 |
| Седмицa.Ru | Сергей Путилов | 11.11.2004 |
До слоистых, словно бабушкин пирог, скал уже рукой подать. Асфальтовая дорога забирается все выше. Двигатель «пазика» надсадно рокочет, выбивается из сил. Деревня Маалюля расположена на высоте 1,5 километров выше уровня моря. В салон через люк в потолке врывается раскаленный воздух. Он приносит лишь иллюзию свежести, больше обжигает лицо и горло. Хорошо, что я догадался перед отъездом купить литровую бутылку местной воды. Чуть немного, и она бы закипела. Хотя вчера по телевизору и передали, будто в пустыне днем «всего» около 45 градусов по Цельсию. Август.
Ну вот, кажется, уже миражи начались: посреди марсианского ландшафта раскинулись виноградники, зеленеют крестьянские поля. Однако, это не оптический обман. С гор в долину стекает мелководная речка. Она дает жизнь чудному оазису с крохотной деревушкой и обителью матушки «Таклы» на ее окраине.
Автобус последний раз фыркнул, уткнулся передними колесами в бетонный бордюр. С асфальтовой стоянки, куда пристал наш четырехколесный верблюд, необычный поселок виден как на ладони. Потрясающее зрелище вполне достойно кисти художника-модерниста. Кубы двух — трехэтажных домиков — «мазанок» — пирамидой громоздятся по склону горы. Увитые виноградными лозами балкончики, черные амбразуры окон, арки, приставные лестницы для того, чтобы ходить в гости к соседям сверху и снизу.
Дело в том, что плоские крыши нижних домов служат уютными двориками для жильцов наверху. Верхние этажи, в свою очередь, акробатически держат на плечах следующий ярус жилищ. И так далее, до самого верха.
Пирамиду венчает белая полусфера «обсерватории» с большим крестом, который, как принято на Востоке, смотрит во все стороны света. Ряды окон бойниц, стройная колоколенка. Это древний монастырь святой Феклы. Рядом, словно в напоминание христианам, кто здесь все-таки хозяин, воткнута спица минарета. К счастью, трения на религиозной почве здесь большая редкость. Обитателей Маалюли отличает веротерпимость, если не сказать более. Об этой особенности деревни, впрочем, чуть позже.
Этот автобус, оказывается, последний. «Если хочешь сегодня вернуться в Дамаск, а не спать где-нибудь в пещере, то поторапливайся», — бросил мне напоследок молодой румын-спелеолог и, сгибаясь под тяжестью громадного рюкзака, бросился догонять свою компанию. «Им что, Карпат мало»? — мелькнуло в голове.
Но я был несправедлив. Таких древних пещер, как в Маалюле, больше нет нигде в мире. Сначала в них жили древние кроманьонцы. Потом здесь обосновались пришельцы — арамеи. Место им понравилось, и кочевники решили не возвращаться в свою родную Месопотамию. Место уж больно хорошее. Горная речка струит прозрачные воды, деревья отбрасывают длинные прохладные тени, благоухают цветы. Кроме того, в случае опасности всегда можно забраться в горы и пересидеть многочисленных в этих краях завоевателей. Чьи армии тут только не проходили: хетты, египтяне, ассирийцы, македонская фаланга.
В римскую эпоху, вслед за святой Феклой, эти места облюбовали христианские отшельники. Узкая щель в скале, куда едва может протиснуться взрослый человек. Неглубокая выбоина, пригодная только для стояния, но бесполезная, чтобы укрыться в ней от летнего зноя, пронизывающего ветра или дождя. Вот и все «апартаменты» древних аскетов. Чем можно измерить величие духовного подвига этих святых людей, добровольно терпевших немыслимые лишения? Вспоминается, что именно Сирия дала монашеству такой вид аскезы, как столпничество. Симеон Стилит, к примеру, простоял на вершине двенадцатиметрового столба целых сорок лет! В наши дни бесчисленные расщелины и пещеры Каламуна стали объектом «паломничества» спелеологов и археологов из всех стран мира.
Полет мысли был прерван самым бесцеремонным образом.
«Ахлабон!» — хлопнул меня по плечу усатый янычар. Вздрогнув от неожиданности, я отступил на шаг и на всякий случай нащупал в наружном кармане рюкзака тяжелый армейский бинокль. Народ тут мирный, но, кто знает? Я помотал головой — не понимаю. «Ассалям алейкум!» А, другое дело.
После традиционного восточного приветствия смуглый толстяк в белой рубашке, такого же цвета брюках и сандалиях на босу ногу поинтересовался, откуда я. Вяло отвечаю: «Москва». «Да ты что, из России!?» — неожиданно на чисто русском выпаливает он. Как выяснилось, этот товарищ десять лет прожил в Астрахани, учился на врача, женился на русской. Затем перебрался в Турцию, Что-то там не заладилось, и теперь он с семьей живет в этой горной деревушке, лечит односельчан за умеренную плату. Но не только. Оказывается, они с супругой еще ставят для местных жителей спектакли: Чехов, Островский. Говорит, «заболел» русской классикой еще в Астрахани, когда был студентом. Отвечаю ему, что тогда бы уж в России и оставался, все равно считай «наш человек». «Конечно, я русский», — гордо отвечает он, и с этими словами поворачивает свою голову в профиль, чтобы я лучше разглядел его мясистый восточный нос-брюкву. «Стопроцентный славянин!», — подтверждаю я.
Закончилось все тем, чем неминуемо заканчивается встреча земляков — приглашением заглянуть в гости на ужин. В гостеприимной Сирии такие «заглядывания» порой могут длиться неделями, уж это мне хорошо известно. Но как же тогда я попаду сегодня вечером в Хомс, где нужно быть хоть тресни? Приходится отказаться. Сказать, что я обидел человека, значит не сказать ничего. Одним словом «нет» я буквально убил его. Даже усы как-то уныло обвисли. Чтобы хоть как-то утешить несчастного, обещал обязательно погостить у него, когда приеду в Маалюлю в следующий раз.
Как выяснилось в ходе беседы, странная абракадабра, с которой началось мое знакомство с жизнерадостным маалюльцем, это просто «добрый день», только по — арамейски. Конечно, я бы мог быть посообразительнее. Ведь каждый православный хоть немного, а знает этот древний как гора Каламун язык. Помните? «Талифа куми!» («девица, встань!»), сказал Иисус и воскресил мертвую девушку. Каждый раз, читая в Евангелии это место, мы недоумеваем: что это за непонятные слова, как они сюда попали? Это арамейский язык, на нем говорил и проповедовал Христос. После арабского завоевания древнее наречие повсеместно вымерло. За исключением трех крохотных горных деревушек к северу от Дамаска. Одна из них — Маалюля, обитатели которой до сих пор говорят на языке Спасителя. Впрочем, как я понял, русский для некоторых из них — тоже родной.
По осыпающимся камням мой путь лежит узкими закоулками к вершине горы. Там, в скальной расселине, прячется от нескромных взоров монастырь святой Феклы. Сложенная из пыльных известняковых блоков стена, кажется, никогда не закончится. Высокие чугунные ворота, с кованым крестом наверху. Вход. Никакой охраны. Насельницы, а это около полусотни монахинь и девушек-сирот, видимо, чувствуют себя в полной безопасности под покровительством «матушки Таклы». Каменная лестница. Небольшой каменный двор, опять подъем. Обитель разрасталась от пещеры праведницы сверху вниз, по склону горы. Так что, чтобы попасть в святилище, нужно подняться по ступеням монастыря-небоскреба к самой вершине Каламуна. Далеко внизу, на самом дне ущелья, в наступающих вечерних сумерках рассыпался огнями поселок Маалюля. Ни шагу назад, только вперед, точнее — вверх.
Вход под арку. На ней прикреплена черная доска с надписью мелом: «Уважайте святое место. Молитесь тихо. Не курите». Для большей доходчивости переведено на три языка: арабский, русский, английский. Темный коридор. Сувенирная лавка со стеллажами книг, одна из которых называется «Арабы и евреи». С Израилем у Сирии после пяти проигранных войн и оккупации Голанских высот отношения, мягко говоря, натянутые. Антиохийская Православная Церковь вслед за официальным Дамаском тоже резко осуждает «экспансионистскую политику сионистского режима». Любопытно, что книга написана по-русски. Покупаю редкую кассету с записью богослужений монастыря, которые здесь ведутся на арамейском языке.
Надо же, икона Богородицы Зэйтунской. Такие я видел в коптских церквях в Египте. В конце шестидесятых годов в Зэйтуне (пригород Каира) сотни тысяч мусульман и христиан-коптов были свидетелями явлений Девы Марии. Матерь Божья с нимбом из золотых звездочек в длинном, ниспадающем до босых стоп одеянии, и в голубой накидке на плечах, стоит, милостиво распростерши руки к плещущемуся внизу людскому морю. Из кистей ее рук бьют фонтаны света. Спрашиваю, указав на икону, у пожилой наставницы, которая приглядывает за молодыми послушницами: «вы что, монофизиты»? «Православные», — строго отвечает она. Понятно, шутки здесь неуместны. Про себя отмечаю, что наша Церковь, да и Антиохийская тоже, официально пока не признали каирского чуда. Тем не менее, почитание Богородицы Зэйтунской идет стихийно. Такие же иконы я затем видел на севере Сирии, в православном храме Пояса Богородицы (г.Хомс), в Дамаске.
Очередной подъем по истертым ступеням, — и вот я уже на втором монастырском ярусе. Белый четырехэтажный корпус, где проживают монахини, больше напоминает респектабельную гостиницу. Типовые комнатки-кельи с наглухо закрытыми ставнями выставили наружу коробки кондиционеров. Балкончики с рядами пышно цветущих растений в горшочках — видна заботливая женская рука. Посередине двора — фонтан со львами. Церковь Иоанна Крестителя в плане представляет собой базилику. Великолепный иконостас с иконой святого в виде «Ангела пустыни». Два ряда пустых деревянных скамей. Тихо мерцают свечи в наполненном песком шандале. Знакомый аромат воска и ладана. Выхожу из храма и направляюсь к очередной лестнице с железными перилами — до пещеры еще шагать и шагать. Табличка с надписью «Святилище Святой Феклы» указывает стрелкой направление поиска.
Две тысячи лет назад сюда, спасаясь от преследователей-язычников, прибежала юная христианка по имени Фекла. Когда дочь правителя Иконии (это в современной Турции) под впечатлением от проповеди апостола Павла дерзко отвергла древних богов и объявила себя христианкой, правитель приказал сжечь ее живьем. Но Бог заступился за смелую отроковицу. На ясном небе неожиданно собрались тучи. Упали первые тяжелые капли дождя, и вот уже хлынул настоящий ливень. Костер погас, не дав совершиться злодеянию. Тогда Фёклу бросили в яму с голодными львами. Но дикие звери стали ластиться к ней, как домашние кошки. На мученицу напустили ядовитых змей, но и они не причинили ей вреда. Наконец, подпольно действовавшие в городе христиане помогли несчастной бежать.
Сначала она добралась до Антиохии. Оттуда ее путь лежал на юг, в римскую провинцию Сирия. В дороге мученица неустанно проповедовала учение Иисуса Христа. Враги искали ее, чтобы убить. И вот измученная долгой погоней Фекла в изнеможении опускается на колени перед острыми, как клыки льва, отрогами горы Каламон. Огромная, до самого неба, скала непреодолима. Спасения нет. Преследователи уже близко, горное эхо разносит стук лошадиных копыт. Девушка обращается к Богу с пламенной молитвой. Последней. И тут происходит чудо. С чудовищным грохотом могучая скала от земли до облаков раскалывается надвое.
Среди тучи пыли, песка и сыплющихся сверху каменных обломков, виден узкий извилистый проход. Девушка бросается туда, и, вскарабкавшись на гору, прячется здесь, в одной из бесчисленных пещер, которыми изобилует Каламун.
В наши дни грот превращен в церковь. Святилище, где находятся древний алтарь и мощи Святой Феклы, отделено от основного пространства каменной стеной. Через весь свод тянется морщинистая ветвь зеленого платана. Сквозь арку могучее дерево выбросило зеленые руки-ветки наружу. Почерпнув ковшом воды в роднике, с удовольствием поглощаю ледяную влагу. В этой же небольшой пещерке, где святая спряталась от погони, она и провела оставшиеся годы. Прослышав о праведной жизни ученицы апостола Павла, к ней потянулись местные жители — язычники. Безнадежно больные и калеки получали исцеление, лишь испив несколько глотков из источника, по молитвам святой наделенного чудесной силой. После этого многие сразу же решали креститься. Когда Фекла умерла, ее похоронили в этом же увитом плющом гроте. Его своды до сих пор сочат чистую как слеза младенца влагу. После смерти праведницы чудеса не прекратились. Вскоре Феклу причислили к лику святых и объявили первомученицей. Так в Маалюле появился один из древнейших христианских монастырей.
Монахиня отпирает старинным ключом окованную железом дверь. Тусклый свет лампад выхватывает из темноты старинный мраморный иконостас. Посередине, вместо Царских врат, небольшое зарешеченное окошко. Там, между иконами Богородицы и Спасителя, хранятся чудотворные мощи первомученицы. Зажигаю мягкую восковую свечу, ставлю ее в мраморный подсвечник. Слева на красном бархате вывешены серебряные, в натуральную величину руки, стопы ног. Так исцелившиеся люди благодарят святую Феклу. Среди них, как я узнал, много и мусульман.
Вместе с последними посетителями неохотно покидаю обитель. Поворачиваю от уже знакомых чугунных ворот направо, и по тропинке шагаю к узкой расщелине. Ее ширина достаточна как раз для того, чтобы в скальный разлом мог пройти человек. Это и есть знаменитая «маалюля», то есть «проход», который Бог сотворил для спасения праведницы. Поразительно! Если повинуясь сверхъестественной силе отвесные скалы вновь сошлись бы, то они точно попали бы друг в друга, как конструктор «Лего». Когда делаешь туда первый шаг, от этих мыслей становится немного не по себе. По другую сторону расщелины открывается библейский пейзаж.
Желтые склоны покрыты редкой растительностью. На вершине противоположной от обители cв. Феклы стороны разлома высится куб с полусферой и маленькой башенкой, увенчанные крестами. Это католический монастырь святых мучеников Сергия и Вакха. Римские легионеры, они были замучены императором Максимианом за отказ поклониться языческим идолам.
А это что за «стоянки древнего человека»? Перед пещерами, которыми изобилует горный склон — черные остатки огромных костров, камни покрыты копотью. Это не кроманьонцы, которые, по свидетельству археологов, жили здесь лет эдак 50 000 назад и исчезли, очевидно, в результате Потопа. Трижды в год, согласно древней традиции, жители Маалюли зажигают огни в честь своих святых. Это происходит 24 сентября, в день святой Феклы, 7 октября в память о мучениках Сергии и Вакхе. А также 14 сентября, когда здесь отмечается праздник Воздвижения (Обретения) Креста Господня. В дни «фестивалей света» селение и близлежащие горы озаряются кострами и фейерверками. Самый большой костер зажигается на горе над ущельем в память о 325 годе, когда в Иерусалиме св. императрицей Еленой, матерью св. Константина, был найден Крест, на котором распяли Христа. Для скорейшего сообщения радостной вести в Константинополь, на вершинах холмов тогда зажгли сигнальные костры. Эта традиция сохранилась и поныне. Маалюльцы всем селением идут в горы, соревнуются чей костер горит больше и дольше, поют свои древние песни на языке Господа.
