Русская линия
Литературная газета Петр Калитин07.10.2004 

Уравнение русской души

Возрождённый живой интерес к православию носит, похоже, не спонтанный, не субъективный характер, а среди христианских философов «новой волны» немало личностей незаурядных. Один из них — Пётр КАЛИТИН, доктор наук, член Союза писателей России, автор философских, публицистических, исторических, художественно-мистических трудов…

— Пётр Вячеславович, в вашей книге «Уравнение русской идеи» приведено то самое уравнение. В чём его смысл, суть?
— Дабы не объяснять с помощью латинских букв и весьма специфических терминов, коротко обозначу уравнение отрицательно-утвердительной связкой «ЕСТЬ И НЕ-ЕСТЬ ЗАРАЗ», введённой в философско-богословский научный обиход русским логиком и философом Н.А. Васильевым. Оно в предельно сжатой форме выражает суть оригинального православного рационализма, уникальной религиозно-философской системы, которая по своей глубине и значимости, на мой взгляд, отнюдь не уступает ни католической схоластике, ни протестантской классической философии Канта — Фихте — Шеллинга — Гегеля…
— Ваши оценки родного-исконного не чересчур завышены? Едва ли с ними согласятся ваши коллеги-философы в Гарварде или Сорбонне.
— Пушкина в Западной Европе и США тоже вряд ли считают гением, классиком, что не мешает ему оставаться таковым.
Что значит «есть и не-есть зараз»? Порассуждаем, отталкиваясь как раз от западного, протестантского рационализма. То, что «цивилизованный Запад» и его подражатели считают очевидным, бесспорным, в действительности таково и не таково одновременно. Это противоречие (вернее сказать, «непротиворечивое противоречие») определяет суть божественно-греховной природы человека и всего, что нас окружает, что нас ждёт в этой жизни и за её пределами.
Один из главных вопросов, издревле задаваемых себе человечеством, — вопрос Спасения. Католики, как известно, «решили» его очень просто: мол, спасёмся добрыми делами. У католических священников можно было выхлопотать себе индульгенцию, у них даже понятие такое существовало — «банк святости». Подразумевалось, что папы, кардиналы, епископы, аббаты и другие священнослужители, а также «божественные» императоры и прочие «святые» настолько гарантированно обеспечили себе места в раю, что вполне могут поделиться святостью с другими людьми.
Против такой профанации выступили первые протестанты. Но Лютер, Кальвин и их последователи, по сути, лишь косметически подправили католицизм, убрав с фасада наиболее уродливые «теологические излишества». У протестантов задача Спасения решалась уже несколько иначе — под девизом «Спасёмся единой верой». При этом ставилась во главу угла личная воля человека, выраженная как приказ самому себе: прими Христа — и непременно спасёшься!
— Спасение единой верой во времена безверия, всеобщего цинизма и кощунства — разве не благо?
— Мало этого. Проследив дальнейшее логическое развитие этого императива в протестантизме, увидим не что иное, как попытку заключить с Богом сделку: смотри, мол, Создатель, я принял Тебя в своё сердце, признал Твоё право распоряжаться моей судьбой, но за это Ты должен отблагодарить меня на этом свете и на том. Такой мёртво-буквалистский подход к вопросам веры, бытия, жизни-смерти в корне противоречит православному мировосприятию.
Для православных вопрос Спасения — прерогатива Бога, Ему решать, кто достоин Благодати, а кто нет.
Вера обязательна, надеяться на Бога нужно, самому плошать не следует — эти азбучные истины в теории едины и для католиков с протестантами, и для прихожан Русской православной церкви, но при всём том вы не получаете гарантий на Жизнь Вечную. Именно в этом главный смысл связки «есть и не-есть зараз» и всей системы православного рационализма.
Ваши воля, успех, внешняя праведность, уверенность в завтрашнем дне могут быть очевидными для людей и неистинными, эфемерными в глазах Господа. Понимание этой драматической, в чём-то даже страшной, тревожной данности заставляет православного человека чаще обращаться к собственной совести, покаянию, смиренной и трепетной апелляции к Небу…
— Православный рационализм как-то отразился на светской, культурной, нравственной жизни русского народа?
— Вся классическая русская литература проникнута духом глубочайшей рефлексии, антиномии, поиска пути ко Спасению, обретению Благодати, пониманием того, что на всё Воля Божия.
Возьмём «Маленькие трагедии» Пушкина, его противопоставление Моцарта и Сальери. Каков Сальери с точки зрения протестантского вероучения? Талантливый, волевой, целеустремлённый, трудолюбивый, верующий человек, добивающийся успеха в этой жизни и Спасения в жизни загробной. Спасся ли он? Последовательные протестанты скажут: спасся!
А православный Пушкин, судя по всему, считал иначе, предпочтя Моцарта — «гуляку праздного». И вот что примечательно: не имея возможности заглянуть за грань жизни и смерти, мы можем сделать вполне определённый вывод: гений Моцарта признан всеми, а Сальери в России знают в основном лишь благодаря творчеству Пушкина. Посмертная судьба личности, его мирская слава, подлинный успех не подчинены законам ни католической, ни протестантской этики, вышедшей из религии. Понимание-прочувствование этого миропорядка было свойственно русским священникам, писателям, философам. И даже русскому народу в целом, что всегда давало пищу для размышлений о загадочной русской душе.
Православным рационализмом пропитано творчество многих выдающихся наших писателей. Их произведения наполнены глубочайшим психологизмом, подлинной, а не напускной, не показушной нравственностью, герои натуральны как в своём христианском смирении, так и в бесшабашной, полубезумной или вовсе безумной стихии…
— Всё сказанное вами не может не тешить нашего национального самолюбия, но наверняка вызовет скептическую ухмылку у западного среднестатистического обывателя. Всё это хорошо, скажет он, — психологизм, нравственность, рефлексия, но почему Россия, несмотря на такие замечательные качества её народа да плюс несметные природные богатства, по своему экономическому развитию никак не может встать вровень со странами Запада?
— Рационально мыслящему американцу или немцу трудно понять героя лесковского рассказа «Чертогон», набожного и одновременно дикого, фантастически расточительного в кабацких разгулах купца. Илья Федосеевич, сколотив огромные капиталы, не дрожит над ними, подобно пушкинскому Скупому рыцарю, но бросает огромные деньги на ветер. Ради — нет! — не глупой прихоти, а чтобы прочь «гнать чертей» — демонов корысти, стяжательства, обогащения. Капиталы жгут ему руки, он не видит в них залога подлинной успешности в этой жизни и уж тем более — залога Спасения. Человек с Запада определит такое поведение как иррациональное, порождающее бессмысленный хаос, как совершеннейшую глупость в конце концов. А ведь в России лесковский тип гуляки был весьма распространён, чему свидетельство — опять же русская классическая литература. Вспомним Рогожина у Достоевского, покопаемся в памяти и схожих примеров найдём немало.
Главная беда России, по-моему, в том, что наши правители пытались перенять чуждые нашему народу идеи и ценности. Здесь они выглядят фальшиво. Мы постоянно видим симулякры, подделки, псевдоуспехи. Выступает по телевидению некий деятель культуры и хвастается роскошным особняком. Хочется крикнуть в ответ: да ведь ты даже по западным меркам не заработал своего благосостояния! Чем хвалишься-то? Тем, что удачно устроился, в удобный момент занял удобную позицию?!
Олигархи — те скромнее себя ведут, понимая, что их материальный успех достигнут неправедно, но и они поучают народ, ставя в пример жизнь на Западе. Давно пора понять: Россия самобытна, уникальна и только тем может быть сильна.
Известно, чему Запад во многом обязан своим экономическим лидерством. Русские коренное население на осваиваемых землях не уничтожали, как «боголюбивые» протестанты и католики в Америках. Русские не завозили миллионами чернокожих рабов на сельхозугодья. Наши правители не вели войн с целью обогащения, а западные — только в последнее время ради экономических выгод разбомбили Югославию и потопили в крови Ирак. К тому же климат и земли у нас не такие, как в Алабаме или даже Лотарингии. А главное — не очевидно, что процветание западных стран вечно, а кризисные времена в России будут длиться бесконечно долго.
— Вы написали книгу «Пётр Первый — православный император», в которой доказываете, что не так был страшен чёрт (временами как будто водивший за руку Петра), как его малюют…
— Неправильно давать Петру Первому какую-то однозначную и категоричную оценку. По мнению светских реформаторов, императору пристало именоваться в истории Великим. С точки зрения многих догматиков-буквалистов, он был сущим антихристом. Где истина? Она лишь Богу известна.
Именно Пётр, проводя синодальную реформу, фактически приказал: «По всем монастырям монахов учить подобает, не точию да читают писания, но да и разумеют…» И уже затем, и даже вследствие этого, была создана философско-богословская школа учёных монахов второй половины XVIII — начала XIX века. Эта школа как раз и разработала основы целостной системы православного рационализма.
Московский митрополит Платон (Лёвшин), его единомышленники (некоторые из них русской церковью причислены к лику святых) и последователи оставили нам уникальное духовное, научно-философское наследие, которое, по моему убеждению, в сконцентрированном виде выражается подлинным уравнением русской идеи.
То есть если где-то и надо искать эту великую идею, то прежде всего в творчестве учёных монахов. К сожалению, это наследие пока ещё мало изучено и почти забыто у нас. А ведь в своё время знаменитый Александр Дюма так отозвался о митрополите Платоне: «Знаменитого митрополита… как мне показалось, склонны (в России) ставить выше его древнегреческого тёзки».
А Пётр Первый оставил после себя такие любопытнейшие собственноручно написанные документы, как «Письма патриарху Адриану», указы «О церковной реформе», «О достоинстве православных россиян», «О суевериях», «Против иезуитов», «Против протестантов». Интересно, не правда ли?
Российское духовенство в постпетровские времена впитало в себя идеи православного рационализма, а значит, окормляя, идейно и духовно влияло на многочисленную паству. Да и сама эта школа возникла не на пустом месте. Её истоки — в древней православной святоотеческой традиции, в трудах христианских философов, живших задолго до синодальной реформы Петра.
Система православного рационализма очень многое объясняет, оправдывает, если хотите, и даёт нам необходимую точку духовной и экзистенциальной опоры — именно сейчас, когда власти предержащие, вконец запутавшись, неведомо куда ведут всё российское общество.

Беседовал Сергей ГРОМОВ

6 октября 2004 г.


Каталог Православное Христианство.Ру Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика