Среди преданных забвению в годы советской власти имен нельзя не упомянуть Дмитрия Васильевича Скрынченко. Он родился в с. Песковатка Бобровского уезда Воронежской губернии 21 сентября (ст.ст) 1874 г. в семье псаломщика. Детство Дмитрия Скрынченко провел в Песковатке, на берегу Дона, там он учился в народной школе, а затем был отдан в Бобровскую прогимназию, где обучался в 1885 — 86 гг. Позднее он писал, что в прогимназии «не только была серьезность обучения, но и обращалось внимание на наше воспитание и физическое развитие. Чудный человек был директор Иван Иванович Цветков. Мы делали экскурсии за город, варили там кашу с салом, играли в крокеты и т. п.; зимой на обширном гимназическом дворе был устроен ледяной каток».
[1] В 1887 г. Дмитрия было решено направить по духовной линии, он был определен в Задонск, в тамошнее духовное училище. Позднее в воспоминаниях Д.В.Скрынченко писал: «Сердце мое очень страдало, когда я очутился на далекой, как мне казалось, чужбине. Вследствие того, что в гимназии не учили церковно-славянский язык, я должен был начинать в духовном училище сначала, т. е. поступить в первый класс, и по окончании его первым учеником, я был переведен в Воронежское духовное училище».
[2]В 1891 г. Д.В.Скрынченко закончил 4 класс Воронежского духовного училища и был удостоен перевода в 1 класс Воронежской духовной семинарии.
[3] Учился Дмитрий Скрынченко блестяще. Еще в Песковатке в нем «проснулась жажда сделаться ученым». «Я решил, — вспоминал он, — добиться всеми силами получить
высшее образование; только оно, казалось мне, может открыть мне
иную жизнь, а не ту мелочную, часто сварливую, в которой копошилось село и наш прекрасный, способный русский народ. Я решил трудиться не жалея сил, и свое молчаливое решение после осуществил».
[4] После окончания в 1897 г. последнего 6 класса Воронежской духовной семинарии Д.В.Скрынченко был уволен в епархиальное ведомство со званием студента семинарии.
[5] В семинарии особенно давались ему классические языки и философские предметы — логика, психология, история философии. В процессе обучения большое внимание уделялось умению изложить свои мысли на бумаге, приветствовались диспуты, особенно при изучении раскола и сектантства. В семинарии Д.В.Скрынченко получил не только глубокие знания — он сформировался как гражданин и приобщился к тому уровню духовной культуры, который был доступен в провинциальном Воронеже. «Моим наслаждением, — вспоминал он, — было посещение опер, оперетт, малороссийского театра, что я делал буквально каждый вечер. Я знал наизусть целые арии, содержание всех опер, писал много нот и сам пел довольно недурно; видел всех знаменитостей того времени, посещавших наш город, например, только что начинавшего карьеру Шаляпина…. Среднее учебное заведение, — вспоминал Д.В.Скрынченко, — много дало мне для развития. В конце VI класса я стал думать о продолжении своего образования в Петроградском историко-филологическом институте, но ввиду моих успехов, был отправлен в Казанскую духовную академию, а в университет при отсутствии средств не рисковал поступить».
[6]Учился в академии Д.В.Скрынченко блестяще. Сохранившийся в национальном архиве Республики Татарстан «Табель баллов» за 1897 — 1901 гг. и копия его диплома свидетельствуют о его способностях, трудолюбии и глубоких знаниях.
[7] В стенах академии он познакомился с тогдашним ее ректором — будущим митрополитом Антонием, доброе отношение к которому он сохранил на всю жизнь. По окончании академии в 1901 г. он был удостоен звания кандидат богословия с правом преподавания с семинариях за сочинение «Ценность жизни по современно-христианскому и философскому учению». После окончания академии Д.В.Скрынченко был определен на должность преподавателя латинского языка в Пермскую духовную семинарию.
[8] В сентябре 1901 г. началась его педагогическая деятельность в Перми. «Горячий и увлекающийся, — вспоминал он, — я стал звать учеников учиться и учиться, чтобы отдать свои силы на служение прекрасному, но темному русскому народу».
[9] Работа в Перми была прервана чрезвычайной для того времени ситуацией. В духовной семинарии случилось волнение семинаристов, которое епархиальные власти восприняли весьма болезненно. Как вспоминал Д.В.Скрынченко, «архиерей Иоанн потребовал строгого наказания, включительно до массового увольнения,… я стал на сторону учеников вместе с преподавателем А.И.Обтемперанским и на ежедневных разборах этого события вел бой с рутинерами; многих удалось спасти, но зато я оказался переведенным „для пользы службы“ в духовное училище в Старую Руссу на кафедру арифметики и географии».
[10]Изображенная Ф.М.Достоевским в «Братьях Карамазовых» в виде городка Скотопригоньевска, Старая Русса произвела на Д.В.Скрынченко удручающее впечатление. По сути дела работа в Старой Руссе была ссылкой для человека широких взглядов и пытливого ума. Д.В.Скрынченко отправился в Санкт-Петербург и добился приема у К.П.Победоносцева. Лишь только после того как Д.В.Скрынченко заявил, что вообще бросит службу, он получил новое назначение. «Решительность моего тона помогла, — вспоминал он, — я сейчас же был переведен в неизвестный мне Минск».
[11] Так с декабря 1903 г. началась его служба в Минской духовной семинарии в качестве преподавателя истории. Многолетнее пребывание в Минской губернии способствовало раскрытию творческих сил Д.В.Скрынченко. В его идейном наследии можно выделить несколько тем, внутренне связанных друг с другом.
Прежде всего, это идея укрепления национально-государственных основ и укрепление позиций православия в Западном крае, активное противостояние полонизму и католицизму. Политика Петербурга в Западном край нацеливалась на то, чтобы интегрировать его в имперский организм. Чтобы это сделать, следовало решить ряд серьезных проблем, среди которых особе место занимал национальный вопрос. В тогдашней Белоруссии он существовал в виде т. н «польского вопроса». Его решение видели в том, чтобы полностью включить бывшие польские земли в состав Российской империи, а поляков превратить в верноподданных. Исходной позицией в решении национального вопроса в Западном крае была концепция «большой русской нации», в которую входили великороссы, малороссы и белорусы. В Белоруссии и на Украине русская имперская идея сталкивалась с польской имперской идеей, причем внешним проявлением конфликта была борьбы православия с католицизмом и униатством. Исследователи отмечают, что главным препятствием в распространении православия в XVIII — XIX вв. была шляхта,
[12] такая же ситуация сохранялась в начале XX в., когда борьба с католицизмом рассматривалась властями в контексте решения «польского вопроса».
[13] Католицизм воспринимался политической и ителлектуальной элитой как враждебная идеология, политически к тому же подчиненная Ватикану.
Утверждение православия в Западном крае отнюдь не выражалось в русификаторстве, и хотя внедрение русского языка было признано в качестве основного пути для сцепления всех частей империи в единое целое, о русификации Западного края едва ли можно говорить. Дело в том, что в начале XX в. белорусская нация еще не сформировалась, не было еще кристаллизовавшейся национальной идеи, не был стандартизирован язык (он рассматривался как наречие русского), и белорусы воспринимались как составная часть русской нации,
[14] в чем, собственно, и выражался западнорусизм.
[15] В силу незавершенности национальных процессов в Западном крае там «разворачивалась борьба между польским и русским „проектами“ нации, так как и поляки, и русские рассматривали литовцев, белорусов и украинцев не как самостоятельные общности, а как составные части собственной нации».
[16]В свете вышеизложенного становится понятным контекст деятельности Д.В.Скрынченко в Минске, а также позднее в Киеве. Его социально-политические взгляды можно обозначить как просвещенный консерватизм, двумя сторонами которого было безусловное охранительство и умеренное новаторство. Он ориентировался на традиционный набор ценностей и в то же время приветствовал либеральные нововведения, такие как отмена духовной цензуры или выборы в Государственную Думу.
[17] Социальную опору возможных реформ он видел в просвещенном духовенстве, действующем при активной поддержке государства.
Стремление укрепить православие, утвердить его как всеобъемлющую духовную силу, вызвало у Д.В.Скрынченко глубокий интерес к изучению прошлого Западного края, к поискам православного русского субстрата, который в дальнейшем был «затемнен» польским лаком. Отсюда вытекала задача борьбы с полонизмом.
[18] 8 мая 1904 года Д.В.Скрынченко выступил с актовой речью в Минской духовной семинарии «Общемировое призвание России и в связи с ним задачи западнорусских семинарий». Отталкиваясь от идеи, согласно которой главным фактором русской жизни является нравственная потребность, Д.В.Скрынченко настаивал на особой роли России как духовной руководительницы человечества, роли, основанной на истинной религиозности русского народа.
[19] Обращаясь к студентам семинарии, Д.В.Скрынченко говорил: «…в душе своей и в душе западно-русского народа
вы должны вырабатывать сознание необходимости объединения славянских народностей под знаменем России, объединения не в смысле политического подчинения, например, сербов, России,… а объединения духовного, такого, при котором каждая славянская ветвь жила бы сознанием своего единства и нераздельного родства с могучим славянским организмом — Россией».
[20]Для осуществления этих целей будущие пастыри должны были просвещать народ, воспитывать в нем веру и самоуважение. Миссия духовных семинарий т.о. заключалась в создании духовенства как культурного сословия. Речь Д.В.Скрынченко была замечена, и вскоре он был назначен редактором «Минских епархиальных ведомостей». «Это дало, — вспоминал он позже, — возможность заняться пробуждением национального самосознания среди белорусов местной стариной, летописями, книгами, чтобы во всеоружии бороться с ползучим полонизмом».
[21] Укрепление авторитета православия, особенно в Западном крае, Д.В.Скрынченко увязывал с назревшей реформой духовных семинарий. Действительно, в начале XX века ряд положений, регламентировавших жизнь духовной школы, устарел. Из-за стремления начальства неукоснительно соблюдать их в духовных учебных заведениях вспыхивали бунты. В феврале 1905 г. в Минской духовной семинарии произошли волнения, в результате которых были разгромлены квартиры ректора и инспектора, уничтожены архивы и журналы, возник пожар. Св. Синод закрыл семинарию, занятия возобновились лишь в конце апреля. В результате было исключено 83 семинариста.
[22]Главная же цель реформы в его понимании заключалась в том, чтобы «выпускать образованных пастырей, стоящих по своему умственному уровню не ниже окружающего их общества».
[23] Особое внимание на страницах «Минских епархиальных ведомостей» Д.В.Скрынченко уделял жизни духовенства, его повседневной рутинной работе. Он сумел вдохнуть жизнь в «Минские епархиальные ведомости», материалы обновленного издания задевали за живое, о чем свидетельствовали многочисленные отклики, особенно молодых священников, почувствовавших в издании свою опору. «Задачей редакции будет, писал Д.В.Скрынченко, — стремление к обновлению как общецерковной, так и местной епархиальной жизни».
[24] Вместе с тем стратегической задачей издания, как ее понимал Д.В.Скрынченко, была борьба с католицизмом. Ситуация осложнялась тем, что в Западном крае православное духовенство было единственным сословием, на которое реально могла опереться государственная власть. Значительную часть дворян представляли поляки, многие из русских дворян были пришлыми, не имели глубоких местных корней. Что касается чиновничества, то оно традиционно относилось к духовенству пренебрежительно. «Русскому губернатору и дворянину был ближе „милый польский пан“, чем русский священник», — писал Д.В.Скрынченко.
[25]Избирательные законы по выборам в I и II Государственной Думы были составлены таким образом, что в них оказались избраны представители в основном польского дворянства, проживавшего в Западной крае. Считая подобную ситуацию несправедливой, Д.В.Скрынченко писал, что «для того, чтобы исправить положение, русский народ должен острее почувствовать необходимость развития своего национального самосознания».
[26] Он развивал умеренный консерватизм, пытаясь очертить роль церкви и духовенства в меняющейся России. По его мнению, перед церковью стояло много социальных задач, в решении которых она должна принять посильное участие. Он очень тонко уловил снижение авторитета церкви, которой следовало бы, по его мнению, перехватить инициативу у мнимых вожаков народа, под которыми он подразумевал революционеров.
[27] Поэтому церковь должна более активно заявить о себе, обозначить свои социальные и политические позиции. Следует отметить, что само течение событий в 1905 — 1906 гг. приводило Д.В.Скрынченко к необходимости изменений в обществе, заставляло задумываться над причинами индифферентности государственной власти. Одной из таких причин он называл позицию дворянства, которое «уже зарекомендовало себя безразличным отношением к родине…»
[28] Поэтому для изменения состава Думы он предлагал изменить избирательный закон.
Объясняя, почему I Дума не оправдала ожиданий русского общества, Д.В.Скрынченко писал, что отсутствие
гражданского самосознания, т. е. отсутствие
граждан в России есть главная причина кризиса I Думы. Он призывал к тому, чтобы
обыватель стал
гражданином, и считал, что в этом превращении должна свою роль сыграть церковь. Стремясь к институционализации гражданского самосознания, он осознал необходимость политически объединить всех русских людей губернии. Революция 1905 года, прокатившаяся по России где волной беспорядков, где в виде стачек и забастовок, не обошла стороной Минск. К жизни активно пробуждались различные политические силы. Те, кто стремились утвердить в Западном крае государственное начало и православие, в 1906 г. объединились и стали издавать газету «Минское слово». Д.В.Скрынченко писал позднее, что «с открытием „Минского слова“ началась, я бы сказал, новая эпоха в общественной жизни Белоруссии, дотоле небывалая по своей национально-русской энергии; никогда еще тут не била таким ключом русская национальная мысль».
[29] Д.В.Скрынченко приветствовал появление «Минского слова», первый номер которого вышел из печати 4 ноября 1906 года., и советовал духовенству поддерживать ее и рекомендовать русскому православному населению.
[30] Издание «Минского слова» стало возможным благодаря поддержке епископа Минского и Туровского Михаила, управлявшего епархией с 1899 г.
Д.В.Скрынченко активно участвовал в подготовке выборов как в I, так и во II Думу. Русский предвыборный комитет, созданный при его участии в Минске в 1907 году, после выборов был преобразован в «Русский Окраинный союз». Целью Союза его основатели считали укрепление «русской государственности и русской народности на окраинах».
[31] Задачи Сюза сводились к объединению русских, проживавших прежде всего в Минской губернии, защите их интересов, ходатайстве перед властями об ущемлении русских интересов и ознакомление общественности «с действительным положением окраин и его русского населения».
[32] Председателем Союза стал М.К.Шмидт, человек сильной воли, но авантюрного склада, а товарищем председателя Д.В.Скрынченко.
Деятельность Минского комитета «Русского Окраинного союза» носила антипольский характер. Д.В.Скрынченко как один из инициаторов Союза, исходил из посылки, что Польша и Россия враждебны, более того, он понял, что старая славянофильская идея о единстве всех славянских народов под эгидой России нереальна. «Польша умерла для славянства, для России. Польшу оторвал от нас католицизм — это иезуитское порождение средневекового Рима.»
[33] Рассматривая положение католицизма в Белоруссии, Д.В.Скрынченко расценивал его не только как религиозное течение, но прежде всего как политическую доктрину. Он утверждал, что противостоять следует не католической вере, а политической активности католиков, настроенные враждебно к русской государственности.
[34] Д.В.Скрынченко страстно стремился к единению правоконсервативных организаций Западного края. Он полагал, что «множественность почти одинаковых организаций едва ли принесет пользу русскому делу».
[35] По его мнению, все болеющие за русское дело, могли бы объединиться в двух организациях: это Братство Св. Креста и «Русское Окраинное общество». К последнему должна по его мысли примкнуть светская интеллигенция.
В русском православии издавна особую роль играли братства — духовные корпорации, дополнявшие официальные структуры церкви. Будучи в Минске, Д.В.Скрынченко в 1906 г. вступил в Кирилло-Мефодиевское братство.
[36] В 1907 г. он поддержал инициативу Виленского Св.-Духовского братства о необходимости съезда представителей православных братств Западного края.
[37] На следующий год он выступил на съезде представителей Западнорусских братств в Минске. В докладе «Трагедия народа» им была предложена программа борьбы против католицизма и полонизма. Он признал, что переход белорусов в католицизм происходил в силу ряда объективных причин — как в силу невежества, так и ряда экономических факторов, иногда такой переход совершался добровольно.
[38] Чтобы противодействовать этому процессу, он предложил усилить пропаганду православия, ввести обязательным предметом во всех школах местную историю, а также способствовать тому, чтобы представители власти, чиновники и военные, все были православными.
[39] На деле, однако, сложно представить себе возможность реализации последнего предложения, особенно после закона 17 апреля 1905 года. Д.В.Скрынченко, как и многие в то время, полагал, что введение в действие закона о свободе вероисповеданий в Западном крае пошло на пользу лишь католикам, которые получили неограниченные возможности для распространения своей веры, что в перспективе, по мнению Д.В.Скрынченко, имело своей целью отторгнуть Западный край от России. Он взывал к властям: «или уймите строгими государственными законами, обязательно выполняемыми администрацией, обнаглевших ксендзов, или пришлите сюда противодействующую им силу!»
[40] Под последней он подразумевал необходимость усиления миссионерской деятельности православия, которая могла бы противостоять наступлению католицизма.
Однозначное выражение его позиция нашла в открытом письме членам Государственной Думы «У нас своя Босния». Сравнивая Западный край с Боснией, аннексированной Австро-Венгрией, он утверждал, что происходит ползучая аннексия края при посредстве католицизма и полонизма. Он полагал, что предлагаемую им в противовес этому политику нельзя называть русификацией. «Здесь, — утверждал он, — по древности-то более коренная Русь, чем, например, в Пензе; она лишь здесь покрыта польским лаком. И весь вопрос „обрусения“ здесь сводится к тому, чтобы сбросить этот польский лак».
[41] 1 марта 1907 года в Минских епархиальных ведомостях появилась статья Д.В.Скрынченко, в которой он обосновывал необходимость создания церковно-археологического комитета и музея в Минской епархии. Изучение прошлого Западного края Д.В.Скрынченко подчинял практической цели: «на строго документальных данных археологическими памятниками
наглядно доказать, что Минская губерния — русский край, а не польский»,
[42] и тем самым противостоять идее автономии, распространенной не только в Польше, но и среди русских либералов. При музее, по мысли Д.В.Скрынченко, должен действовать Церковный Историко-археологический комитет, задача которого — издавать труды по истории Западного края. Конечно, памятники старины имели для Д.В.Скрынченко, не только чисто утилитарное значение. Он прекрасно понимал, что забвение прошлого неизбежно разрушает культурную традицию.
[43] В 1907 г. Д.В.Скрынченко опубликовал исследование «Заслуги, оказанные старыми дворянскими родами Минской губернии православной вере».
[44] Опираясь на документы, он сумел показать, как противостояли католицизму представители видных дворянских фамилий XVII века.
Политическая борьба неизбежно приводила к стремлению найти объяснение современности в прошлом. В этом плане весьма характерной представляется стать Д.В.Скрынченко «Почему ополячились наши дворяне?». В ней он отстаивал идею, согласно которой почти все дворянские роды Западного края перешли в католицизм не по причине превосходства последнего над православием, а «потому что, прельщены были милостями польских крулей, а главное потому, что не выдержали угнетений и притеснений поляков.»
[45] Большой и глубокой статьей отметил Д.В.Скрынченко 300-летие со дня смерти князя К.К.Острожского (1526 — 1608), который в XVI — начале XVII вв. активно противодействовал экспансии католицизма. По его инициативе была издана в 1581 г. Библия на церковно-славянском языке, для чего он привлек российского первопечатника И.Федорова. После Люблинской унии 1569 г. он начал борьбу с распространением католицизма, создал типографию, содействовал просвещению духовенства, устраивал в монастырях школы, покровительствовал Виленскому Св-Духовскому Братству.
[46] Празднование 300-летия со дня смерти К.К.Острожского должно было, по мысли Д.В.Скрынченко, содействовать укреплению позиций православия в Западном крае.
Заручившись поддержкой Преосвященного Михаила, Д.В.Скрынченко собрал вокруг себя людей, заинтересованных в изучении прошлого Белоруссии, и в феврале 1908 г. был учрежден Минский Церковный историко-археологический комитет, действовавший вплоть до начала Первой мировой войны. Вместе с Д.В.Скрынченко в создании комитета принимали участие преподаватель Минской духовной семинарии А. М Панов, директор народных училищ М.Н.Былов и преподаватель мужской гимназии А.П.Смородский.
В 1908 г. благодаря неустанным усилиям Д.В.Скрынченко был открыт Церковно-археологический музей, созданный при Церковном историко-археологическом комитете. Д.В.Скрынченко стал первым смотрителем музея. Созданию музея предшествовала длительная и кропотливая работа. «Изучение истории края, — писал Д.В.Скрынченко, — показало мне, что многие древности расхищены и проданы за границу, или отвезены в Польшу, или находятся в руках маклаков-евреев и частных коллекционеров. Из последних особенно был известен ополяченный литовец Г. Татур, буквально обворовавший наши православные церкви…. В его музее, когда я посетил его, оказалось много старинных икон, предметов церковного богослужения, напр. Тканных фелоней, золотых крестов, особенно же книг, написанных на пергаменте».
[47] Музей постоянно пополнялся, к нему проявили интерес акад. А.А.Шахматов, который посетил Минск и «выразил свое восхищение по поводу начатого нами».
[48] Экспозиция музея насчитывала 1362 экспоната — монеты, бусы, печати, гравюры, карты. Главной ценностью была библиотека, особенно ее рукописная часть. Среди книжного собрания насчитывалось 165 редких книг, в частности, «Типикон», «Апостол» (XVII в.), «Минея общая» (XVIII в.), «Синопсис» (XVIII в.).
[49] Для посетителей музей был открыт с осени 1910 г., по воскресеньям после обедни. Во время Первой мировой войны музей и библиотека эвакуировались в Рязань, откуда часть экспонатов вернулась в 1921 г.
[50]Д.В.Скрынченко часто совершал поездки по Минской губернии. С целью приобретения экспонатов для музея и проведения полевых исследований в июле 1909 г. Д.В.Скрынченко и А.М.Панов привезли в музей из Минского Св.-Духова монастыря часть архива Слуцкого Св.-Троицкого монастыря.
[51] В августе 1909 г. в г. Борисове в Андреевской церкви они обнаружили ряд предметов, пригодных для музея, в частности, икону Божьей Матери.
[52] В том же месяце вместе с А.М.Пановым и А.К.Снитко, имея открытый лист, выданный Императорской археологической комиссией, он производил раскопки в Турове на холме Борисово-Глебской церкви в Мозырском уезде.
[53] Вот как описывал в эмиграции Д.В.Скрынченко эти занятия: «Мы даже произвели раскопку около церкви в Турове на реке Припяти, бывшем удельном княжестве и откопали саркофаг из красного шифера с остатками костей и золотых нитей; причем черепная кость оказалась пробитой на лбу;… мы так хотели найти мощи Св. Кирилла Туровского, зарытые в землю при нашествии татар в XIII в.; легенды о мощах кружили в народе… Как освежали, какую радость приносили эти поездки!… Интересно было видеть, как окапывались насыпями и рвами и замки удельных князей — обычно в виде правильного четырехугольника. Богат стариной Слуцкий Свято-Троицкий монастырь; тут были мощи отрока Гавриила. Полагаю, что все это теперь уничтожено в России».
[54]С 1909 г. Д.В.Скрынченко был редактором трудов Комитета, которые выходили в Минске под названием «Минская старина». В первом выпуске он опубликовал работу «Белорусы, их разговорный и книжный язык при свете истории».
[55] Отталкиваясь от идей Е.Ф.Карского и И.И.Срезневского, Д.В.Скрынченко полагал, что белорусский язык есть западнорусский говор великорусского наречия.
[56]В октябре 1909 года за выслугу лет Д.В.Скрынченко был произведен в чин коллежского советника, а 3 января 1911 г. ему была объявлена благодарность Преосвященнейшего Михаила, епископа Минского и Туровского. Д.В.Скрынченко упоминался «в числе лиц Братства с самого его основания, с честью держащих высоко православно-русское знамя, служащих во всех случаях идее Братства и верящих, что только в единении с народом лежит залог успеха православно-русского дела в многострадальном Западном крае».
[57] В 1909 г. по настоянию епископа Михаила редактирование газеты перешло к Д.В.Скрынченко. «По своему языку, образности выражений, боевому характеру „Минское слово“ было выдающимся печатным органом в России», — вспоминал Д.В.Скрынченко.
[58] Редактирование газеты в таком крае как Западный было делом сложным и неблагодарным. Д.В.Скрынченко надеялся на поддержку губернатора Я.Е.Эрдели, который по выражению Д.В.Скрынченко, был человеком «с выветрившейся душой», а новый редактор, будучи человеком принципиальным, публиковал материалы, содержавшие намеки на ошибки власти.
[59]Д.В.Скрынченко стремился сделать «Минское слово» действенным органом западнорусизма, эта работа приносила наряду с удачами немало огорчений. Отвечая на письмо, опубликованное в газете, он в сердцах писал: «Да и естественно: что, кроме огорчений и душевных мук дает такая работа? Материальных же выгод вы у нас в Минске от такой работы не найдете. Разве поддерживала местная гражданская власть
хоть чем-нибудь нашу
единственную во всем С.-Зап. крае газету „Минское слово“? Совершенно наоборот! „Минское слово“ считалось и считается в глазах нашей бюрократии беспокойным и вредным (конечно, для бюрократии) органом. Я лично имею от газетного издательства только один результат: расстройство здоровья и три судебных дела…»
[60] По воспоминаниям Д.В.Скрынченко губернатор Эрдели потребовал через Министерство внутренних дел закрытия газеты, так якобы она «взяла демагогической тон», следствием чего стал бунт крестьян Игуменского уезда.
[61] На самом деле крестьяне, изнемогавшие от поборов некоего польского помещика, отказались выполнять работы. Однажды, придравшись к какому-то выражению, губернатор приказал оштрафовать газету на 300 рублей. Как редактор Д.В.Скрынченко обжаловал указ в суде, который обязал администрацию вернуть взысканные деньги.
Следующий эпизод, который Д.В.Скрынченко приводит в «Воспоминаниях» как нельзя лучше характеризует систему управления Россией. «Разговаривая с помощником министра Сергеем Евфимовичем Крыжановским по поводу обвинения меня в возбуждении «игуменского бунта, я с горечью сказал ему: «Какая странная и страшная ирония судьбы — представитель власти преследует газету национальную и людей, государственно мыслящих; вы, товарищ министра, это видите, соглашаетесь со мной и не можете заставить губернатора не делать неправды, не уберете его от нас." — «А что я могу поделать, — сказал Крыжановский, — если Эрдели имеет большие связи: брат его служит в свите Его Величества. Даже у Столыпина часто опускаются руки…».
[62] Невзирая на отсутствие политической поддержки со стороны светских властей, Д.В.Скрынченко продолжал издание и редактирование «Минского слова», что отнимало у него все больше времени. Об этом говорит уменьшение количества материалов, опубликованных им в 1911 году.
[63] Вскоре ситуация резко изменилась. Ухудшилось здоровье епископа Михаила, и в конце мая 1911 г. он скончался. «Я и мои единомышленники, — писал Д.В.Скрынченко, — потеряли в нем и моральную и материальную поддержку».
[64] На место епископа Михаила был назначен ректор Виленской духовной семинарии викарный епископ Иоанн (Поммер). Новый Владыка, по словам Д.В.Скрынченко, «быстро сошелся с губернатором Я.Е.Эрдели, стал осуждать деятельность епископа Михаила».
[65] Размолвка с новым епископом у Д.В.Скрынченко произошла из-за уволенного ранее из «Минского слова» секретаря газеты М.К.Шофэра — власти потребовали от Д.В.Скрынченко восстановить его в ранее занимаемой должности. Будучи верен своим принципам, Д.В.Скрынченко закрыл газету, не желая уступать давлению.
Закрытие «Минского слова было ускорено изменениями на политической арене. Ставший после убийства П.А.Столыпина Председателем совета министров В.Н.Коковцов не пользовался поддержкой националистически настроенной общественности. Кроме того, он явно поддерживал минского губернатора Я.Е. Эрдели. 15 июня 1912 г. вышел последний номер «Минского слова». В передовой статье Д.В.Скрынченко писал, что газета не может более выходить при явном противодействии властей.
[66] Позднее давая оценку этим событиям, Д.В.Скрынченко пришел к неутешительным выводам о природе российской власти. Он писал, что Россией правил не русский народ, а правило
дворянское сословие, поэтому вся система госуправления, построенная на принципах сословности, привела к разложению аппарата управления. Слабость национальной идеи в обществе, о чем с тревогой и многократно писал Д.В.Скрынченко, привела к отрыву государства от общества. «Эти сатрапы, — писал он, — конечно, не чувствовали, на каком вулкане они сидят».
[67] Ошибка властей, по его мнению, заключалась в том, что они отталкивали тех, кто их поддерживал и стремился укрепить российскую государственность. «Когда теперь, вдали от Родины и от того времени вспоминаешь все это, всю эту гадкую игру властей, то невольно думаешь, что гром над нашей Родиной, разложившейся от центра до периферии, должен был разразиться, что власть прогнила в корне».
[68] С Минском у Д.В.Скрынченко был связан большой, творческий период жизни, политической борьбы за русскую идею (он был организатором минского отделения Всероссийского национального Союза), укрепления позиций православия, изучения прошлого Минской губернии, создания политических объединений, стоявших на позициях западнорусизма. В Минске проявился его полемический талант, его перу принадлежит более полутора сотен статей, не считая научных исследований.
Особый интерес Д.В.Скрынченко проявлял к богословским проблемам. Его теоретические труды практически не исследованы. Еще в Перми он опубликовал работу «О канонизации святых в Русской церкви».
[69] Будучи в Минске, он издал исследование «Догмат о воскресении человеческой плоти».
[70] В 1908 г. в Петербурге было издано его сочинение «Ценность жизни по современно-философскому и христианскому учению».
[71] Утверждая ценность жизни, он показал, что такие учения, как оптимизм, пессимизм и мелиоризм имют свои истоки, с одной стороны, в пантеизме, а с другой — в развитии естествознания и эволюционизме. По мысли Д.В.Скрынченко ценность жизни определяется в христианстве как выражение стремления человека к Богу, в нравственном самосовершенствовании.
[72] Он полагал, что только христианство «дает истинный смысл, цену и счастье жизни».
[73] Наконец, в «Минских епархиальных ведомостях» им был опубликован сделанный еще в 1900 г. перевод и комментарии труда епископа Немезия «О природе человека».
[74] Современные издания, к сожалению, не учитывают вклада Д.В.Скрынченко в изучение наследия этого мыслителя.
[75] В Минске сложилась семейная жизнь Д.В.Скрынченко. Спутницей его жизни стала Александра Ивановна Доброславская (1884−1979). В Минске у них родился сын Анатолий (1909 — 1991), дочери Мария (1907 — 1988), и Ирина (1911 — 1970). В 1912 г., когда Д.В.Скрынченко работал в Житомире, родилась третья дочь Нина (1912 — 1999).
Летом 1912 г. Д.В.Скрынченко покинул Минск. При поддержке архиепископа Антония он получил место преподавателя в женской гимназии в Житомире, а оттуда вместе с семьей в 1913 г. переехал в Киев, поступив преподавателем 2-й мужской классической гимназии. Кроме педагогической деятельности Д.В.Скрынченко сотрудничал в газетах «Киевлянин» и «Киев», состоял членом клуба русских националистов. На страницах «Киева» он опубликовал две знаменательных статьи — «Русская национальная школа» и «Украинцы», за что во время правления С. Петлюры был брошен в тюрьму. Несмотря на бурные события 1917 — 1919 гг. и частую смену власти в Киеве, Д.В.Скрынченко не отступился от своих взглядов, он особенно настойчиво утверждал их, когда возникла опасность раскола православия. Во время правления в Киеве гетмана П. Скоропадского (с 29 апреля по середину декабря 1918 г.)Д.В.Скрынченко участвовал В Киевском Епархиальном Элекционном соборе,
[76] он был участником Всеукраинского церковного Собора, выполняя по поручению Собора функции пресс-секретаря.
[77] Его позиция на Соборе выражалась в неприятии «украинизации» богослужения, он выступил против идеи автокефалии Украинской Православной церкви, а также настаивал на уменьшении опеки государства над церковью.
[78] После прихода в Киева частей Деникина многим казалось, что наконец-то восстановится порядок, но власть белых оказалось недолгой. Вместе с отступлением деникинских войск начался исход их сторонников из Киева. 22 ноября 1919 г. Д.В.Скрынченко покинул Киев. Путь беженцев лежал на юг. Через Одессу и Варну в феврале 1920 г он добрался до Белграда, а 14 февраля он оказался в городке Сремски-Карловцы, расположенном в 12 км. от Нови-Сада. Д.В.Скрынченко решил учить сербский язык, чтобы получить место преподавателя в гимназии.
[79] В его дневнике можно найти характерную запись: «Если бы я не занимался все время сербским языком, то пропал бы от тоски, несмотря на красоту местности».
[80] Весной и летом 1920 года Д.В.Скрынченко усиленно учил сербский язык, и вскоре мог почти свободно на нем говорить.
Находясь заграницей, Д.В.Скрынченко принимал самое активное участие в жизни Русской Православной церкви за рубежом. С 4 октября 1921 г. в Сремских Карловцах начал работу Русский Всезаграничный церковный Собор, на который Д.В.Скрынченко был избран от Нового Сада (так называли столицу Воеводины русские беженцы). На Соборе, как записал Д.В.Скрынченко в дневнике, «сильное впечатление оставило моление перед чудотворной иконой Курской Божьей Матери всем собором».
[81] С 20 ноября Д.В.Скрынченко принимал непосредственное участие в работе Собора, работавшего 12 дней. Его имя упоминается в «Деяниях Собора», он обозначен в списке членов Собора и в качестве секретаря Русского Всезаграничного Церковного Собрания.
[82] Жить было трудно, одиноко. «Холодно у меня в комнате, — записывает он в дневник, — не на что купить дрова». Его время было занято работой в гимназии, которой он отдавался всей душой. Удивляет настойчивое и постоянное стремление Д.В.Скрынченко нести людям знание. Так в конце ноября и начале декабря для русской колонии он прочитал два доклада: «Достоевский как пророк русcкой революции» и второй о национальном движении на Украине в 1917 — 1919 гг.
[83] В середине 20-х гг. стало ясно, что вернуться в Россию невозможно, режим большевиков укрепился, и надежд на его крушение нет, а семье разрешение на выезд не дают. Проницательный и умный митрополит Антоний резюмировал ситуацию следующим образом: «нам надо готовиться к долгому сидению здесь».
[84] Психологически адаптироваться к жизни в чужой стране было крайне сложно, беженцев мучила тоска по Родине. «Я знаю, — писал Д.В.Скрынченко, — что Россия и русские теперь так переменились, так огрубели и оживотнели, что тяжело было бы в ней ко многому приспособиться, и все же возвратиться в родную землю, подышать ее воздухом, прильнуть к ней, ее народу, родным, семье — это было бы несказанным счастьем».
[85]Активная общественная позиция закономерно привела Д.В.Скрынченко к сближению с теми людьми, кто стремился сохранить русскую культуру за рубежом. В 1924 г. русские беженцы создали в Любляне Русскую Матицу — общество, нацеленное на сохранение русской культуры. Новосадское отделение Русской Матицы возникло не на пустом месте. Еще в ноябре 1922 г. был основан Русский национальный кружок, который в марте 1925 г. был переименован в Новосадское отделение русской Матицы, а 14 ноября 1927 г. ее председателем стал Д.В.Скрынченко.
[86] Русская Матица работала в Новом Саду до апреля 1941 года, когда она была распущена. Деятельность в Русской матице давала возможность Д.В.Скрынченко уйти от горьких мыслей о семье и Родине. В его дневнике можно найти такую запись: «Общественная работа дала новую струю моей психологии, отвлекла меня от личных, углубленных страданий, и я с энергией, всегда присущей мне, отдался ей».
[87] В 1928 г. он выступил с докладами «Национальные задачи русской эмиграции» и «Славянское движение в России в канун русско-турецкой войны 1877−1878 гг».
[88] В феврале 1937 г. в Новом Саду Русская Матица отмечала 100-летие со дня смерти А.С.Пушкина. 10 февраля в кафедральном соборе была отслужена панихида по А.С.Пушкину, а 7 марта состоялось торжественное заседание. Речь о значении творчества А.С.Пушкина для русской культуры произнес Д.В.Скрынченко. Он акцентировал внимание на том, что «напрасно большевики стараются присвоить себе Пушкина, который ни по своему воспитанию, ни по мыслям, ни по целям не подходит к большевической идеологии».
[89]Д.В.Скрынченко удалось собрать сведения о погибших в Австро-Венгрии русских военнопленных,
[90] а на собранные по подписке деньги благодаря Русской Матице на Успенском кладбище в Новом Саду и Петроварадинском военном кладбище были поставлены мемориальные восьмиконечные каменные кресты.
[91] Авторитет Д.В.Скрынченко в кругах беженцев был столь высок, что 18 января 1930 г. его выбрали членом Приходского совета и одновременно переизбрали председателем Русской Матицы. 31 августа 1931 г. исполнилось 30 лет педагогической деятельности Д.В.Скрынченко. По этому случаю о. Нил Малахов отслужил молебен, а вечером правление Русской Матицы устроило банкет, на котором было оглашено приветствие от правления русской колонии в Новом Саду.
В августе 1934 г. в Сремских Карловцах собрался Архиерейский собор Русской Православной церкви за рубежом. Д.В.Скрынченко высказал митрополиту Антонию пожелание, чтобы с митрополита Евлогия было снято запрещение богослужения. Об этом же Антония просили и другие представители мирян. Однако многие члены Собора, прежде всего сам Антоний, полагали, что Евлогию следует прибыть на Собор для обсуждения возникшего кризиса. Д.В.Скрынченко вместе с профессорами А.И.Шеншиным, С.В.Троицким и Н.Н.Голубевым подписал телеграмму Евлогию следующего содержания. «Делегация ряда русских общественных организаций, после посещения Патриархи Сербского и Архиерейского Собора, умоляет Вас и Ваших викариев отозваться на призыв Патриарха и Собора и прибыть на Собор для совместного братского обсуждения вопроса восстановления церковного мира».
[92] В своих воспоминаниях митрополит Евлогий писал, что в мае 1934 г. он получил от митрополита Антония из Сербии телеграмму с приглашением встретиться и разрешить возникшие противоречия. Евлогий отправился в Сербию, где произошла встреча. Примирение между двумя частями Зарубежной Православной церкви не состоялось, но возникло молитвенное общение.
[93] Начало мировой войны инспирировало вопрос: какую позицию занимает русская эмиграция? Невзирая на значительное количество организаций, русская эмиграция самостоятельной политической силы не представляла. «Бессильная, сброшенная со счетов истории, на чьей стороне может она стоять? Она только наблюдатель мировой катастрофы и исполняет роль и приказы той страны, где должны жить», — записал в дневнике Д.В.Скрынченко.
[94] Положение русской эмиграции осложнялось тем, что в июне 1940 г. Югославия установили дипломатические отношения с СССР. «Русская эмиграция, — как отмечает А.Б.Арсеньев, — восприняла этот факт настороженно».
[95] Ситуация осложнилась после присоединения 25 марта 1941 г. Югославии к Берлинскому пакту. Демонстрации протеста в Белграде подтолкнули группу проанглийски настроенных офицеров во главе с генералом Д. Симовичем к совершению государственного переворота и заключению Договора о дружбе и ненападении с СССР. 6 апреля в ответ немцы начали бомбить Белград, и в течение нескольких дней Югославия перестала существовать. Новый Сад был оккупирован венграми и переименован в Уйвидек. Эмигрантские организации были распущены, после 22 июня 1941 г. в рядах русских беженцев началось интенсивное размежевание на тех, кто желал поражения СССР, и тех, кто сочувствовал борьбе СССР против гитлеризма. В сентябре 1941 г. Д.В.Скрынченко остался без работы, чтобы выжить, пришлось продавать лишние вещи, он был вынужден съехать с «насиженной» квартиры, в ремонт и усовершенствование которой было вложено немало сил. Он перебрался жить в помещение Русской Матицы: «буду тут в виде сторожа наблюдать порядок в библиотеке».
[96] Вскоре венгерские оккупационные власти разрешили открыть русские среднеобразовательные классы, в которых могли учиться дети русских эмигрантов, и где Д.В.Скрынченко преподавал географию, космографию и математику. В ноябре 1941 г. на курсах обучалось 35 человек. В 1943 г. в Уйвидеке венгры разрешили открыть русскую гимназию, директором которой стал Д.В.Скрынченко. По его впечатлениям, венгры относились к русским неплохо, исправно платили пенсии и пособия, но в 1944 г., когда советские войска подошли к границам Венгрии, гимназия закрылась. Русские эмигранты реагировали по-разному на вступление советской армии в пределы Югославии. Часть из них покинула насиженные места, боясь возможных репрессий, и двинулась на Запад.
[97] Другие остались, покорившись судьбе. Органы НКВД «просеивали» остатки русской эмиграции. Несколько человек было расстреляно, некоторых, как, например, жившего в Сремских Карловцах В.В.Шульгина, арестовали и вывезли в СССР.
Д.В.Скрынченко остался в Новом Саду. В конце апреля 1945 г. скоре после подписания советско-югославского Договора о дружбе и взаимопомощи было образовано «Общество по культурному сотрудничеству Воеводины с СССР», куда русских новосадцев «не приглашали, поэтому они не принимали участия в его деятельности, за исключением пожилого преподавателя гимназии Д.В.Скрынченко, занимавшего скромную должность библиотекаря общества».
[98] С присущей ему энегрией Д.В.Скрынченко помогал работе общества, передав ему библиотеку Русской Матицы. Незадолго до кончины он выступил с лекцией, посвященной 800-летию основания Москвы.
[99] Скончался Д.В.Скрынченко 30 марта 1947 г.
[100] Он похоронен в «Русской парцеле» Успенского кладбища Нового Сада. Его могила сохранилась, в 2002 г. на ней был возобновлен православный крест.
Творческое наследие нашего земляка Д.В.Скрынченко практически не изучено. Его работы разбросаны по многим изданиям, в том числе зарубежным. Его воспоминания и эмигрантский дневник (а это четыреста с лишним страниц машинописного текста!) еще ждут своей публикации. Д.В.Скрынченко был человеком высоких и редких нравственных качеств, строгих принципов, верность которым неизменно сохранял. Он умел среди смуты и безвременья удержаться на высоте тех идей, которые защищал всю жизнь и принадлежал к когорте людей, которых в старину называли порядочными.
[1] Д.В.Скрынченко. Мои воспоминания.(рукопись). — С.3.
[2] Там же. — С.4.
[3] Воронежские епархиальные ведомости (далее — ВЕВ), 1891. — N14. — С.318.
[4] Д.В.Скрынченко. Мои воспоминания.(рукопись). — С.4.
[5] ВЕВ, 1897. — N13. — С.252.
[6] Д.В.Скрынченко. Мои воспоминания.(рукопись). — С.5
[7] Национальный архив Республики Татарстан, ф.10, оп.1, д. 10 241, л.257 об, л.299.
[8] Национальный архив Республики Татарстан, ф.10, оп.1, д. 10 221, л.28.
[9] Д.В.Скрынченко. Мои воспоминания.(рукопись). — С.9
[10] Там же.
[11].В.Скрынченко. Мои воспоминания.(рукопись). — С.10.
[12] Кривонос Ф.П. Судьба православия в Белоруссии. // Журнал Московской патриархии, 1993. — N2. — С.54.
[13] Горизонтов Л.Е. Парадоксы имперской политики: поляки в России и русские в Польше. М., 1999. — С.80 — 81.
[14] Фурман Д., Буховец О. Парадоксы белорусского самосознания. // Дружба народов, 1996. — N6. — С.108−109.
[15] Под западнорусизмом понимается течение общественной мысли в Белоруссии, представители которого считали, что Белоруссия «является в культурном и государственном отношении частью России и потому должна рассматриваться как один из ее составных элементов». — Сильверстова-Куль С.Е. Историография политики царизма в Белоруссии и национальное возрождение белорусов. // Славяноведение, 1996. — N5. — С.6−7.
[16] Каппелер А. Россия — многонациональная империя. Возникновение, история, распад. М., 1997. — С.165.
[17] Скрынченко Д. По поводу текущих событий. Отмена духовной цензуры. // Минские епархиальные ведомости (далее — МЕВ), N24. — Ч.неоф. — С.521.
[18] Под полонизмом понималось «отступничество», измена, постоянное пребывание в «состоянии антиимперской мятежности, скрытой или явной». Полонизм является «отличительным свойством «неполяков», желавших походить на поляков…» — Долбилов М.Д. Консервативное реформаторство М.Н.Муравьева в Литовско-Белорусском крае (1863−1865).// Консерватизм в России и мире: прошлое и настоящее. Вып. 1. Воронеж, 2001. — С.114−115.
[19] Скрынченко Д. Общемировое призвание России и в связи с ним задачи западно-русских семинарий. // МЕВ, 1904. — N20. — Ч. неоф. — С.422.
[20] Там же. — С.424.
[21] Д.В.Скрынченко. Мои воспоминания.(рукопись). — С.12.
[22] Шибеко З.В., Шибеко С.Ф. Минск. Страницы жизни дореволюционного города. Минск, 1990. — С.286.
[23] Там же. — С.73.
[24] Скрынченко Д. От редакции.// МЕВ, 1905. — N23. — Ч.неоф. — С.503.
[25] Д.В.Скрынченко. Мои воспоминания.(рукопись). — С.13.
[26] Скрынченко Д. По поводу текущих событий. О национализме.// МЕВ, 1906. — N8. — Ч.неоф. — С.197.
[27] Скрынченко Д. По поводу текущих событий. // МЕВ, 1906. — N.10. — Ч.неоф. — С.277.
[28] Скрынченко Д. По поводу текущих событий. // МЕВ, 1906. — N14. — Ч.неоф. — С.382.
[29] Д.В.Скрынченко. Мои воспоминания.(рукопись). — С.16.
[30] Скрынченко Д. Вниманию духовенства. // МЕВ, 1906. — N24. — Ч.неоф. — С.710.
[31] Устав Русского Окраинного союза.//МЕВ, 1907. — N3. — Ч.неоф. — С.72.
[32] Там же. — С.72.
[33] Скрынченко Д. От Комитета «русского окраинного союза». // МЕВ, 1907. — N21. — Ч.неоф. — С.416.
[34] Скрынченко Д. Еще раз о конкордате с Римом. // МЕВ, 1909. — N6. — Ч.неоф. — С.143.
[35] Скрынченко Д. С новым годом! // МЕВ, 1909. — N1. — Ч.неоф. — С.2.
[36] Отчет о состоянии Кирилло-Мефодиевского братства за 1904−195 гг. // МЕВ, 1906. — N15 (прил.). — С.6.
[37] Скрынченко Д. Библиографическая заметка. // МЕВ, 1907. — N8. — Ч.неоф. — С.271
[38] Скрынченко Д. Трагедия народа.//МЕВ, 1908. — N19. — Ч.неоф. — С.651.
[39] Там же. — С.654.
[40] Скрынченко Д. По поводу текущих событий. необходимость особой миссии. // МЕВ, 1907. — N19. — Ч.неоф. — С.373
[41] Скрынченко Д. У нас своя Босния. // МЕВ, 1908. — N24. — Ч.неоф. — С.796.
[42] Скрынченко Д. Необходимость церковно-археологического музея и комитета в Минской епархии. // МЕВ. — 1907. — N5. — Ч.неоф. — С.125.
[43] Скрынченко Д. Спасайте родную старину.// МЕВ, 1909. — N 19. — Ч.неоф. — С.470.
[44] Скрынченко Д. Заслуги, оказанные старыми дворянскими родами Минской губернии православной вере. // МЕВ, 1907. — N14. — Ч.неоф. — С.232−234; N15. — Ч.неоф. — С.257−263; N16. — Ч.неоф. — С.295−301.
[45] Скрынченко Д. Почему ополячились наши дворяне? // МЕВ, 1917. — N17. — Ч. неоф. — С.319.
[46] Скрынченко Д. 300-летний юбилей.// МЕВ, 1908. — N2. — Ч.неоф. — С.34 — 41.
[47] Д.В.Скрынченко. Мои воспоминания.(рукопись). — С.18.
[48] Там же.
[49] Шибеко З.В., Шибеко С.Ф. Минск. Страницы жизни дореволюционного города. — С.291.
[50] Там же. — С.292.
[51] МЕВ, 1909. — N1. ч. неоф. — С.391.
[52] МЕВ, 1909. — N16. — Ч.неоф. — С.390−391.
[53] Дневник раскопки в местечке Туров Мозырского уезда Минской губернии. //МЕВ, 1910, N20. (прил.). — С.263−266; N21. (прил.). — С.267−268.
[54] Д.В.Скрынченко. Мои воспоминания.(рукопись). — С.18−19.
[55] Скрынченко Д. Белорусы, их разговорный и книжный язык при свете истории. // Минская старина, Вып.1 — С.58−79.
[56] Скрынченко Д. Белорусы, их разговорный и книжный язык при свете истории. // Минская старина, Вып.1- С. 79.
[57] МЕВ, 1911, N3. — Ч.офиц. Вкл. между с. 32−33.
[58] Д.В.Скрынченко. Мои воспоминания.(рукопись). — С.16.
[59] Там же. — С.19.
[60] Скрынченко Д. Полемика от наболевшего сердца.// МЕВ, 1909. — N5. — Ч.неоф. — С.113.
[61] Д.В.Скрынченко. Мои воспоминания.(рукопись). — С.20.
[62] Там же.
[63] В 1911 г. было две публикации. См.: Скрынченко Д. С новым годом! // МЕВ, 1911. — N1. — Ч. неоф. — С.1−3; его же. Памяти М.О.Вержболовича. // МЕВ, 1911. — N15. — Ч.неоф. — С.463−466.
[64] Д.В.Скрынченко. Мои воспоминания.(рукопись). — С.21.
[65] Там же.
[66] Д.В.Скрынченко. Мои воспоминания.(рукопись). — С.23.
[67] Там же. — С.23.
[68] Там же. — С.24.
[69] Скрынченко Д.В. О канонизации святых в русской церкви. // ПЕВ, 1903. — N23. — Отд.неоф. — С.214−219.
[70] Скрынченко Д.В. Догмат о воскресении человеческой плоти. // МЕВ, 1910. — N19. — Ч.неоф. — С.443−456; N20. — Ч.неоф. — С.467−482.
[71] Скрынченко Д.В. Ценность жизни по современно-философскому и христианскому учению. СПб., 1908.
[72] Там же. — С.146.
[73] Там же. — С.159.
[74] Скрынченко Д.В. Немезий, еписком Эмесский и его сочинение «О природе человека». // МЕВ, 1909. — N3 (прил.). — С.1−22; N4 (прил.). — С.23−38; N5 (прил.). — С.39−54; N6 (прил.). — С.55−70; N 7 (прил.). — С.71−86; N10 (прил.). — С.87−114.
[75] См.: Немесий епископ Эмесский. О природе человека. М., 1996; Немесий, епископ Эмесский. О природе человека. М., 1998.
[76] Ульяновський В. Церква в Україньскiй державi 1917−1920 рр. (доба Гетьманату Павла Скоропадського). Київ, 1997. — С.243.
[77] Там же. — С.269.
[78] Там же. — С.242, 261.
[79] Д.В.Скрынченко. Обрывки из моего дневника (рукопись). — С.6.
[80] Там же. — С.12.
[81] Там же. — С.71.
[82] Деяния Русского Всезаграничного Церковного Собора, состоявшегося 8 — 20 ноября (21 ноября — 3 декабря) в Сремских Карловцах в Королевстве С., Х. и С. Сремские Карловцы, 1922. — С.14, 36.
[83] Скрынченко Д. Обрывки из моего дневника (рукопись). — С.106−107.
[84] Скрынченко Д Обрывки из моего дневника (рукопись). — С.127.
[85] Там же. — С.323 а.
[86] Там же. — С.187.
[87] Там же. — С.195.
[88] Арсеньев А. У излучины Дуная. Очерки жизни и деятельности русских в Новом Саду. М., 1999. — С.107.
[89] Скрынченко Д. Обрывки из моего дневника (рукопись). — Прил. к с. 386.
[90] Скрынченко Д. Обрывки из моего дневника (рукопись). — С.245.
[91] Арсеньев А. Ук.соч. — С.109.
[92] Скрынченко Д. Обрывки из моего дневника (рукопись). — С.364.
[93] Евлогий (Георгиевский). Путь моей жизни. М., 1994. — С.579.
[94] Скрынченко Д. Обрывки из моего дневника (рукопись). — С.397.
[95] Арсеньев А. Ук.соч. — С.169.
[96] Скрынченко Д. Обрывки из моего дневника (рукопись). — С.405.
[97] Арсеньев А. Ук.соч. — С.177.
[98] Арсеньев А. Ук.соч. — С.179 — 180.
[99] Арсеньев А. Ук.соч. — С.180.
[100] Билтен Друштва за културну сарадњу Воеводине са СССР, 1947. — N4. — С.27.
Сборник «Из истории Воронежского края», вып.11, Воронеж, 2003.
