатах, кто в цветастых, в обтяжку, трусах ли, лосинах, и от всех «табачищем разит за версту"…
Ну что было делать?.. Естественно, комендант, вместе с двумя помощниками, встал на пути этой «десантуре бесовок»:
— Простите, сестры, но в таком виде вам лучше не проходить. Здесь всё-таки, знаете, монастырь, — смиренно напомнил он им.
Какой тут начался гвалт: «Как? Что? Да кто он такой! Да ты знаешь, кто я, кто мы?!» Одна из «сестёр» всё-таки прорвалась сквозь кордон. Отец П. вежливо, творя про себя «умную молитву», взял её за локоток и попытался вернуть назад. «Ах, так? Он ещё рукоприкладством занимается? Подать сюда игумена!..»
Однако! Кто же это были такие? Оказалось — ни много ни мало — известная у нас в стране либерал-феминистка, пропагандистка «безопасного секса», со своими подругами. То ли они на даче тут поблизости отдыхали, то ли ехали откуда-то с юга, решили по дороге искупнуться в реке, а заодно «осчастливить» своим визитом знаменитый мужской монастырь. В любом случае, это был уже почти скандал!.. Полуобнажённых подвыпивших феминисток на территорию монастыря хотя и не пустили, но разборка в присутствии одного из помощников игумена всё-таки состоялась, и пришлось моему знакомому иеродиакону отцу П., от греха подальше, оставить свою «высокую» должность коменданта — что он, кстати, сделал с превеликой радостью, — и, переместившись на время в коровник, принять послушание старшего дояра. Тут, по крайней мере, спасаться легче: и молиться гораздо спокойнее, и на святых отцов времени больше оставалось…
— Ну? И что, по-твоему, этих распоясавшихся тёток тоже надо понять? — спросил я Андрея. — Идти им навстречу, делать уступки?..
— Нет, ну это уж ты совсем крайний случай привёл, — отозвался он хмуро.
— Это он для тебя крайний, а для них не крайний, а только начало края. Слышал, небось, европейские феминистки добиваются от Европарламента отмены запрета на посещение женщинами святой горы Афон? Дискриминация-де! Ущемление прав и сво-бод!.. Ещё лет сто назад трудно себе было даже представить праздношатающихся по монастырям женщин в штанах, шортах, с обнажёнными пупками. А теперь — почти норма. А ты представляешь, каково потом бедным монахам после этих картинок? Пойдёт ли им в голову на ночь вечернее правило?.. Обижаются! Ради Бога, пусть обижаются. В чужой монастырь, как говорится, со своим уставом не ходят.
— Да, но ты же знаешь, пути-дороги к Господу неисповедимы.
— Нет, ну это, конечно, — пришлось согласиться мне с ним. — Это так. Мои стёжки-дорожки тоже не розами были усыпаны. Не переживай ты за эту свою семейку. Бог даст, дойдут, доберутся они до своего Храма. В свой срок, в своё время. Давай порассуждаем так. Вот нормальный человек, отправляясь даже на приём в поликлинику, со-ответ-ству-юще приготавливается и одевается. Так? Так. Хотя бы из уважения к врачу. На приёмные или выпускные экзамены нормальная девушка постарается одеться поприличнее, в юбку ли, платье. Хотя бы из страха, что её тусовочный брючный «прикид» не всякому члену комиссии придётся по вкусу. А при подходе к храму — дому Божиему! — нет никакого ни страха, ни трепета. Мысли только о личном удобстве. Если для мамы с дочкой всё равно, в чём войти, что вчера — в супермаркет, что сегодня — в храм Божий, почувствуют ли они после этого разницу — между тем и другим?
— Нет, безусловно, ты прав, одежда ко многому обязывает, — не стал со мной спорить Андрей.
Тут мы наперебой, будто только что для себя открыли Америку, стали вспоминать ситуации, обстоятельства и даже служебные предписания, когда хочешь не хочешь, волей-неволей, а в иных случаях и с великой охотой люди одеваются в чёрные мужские костюмы, фраки, вечерние женские, бальные, «для приёма гостей», подвенечные (свадебные) платья, мундиры, униформу, мантии, рясы… И это нормально и правильно! В этом есть свой резон, ещё и какой!.. Девушка в вечернем платье уже не сядет на стул, широко, по-бурлацки, расставив колени и опершись о них, как вратарь при пенальти…
— У них и взгляд-то при этом другой, — заметил Андрей. — И речь. И осанка-Тут, — когда мы наконец достигли почти полного единомыслия и взаимопонимания, — в подтверждение темы я привёл Андрею пример, как два года назад… или три… ну, не важно… студентки нашего Суздальского художественно-реставрационного училища, с отделения реставрации тканей, переоблачившись в отреставрированные ими же самими старинные сарафаны, кокошники, душегреи, под предводительством моей жены, заведующей этого самого отделения, перемещались по главной улице города в сторону Торговых рядов, где они должны были принимать участие в празднике под названием «Город мастеров».
Это было шествие! Настоящее зрелище! Надо было видеть, какова была реакция встречных прохожих, а также многочисленных туристов и гостей города, оказавшихся на пути следования студенток, в одночасье, безо всякого преувеличения, превратившихся, как одна, в настоящих русских красавиц. Откуда только появилась эта лебединая стать, эта мягкая поступь, этот царственный взгляд с поволокой!.. Чудеса да и только. Уж кто-кто, а я-то знал студенток своей жены, неоднократно видел их в повседневной, ничего не говорящей ни уму, ни сердцу бесцветной одёжке, и могу быть свидетелем: разница — как между небом и землёй.
Как раз в то самое время, когда девушки пересекали площадь, неподалёку от Преподобенской колокольни остановился автобус с иностранцами. Экскурсовод повела их было в сторону Ризоположенского монастыря, но туристы смешались, все стали оборачиваться, некоторые — суетливо — расчехлять свои фото и видеокамеры и наводить на процессию.
— О! Бери найс!.. Бьютефел!.. Рашен гелс!.. — раздавалось со всех сторон. Дело даже не в иностранцах. Бог бы с ними, с этими иностранцами. Но просто поразительно, удивительно, уму непостижимо, как это девушки до сих пор не могут усвоить, насколько обкрадывают сами себя, облачаясь обычно, почти поголовно, в мужские одёжки? Мало того, что каждая из них лишает себя возможности быть романтичной, таинственной, обаятельной, они ещё и лишают себя — причём добровольно! — главного своего достоинства — естественной женской привлекательности (не путать с пресловутой «сексапильностью»), превращая себя в парней и мужчин. Дожили — женщины не хотят больше быть женщинами! Говорят, рождаемость падает, семьи не держатся, супруги не могут ни о чём договориться…
Да, одежда обязывает, — пришли мы с Андреем к обоюдному выводу. Но она не только обязывает — она ещё и диктует стиль поведения!
И ещё одно наблюдение… Во второй половине программы «Города мастеров», как рассказывала моя жена (я присутствовал только на первой), после официальной, обязательной её части, девчонок повели сниматься на пленер — приехал, по предварительной договорённости, один профессиональный фотограф из Москвы. Снимали в Суздальском кремле, в Музее деревянного зодчества, у речки, на валах, на лугу… Съёмки продолжались несколько часов кряду. «Он их буквально измучил», — сказала жена. Но! За всё время съёмок, как она рассказала, жена не услышала от девчонок ни одного «вау!», а одна «куряка» из группы призналась ей по секрету: «Знаете, Людмила Михайловна, сама удивляюсь, но я за весь день про сигареты даже ни разу не вспомнила!».
Вот что делает с людьми одежда! То есть она не только облагораживает, украшает, организует, заставляет подтягиваться внешне и внутренне, она ещё и дисциплинирует — морально и нравственно.
— Или наоборот — разлагает, — поддакнул Андрей, когда я закончил рассказ о студентках.
Наконец-таки. Уф! Кажется, мы всё-таки окончательно нашли общий язык с Андреем.
Но тут — неожиданно — он говорит:
— Всё это так. Конечно… Но всё-таки жалко.
— Кого? — не понял я сразу.
— Обидно… Да, девушку эту, — ответил Андрей и вздохнул. — Она так рвалась, так хотела попасть внутрь храма…
— Н-да, — сказал я, начиная, кажется, понимать.
— Ну, а вообще как?.. Честно: что, в самом деле, м… ничего… симпатичная девушка?
— Ну! Что ты!.. Девушка — класс!… Нет, правда, очень хорошая девушка.
— Да?.. Ну, тогда я не знаю, — развёл я руками.
— Тогда я не знаю…
Мне — действительно — нечего было добавить.
Суздаль