 |
| Седмицa.Ru | Протоиерей Максим Козлов | 28.09.2004 |
Но, приняв это как аксиому, с другой стороны мы должны засвидетельствовать, что исторические обстоятельства, в которых оказалась Русская Церковь в XX веке, были абсолютно беспрецедентны и не имели аналогов в церковной истории. И подходить к разделениям, бывшим в XX веке, вполне перенося на них критерии IX-XI или более ранних столетий вряд ли возможно. Никогда прежде ХХ столетия Церковь еще не оказывалась в условиях государственного режима, который на протяжении всего своего исторического существования ставил конечной целью уничтожение Церкви как института и искоренение религиозного мировоззрения вообще. Мы должны четко понимать, что это было конечной целью советского режима, проводившейся разными средствами, с разной степенью последовательности и жесткости, но проводившейся всегда.
Поэтому бытие Церкви в России разными уровнями, разными пластами, начиная с конца 20-х годов XX столетия мы можем считать, в определенном смысле, оправданным. Безусловно оправданной была позиция приснопамятного митрополита (с 1943 года — Святейшего Патриарха) Сергия, стремившегося сохранить официальную церковную организацию, храмы, в которые можно было бы придти (не боясь завтра оказаться в заключении), где можно было бы крестить детей, отпевать своих близких, в которых сохранялась бы церковная жизнь, пускай даже в сильно ограниченных рамках.
Конечно же, митрополит Сергий, как и любой иерарх Синодальной эпохи, считавший легализацию церковной жизни важнейшей целью своей деятельности, не мог представить, что те, с кем он договаривается, — это, по словам блаженного Августина, «банда разбойников». Одной рукой они будут подписывать решения о легализации Церкви, а другой рукой — тех, с кем они подписывают это соглашение, будут посылать в лагеря и тюрьмы. Митрополиту Сергию казалось, что если легализация будет достигнута, за этим последует некоторое упорядочение церковно-государственных отношений. Тогда, в конце 20-х годов, никто еще не мог предвидеть, что в результате произойдет в 30-е годы, какая Голгофа ждет Православную Церковь в Советской России.
Но, конечно, же была оправданной и позиция тех мужественных иерархов, священников, монашествующих, мирян, исповедников, которые, не считая возможным идти на компромиссы с безбожной властью, не приняли тогда позицию митрополита Сергия и уходили в подполье. И в результате на протяжении большего промежутка существования Советской власти Православная Церковь была как официальной, так и подпольной. Одновременно часть ее находилась в изгнании, за рубежом, и имела возможность свободно высказывать свое отношение к тому, что происходит в Советском Союзе.
Наверное, пройдут еще десятилетия, и мы сможем яснее увидеть, что такое положение, создавшееся 20−30-е годы, было промыслительным. Но наряду с Промыслом Божиим, в этом можно видеть и конкретные человеческие отношения: противоречия, обиды, недоумения, нарушавшие всякую возможность личностного общения и приводившие, на уровне непосредственного общения, к вражде, к взаимному отторжению, к видению в ином врага, или же предателя Церкви. К несчастью, в сознании многих клириков и мирян Зарубежной Церкви постепенно стал формироваться не реальный, а некий фантастический образ Московской Патриархии. На нее стали смотреть как на какую-то небольшую группу иерархов, чуть большую группу клириков и еще несколько большую категорию ничего не понимающих мирян, которых советские власти и КГБ используют в своих интересах, но которые сами либо ничего не понимают, либо прямо подыгрывают «советам». Этот совершенно нереалистический образ, тем не менее, абсолютно реально существовал в сознании подавляющего большинства представителей Зарубежной Церкви.
Только изменение ситуации в Советском Союзе, начиная с конца 80-х годов, только открытие — сначала слабое, а потом все более очевидное, — возможности общения, привело к переменам в сознании наших соотечественников в зарубежье. Люди стали приезжать в Россию и видеть воочию, что здесь происходит, стали бывать в наших монастырях, в наших приходах, читать книги, которые мы издаем, смотреть на всю полноту церковной жизни. Так постепенно стал рассеиваться в глазах всех трезво мылящих людей тот мифический образ, который некогда сложился и не имел ничего общего с реалиями. Согласитесь, что невозможно, оставаясь в здравом уме, говорить, что все, происходящее в нашей Церкви, делается по некоему замыслу приснопамятного КГБ. Нормальный человек не может считать, что строительство храмов, прославление Новомучеников, канонизация святых, возрождение духовного образования и многое-многое другое — все это некий злокозненный умысел Московской Патриархии, с тем только, чтобы в итоге отвести людей от веры в Бога и от истинного Православия. Так сама жизнь, а не что-то иное, постепенно стала переламывать ситуацию, враждебность к Московскому Патриархату со стороны Зарубежной Церкви стала исчезать естественным образом, былое средостение стало разрушаться.
— Какие шаги положили начало диалогу между Московской Патриархией и Русской Православной Церковью Заграницей, с чего начался переговорный процесс, который проходит сегодня?
— Я бы хотел напомнить о том, что об открытости для диалога с Зарубежной Церковью на протяжении всего периода Патриаршества неоднократно заявлял нынешний Предстоятель нашей Церкви — Святейший Патриарх Алексий II. Все Соборы Русской Православной Церкви, начиная с Собора, на котором Патриарх Алексий II был избран Предстоятелем, обращались к Русской Зарубежной Церкви с призывами восстановить единство.
Не вдруг, не сразу на эти призывы появилась ответная реакция. Наверное, должны были пройти эти 10−15 лет взаимного узнавания и реалистического приятия друг друга, прежде чем начался реальный процесс диалога об объединении.
Мы должны были пройти и через кризис, связанный с возникновением приходов Зарубежной Церкви на территории России. Для нас это было очень болезненно, многих из нас это лишило иллюзий насчет Зарубежной Церкви как некой «чистой девы в белых одеждах», которая не допускает никаких ошибок и не преследует никаких собственных интересов.
Но еще большим уроком это оказалось для самой Русской Зарубежной Церкви. Ведь в РПЦЗ надеялись, что после открытия этих приходов храм за храмом, епархия за епархией, люди потекут в Зарубежную Церковь. А все ограничилось лишь небольшой группой клириков и приходов, которых можно пересчитать по пальцам. К тому же, в Зарубежном Синоде скоро увидели, кто именно из числа духовенства устремился в эти приходы. Это были по преимуществу отнюдь не лучшие пастыри нашей Церкви, но либо люди каких-то весьма странных убеждений, либо те, кто находился под прещениями или в ситуации конфликта со своими правящими архиереями. Многие, пройдя через Зарубежную Церковь, ушли и оттуда и где только потом не оказались. Здесь можно вспомнить печально известного Валентина Суздальского. В отношении него прямо предупреждали: сей есть как именно из числа тех, кто сотрудничал с власть предержащими. Но в Зарубежной Церкви его поставили во епископы, а теперь он у них же отвергнут. Уходивший в РПЦЗ архимандрит Адриан (Старина) из Ногинска потом числился у лжепатриарха Киевского. Можно вспомнить и других, которые пройдя через Зарубежную Церковь, впоследствии оказались в самых различных расколах.
Несомненно, очень большую и важную роль сыграли встречи и конференции, которые проводились по инициативе наших европейских епархии и Германской епархии Зарубежной Церкви и ее правящего архиерея — архиепископа Марка (Арндта). В них принимали участие видные церковные ученые — богословы и историки. Конференции проводились для рассмотрения исторического контекста наших разделений в XX веке.
Также исключительно важную роль сыграло подчеркнуто уважительное отношение к Зарубежной Церкви со стороны Российского Президента, который особо отмечал, что идея единства Русского Православия — это идея, в которой кровным образом заинтересовано и Российское государство, и все российское общество.
— Важнейшими претензиями Зарубежной Церкви, которые она выдвигала в адрес Московской Патриархии, были т.н. «сергианство» и экуменическая деятельность Московского Патриархата. Как сегодня решаются эти проблемы с обеих сторон?
— Как известно, в контексте нынешнего объединительного процесса было принято решение о создании совместных комиссий. В их задачу входит рассмотрение этих вопросов, которые по-прежнему нас разделяют или видятся таковыми. Действительно, среди вопросов принципиальных (а не практического характера) остались только два упомянутых вами пункта: отношение к экуменическому движению и так называемое «сергианство».
Постепенно ознакомление с нынешними официальными документами нашей Церкви, прежде всего — с Социальной концепцией Русской Православной Церкви, и постановлением Архиерейского Собора Русской Православной Церкви об отношении к инославию, — многое изменило во взгляде представителей РПЦЗ на указанные вопросы. Богословы и иерархи Зарубежной Церкви увидели, что как таковых разностей в нашем понимании этих вопросов практически нет. И был преложен такой путь: безусловно, предполагая дальнейшие совместные церковно-исторические исследования, мы все же не будем считать наше прошлое и нашу нынешнюю разность подходов к истории Церкви препятствием к осуществлению главнейшей нашей цели — восстановлению общения.
Ныне нашей целью является выработка общей декларации, общих принципов церковно-государственных отношений, которые мы могли бы принять и в которых отчетливо говорилось бы о невозможности подчинения Церкви какому бы то ни было государству. Об этом уже говорится в нашей Социальной концепции. Вероятно, к этому можно было бы добавить осуждение того, что в РПЦЗ привыкли квалифицировать как «сергианство», но что правильнее именовать «сервилизмом» — т. е. недопустимой меры раболепства иерархии и церковной администрации перед любым государством, причем, не только советским безбожным, но и перед демократическим американским в равной мере.
По отношению к экуменизму тоже должны быть четко сформулированы принципы допустимого, желательного и недопустимого в отношениях с инославными христианами. Возможно, эти принципы будут сформулированы уже на ближайшем итоговом заседания комиссий Московского Патриархата и РПЦЗ, перед предстоящим Архиерейским Собором. Эти принципы могут быть предложены к соборному рассмотрению, и, если процесс пойдет положительно, они могут быть утверждены сначала нашим Архиерейским Собором, а затем Архиерейским Собором Русской Зарубежной Церкви. Вслед за этим уже могут последовать и дальнейшие шаги к нашему объединению.
Весьма важным решением стало принятое на последнем заседании нашего Священного Синода определение о невыдвижении новых и прекращении ныне существующих судебных споров с РПЦЗ. Было решено, что все существующие разногласия должны рассматриваться в совместной комиссии.
Некоторые разногласия между нами, конечно, еще остаются. Вопрос о существовании «зарубежных» приходов на территории России требует своего решения, как в принципиальном смысле, так и по отношению к конкретным персоналиям епископов и клириков, ныне находящихся в этих приходах. Соотношение наших и зарубежных приходов в диаспоре, наличие там епископов Московского Патриархата — эти вопросы также требует своего постепенного решения. Но, вероятно, они могут быть решаемы уже при восстановленном Евхаристическом общении. Намного проще договариваться, когда мы можем помолиться вместе за Божественной литургией и сообща приступить к единой Чаше Тела и Крови Христовых.
— Священноначалие Русской Зарубежной Церкви во главе с Митрополитом Лавром продемонстрировали свое искренне стремление к сближению, но всеми ли в РПЦЗ воспринимается однозначно такая позиция?
— Конечно, нет. В РПЦЗ есть архиереи, есть целые епархии, которые твердо стоят на позиции поддержки линии Митрополита Лавра и того дела восстановления русского православного церковного единства, которое, я глубоко в этом убежден, является для него теперь делом его жизни и дальнейшего его служения. Есть и такие клирики и миряне, которые, по разным причинам, сомневаются в правильности избранной Митрополитом Лавром линии или не согласны с ней. Несогласных я бы разделил на несколько категорий. Есть люди, просто еще не осмыслившие всей совокупности перемен, произошедших в нашей Церкви, на нашей Родине, может быть, недостаточно знакомые с сегодняшним положением в России. Это определенная часть, прежде всего, старшего поколения духовенства и мирян. С ними нужно разговаривать — не спеша, с любовью, терпеливо, не обижаясь на упреки, зачастую высказываемые по неведению. Шаг за шагом, пример за примером, документ за документом им нужно показывать безосновательность тех предубеждений, которые у них существуют против Московского Патриархата. Мы должны понять, принять и полюбить этих людей.
На протяжении долгих десятилетий они боролись за то, что мыслилось ими как «Русь Святая», они боролись с советской властью, которую видели одним из воплощений мирового зла, ложно ассоциируя с советской властью Московскую Патриархию и нашу Церковь. И вот теперь все изменилось. В значительной мере многие из них оказались в ситуации, похожей на ту, в которой оказалось наше старшее поколение при распаде Советского Союза: люди положили всю жизнь ради борьбы за какие-то идеалы и цели, и теперь оказались как бы «у разбитого корыта». Им говорят, что идеалы были ложными, что государство, которое они строили, больше не существует. Иные из этих наших заблуждающихся соотечественников поныне поддерживают КПРФ или какие-то маргинальные объединения. Поймем же и наших зарубежных братьев и будем к ним терпеливы.
Но среди духовенства Зарубежной Церкви есть часть клира, которая стоит на крайних позициях, «зилотских». Вероятно, эти люди никогда не примут процесс нашего объединения, и, в свою очередь, окажутся в расколе. К несчастью, это почти неизбежно. Но задачей сегодня является минимализировать количество тех благочестивых людей, которые будут увлечены этими «зилотами».
Наконец в РПЦЗ есть группа клириков — перебежчиков из Московского Патриархата, для которых вопрос о нашем церковном единстве является не столько идеологическим, сколько личностным. Оказаться вновь перед лицом тех неприглядных фактов их личной жизни, в силу которых они оказались в Зарубежной Церкви, многим из них будет не слишком приятно. Понятно, что с этими людьми также вряд ли возможно объединение.
— То есть существует угроза, что некая консервативная часть Зарубежной Церкви на пожелает воссоединения с Церковью в Отечестве?
— Я бы не хотел называть эту часть клириков и мирян РПЦЗ консервативной. Как раз здоровой, в хорошем смысле консервативной частью Русской Зарубежной Церкви является именно та, которая возглавляется Митрополитом Лавром и которая его поддерживает. Таковых в РПЦЗ большинство. Я бы скорее назвал противников единства людьми с вырабатывающейся сектантской идеологией (подобно греческим «старостильникам» или другим сходным маргинальным группам, которые, вроде бы ревнуя о чистоте Православия, тем не менее оказываются в положении фактически сектантских группировок). А людей, которые, прежде всего, руководствующиеся личными своими личными интересами, я бы тем более никак не стал называть консерваторами.
Именно вхождение в состав единой Русской Православной Церкви всех тех, кто пойдет за Митрополитом Лавром, и даст возможность присутствия внутри нашей Церкви здорового, традиционного, укорененного в Предании консервативного начала. Оно покажет иным из наших псевдо-консерваторов и маргиналов их реальное место. Все ревностные борцы против налоговых документов, все, кто печется о скорейшей канонизации Распутина или Ивана Грозного, именующие себя ныне консерваторами, окажутся на том месте, на котором они на самом деле находятся как церковные маргиналы.
Я думаю, что все трезвомыслящие иерархи и священнослужители Зарубежной Церкви понимают неизбежность того, что некоторая часть духовенства и паствы уйдет в те или иные разделения.
— Как в перспективе воссоединения вопрос о дальнейшем статусе РПЦЗ внутри Русской Православной Церкви может быть связан с проектом создания самоуправляемой митрополии в Европе?
— Насколько я знаю, этот вопрос сейчас конкретно не обсуждается. На первоначальном этапе диалога, вскоре после начала наших переговоров, речь шла о двух возможных вариантах: о создании митрополичьих округов в Америке и Европе и, соответственно, возрождении той идеи, которая прозвучала в известном послании Святейшего Патриарха к Русской Православной полноте на территории Европы.
Другой проект, который, насколько мне известно, взят за основу, — это сохранение Русской Зарубежной Церкви в ближайшее время как достаточно автономной структуры (подобно Украинской Православной Церкви), с сохранением экономической самостоятельности, внутреннего самоуправления, свободы избрания и поставления епископов. Этот проект, в то же время, предполагает, что Предстоятель Зарубежной Церкви будет утверждаться и благословляться Патриархом и Священным Синодом (вероятно, и сам он станет постоянным членом Священного Синода). Имя Святейшего Патриарха Московского и всея Руси будет возноситься на богослужениях в этой части Русской Православной Церкви.
Но повторю: этот проект не является предметом конкретных переговоров на настоящий момент. Первоочередной вопрос — восстановление Евхаристического общения, и лишь затем — обсуждение канонического статуса Зарубежной Церкви как части единой Русской Православной Церкви.
— В настоящий момент проходит новый раунд переговоров между Зарубежной Церковью и Московским Патриархатом. На каком этапе находятся переговоры, какие достигнуты договоренности?
— Договоренность достигнута одна: пока переговоры не закончатся, ни лица в них участвующие, ни те, кто обладает какой-либо информацией о них, не будут давать никаких комментариев, а будут приниматься лишь только официальные коммюнике после каждого раунда переговоров. Я думаю, что нам нужно с уважением отнестись к такому решению. Оно не свидетельствует о закрытости переговоров, но должно привести к тому, чтобы не возникло пустых обсуждений, способных стать камнем преткновения в этот очень ответственный период, когда принимаются столь важные решения.
— Отец Максим, а чего Вы лично ожидаете от предстоящего Архиерейского Собора в плане дальнейшего развития диалога с РПЦЗ?
— Душа и сердце ждут того, что заповедано нам Христом Спасителем — церковного единства. Поэтому я очень надеюсь, что, несмотря на все имеющиеся «подводные камни» и сохраняющуюся у некоторых настороженность, Архиерейский Собор сможет принять такое решение, которое, при принятии соответствующего решения Синодом Зарубежной Церкви, позволит нам не только в обозримом будущем, но уже в самое ближайшее время восстановить возможность Евхаристического общения. Прежде всего мы должны стремиться к этому.
Этого, как правило, не понимают мирские люди, которые рассуждают о том, какие цели преследует наша Церковь и какие цели преследует Зарубежная Церковь. Приводятся, заметьте, вторичные побуждения: Зарубежная Церковь предпринимает сближение для того, чтобы не ассимилироваться, не раствориться, Московскому Патриархату, в свою очередь, это якобы нужно для укрепления своего зарубежного присутствия, чтобы более представительно выглядеть перед Константинополем и т. д. Нужно понять, что главным стремлением, по моему глубокому убеждению, и Святейшего Патриарха Алексия, и Митрополита Лавра, и всех тех, кто участвует в объединительном процессе, является, прежде всего, достижение богозаповеданного церковного единства.
Беседовала Светлана Небытова
