 |
| Парламентская газета | Валерий Кувакин | 22.04.2004 |
Знание — решающий компонент человеческого капитала, доля которого в развитых странах составляет до 75 процентов от национального богатства. Благосостояние России держится в основном на природных ресурсах. На фоне парализованной безденежьем и моральной дискредитацией отечественной науки не лучшим образом выглядит и образование, которое, как кажется, вконец измотано всякого рода реформами, модернизациями и новациями.
Все эти движения и перемещения напоминают музыкантов из известной басни Крылова, поскольку либо совсем не касаются общего смысла и цели образования, либо серьезно искажают их. Складывается впечатление, что ретивые чиновники и безответственные политиканы настойчиво стремятся подорвать научный характер общеобразовательной и высшей школы в России и заменить его средневековыми картинами мира, креационизмом, а то и просто православным вероучением.
Сегодня особенно актуальна открытая дискуссия по вопросу о преподавании религии в школе. Как справедливо пишет Виталий Гинзбург, «этот важный вопрос, как и общая проблема о роли и месте религии в нашем обществе, замалчивается. Его стараются не обсуждать, не делать четких выводов». Хочу со всей откровенностью высказаться по этому вопросу, поскольку он действительно исключительно значимый.
Почему некоторые государственные структуры с такой настойчивостью прокладывают Церкви пути в систему народного образования? Если отбросить в сторону очевидные, но вполне понятные политические и популистские мотивы, то остается как минимум одна реальная причина таких усилий: моральный, психологический и мировоззренческий вакуум в сознании людей, особенно молодежи. Все мы свидетели размывания общечеловеческих ценностей, падения нравов, результатом чего является рост среди молодежи насилия, социально обусловленных болезней, сексуальной распущенности, преступности, наркомании, алкоголизма, беспризорщины, бродяжничества и многого другого, о чем мы даже подумать не могли лет 15−20 назад. Кажется естественным, что государство обратило свои взоры на готовую и широко развитую структуру — Русскую православную церковь.
На первый взгляд чего проще, пригласи священника в класс, и он расскажет детям не о набившем оскомину их родителям марксизме-ленинизме, а о божественных заповедях, и все сразу встанет на место, люди станут не только богобоязненными, но и смирными, послушными, милосердными.
Для определенного слоя чиновников эти наивные, а в каком-то смысле и циничные убеждения подхлестываются жаждой новой идеологии. Произошло что-то парадоксальное. При советской власти правящие элиты обладали стопроцентной идеологической властью, тогда как их экономическая власть не была приватизирована и легитимирована. В новых условиях, наоборот, новые (по большей части «старономенклатурные») элиты, баснословно обогащаясь, отбросили прежнюю идеологию, но не обрели новой. Те, кому без господствующей идеологии стало особенно неуютно, стали суматошно искать ее. Только недавно отшумели разговоры о «национальной идее», поутихли и голоса, призывавшие к державности и государственническому сознанию. Но продвижение православия во все области общественной и культурной жизни не пошло на спад.
Защитники демократии и конституционных основ общественной жизни вполне обоснованно говорят о явных тенденциях нарушить 14-ю статью Конституции РФ о светском характере государства. Оппоненты заверяют, что они признают принцип отделения школы и государства от Церкви, но делают противоположное. Достаточно сравнить принятый в 1997 году закон о свободе совести с предшествующим, чтобы обнаружить законодательно закрепленную дискриминацию различных церквей, выделение так называемых традиционных, то есть привилегированных, пользующихся особой благосклонностью государства.
Не менее критично гражданское общество России относится к введению в школьные программы различных вероисповедных дисциплин. Никого не могут обмануть заверения чиновников и иерархов Православной церкви о факультативном их преподавании. При нашей безалаберности и подобострастии по отношению к начальству кто будет следить за факультативным статусом тех же пресловутых «основ православной культуры», просто всех будут загонять в один класс, и дело с концом. И это при том, что все родители и учащиеся могут при желании посещать церковь и воскресные школы для верующих. В идее факультативности есть не только элемент лицемерия, но и нюанс, на который обратил внимание Виталий Гинзбург: «Просто поражает аргументация, состоящая в том, что этот курс вводится факультативно. Так что же, все остальные дети не должны познакомиться с Библией и с элементами религиоведения?»
Направленность и содержание «основ православной культуры» также дают повод для возражения против этой школьной дисциплины. Виталий Гинзбург упомянул учебник А.В. Бородиной «Основы православной культуры». Легко показать, что этот одобренный Минобразованием и Московской патриархией учебник нарушает Конституцию и содержит в себе утверждения, несовместимые с нравственными нормами.
Чтобы не быть голословным, приведу примеры. На стр. 15−16 детей спрашивают: «Почему патриотизм и верность Православию у русского народа так естественно сочетаются с терпимостью к другим вероисповеданиям и с некоторым равнодушием к материальным потерям?.. Почему православный русский народ не закрывает себя от общения с другими народами и национальностями, а принимает их в свою церковную, государственную и гражданскую общность, несмотря на то, что это чаще всего совсем „невыгодно“?» Ответ на эту безграмотную смесь патоки и шовинизма просто поражает: «Православная Церковь и русский народ несут в себе идеалы, несравненно более высокие и значимые» (стр. 16).
Здесь многое вызывает недоумение и возмущение. На каком основании ставится знак равенства между понятием «русский» и «православный», что значит принимать другие народы и национальности «в свою церковную общность» (православие — многонациональная мировая религия), что может означать стыдливо закавыченное «невыгодно», каким это образом русский народ оказался носителем «несравненно» (!) более высоких и значимых идеалов, чем идеалы других народов? Какие, в конце концов, выводы может сделать учащийся из такой далекой от жизни и вместе с тем националистической установки? Автор не утруждает себя логикой, и потому проповедь покаяния, терпения, смирения с материальными лишениями легко переходит в призывы защитить «святыни»: «для русских людей защита Православия и Отечества всегда считались священным делом христианина, потому что в этом случае защищались святыни» (стр. 16). От этих внушений складывается такое ощущение, что Россия уже стала заложницей православия.
Отождествлению России и православия дается объяснение: «Гражданская общность в России формировалась не по национальному признаку, а по принадлежности к Православию и отношению к православному государству» (стр. 19). Выходит, что ни существовавшая до православия неправославная государственность, ни общность языка на Руси, ни этническая и хозяйственная общность не имели в те далекие времена никакого отношения к формированию нашего общества. Идеи этого пособия связаны не с научной историей России, а с попытками трансформировать известную уваровскую формулу «православие, самодержавие, народность» в формулу «православие, державность, народность».
Совершенно очевидно, что этот учебник не столько познавательного, сколько идеологического характера. В основном он выполняет церковную — миссионерскую, апологетическую и вероисповедную — функцию в школе, которая имеет светскую конституционную основу. Особенно очевидна вероисповедная направленность этого плохо замаскированного катехизиса. Автор неоднократно подчеркивает, что рассудочный, рациональный подход «не позволяет осмыслить суть вероучения и явлений религиозной жизни даже в малой степени» (стр. 38). Так путем банальных внушений учащихся подводят к «осмыслению» православия — помимо размышлений, рассуждений и разума.
Чем же тогда эта книга отличается от Закона Божьего и что может твориться в голове у школьников, которых одновременно знакомят и с научной картиной мира? Впрочем, учебник по православию дает ясно понять, что религия в России не только основа «гражданской общности», но даже научные достижения нашей страны покоятся «на православных традициях и морали» (стр. 21). Так что вторичность науки по отношению к религии не должна вызывать у учащихся сомнений.
Абсурдность и бесперспективность подмены научного образования религиозным очевидны. Однако вопрос о мировоззренческих основах и воспитательной компоненты обучения остается. Не случайно, что, хотя после очередного наступления клерикалов на светское образование поднимается волна общественного возмущения, позитивных предложений по решению тех острых морально-психологических проблем, которые связаны с глубоким кризисом ценностей в России, нет. Спрашивается, существует ли альтернатива, четко выраженная воспитательная программа, способная остановить деморализацию молодежи, обеспечить формирование у нее надежной системы моральных и гражданских добродетелей и вместе с тем противодействующая клерикализации школы? Да, такая альтернатива есть. И она лежит на поверхности. Это современное гуманистическое мировоззрение, о котором де-факто заявлено в Законе РФ «Об образовании». В этом законе прямо говорится: «Государственная политика в области образования основывается на следующих принципах: 1) гуманистический характер образования, приоритет общечеловеческих ценностей, жизни и здоровья человека, свободного развития личности. Воспитание гражданственности, трудолюбия, уважения к правам и свободам человека, любви к окружающей природе, Родине, семье».
Но если так, то почему этот принцип не работает в системе народного образования? Причина очень проста: у чиновников нет даже желания обсуждать эти проблемы, ответы даются незамысловатые и неубедительные.
Во-первых, говорится, нет никакого смысла вводить какую-то новую дисциплину, поскольку и так все преподавание ведется на основе гуманизма. Если даже это и так, то у семи нянек дитя без глазу. Воспитателей в школе столько, что никто систематически и целенаправленно не оказывает учащимся помощь в формировании у них мировоззрения, отвечающего как их позитивным устремлениям, так и современным социальным реалиям. Между прочим, в Японии детям преподается этика, во Франции — искусство жизни, в США — критическое мышление.
Во-вторых, делается ссылка на перегрузку учащихся в школе. Но это не более чем отговорка. Для основ православной культуры время почему-то находится, а для уроков по современному гуманизму — нет. В принципе эту задачу легко решить путем введения соответствующих модулей в дисциплины гуманитарного и обществоведческого цикла.
В-третьих, указывают на то, что у нас нет сколько-нибудь серьезных учебно-методических разработок по гуманизму как мировоззренческой воспитательной дисциплины. Суждение, мягко говоря, странное — все равно что сказать: у нас нет противогазов на случай войны, поэтому и разрабатывать их производство тем более ни к чему. При желании этот вопрос можно решить за год-полтора, достаточно объявить конкурс на подготовку учебников и учесть мировой, особенно европейский, опыт гуманистического воспитания в школах. Надо сказать, что это достаточно простая, в основном практическая дисциплина, для которой не нужно готовить особых специалистов, любой дипломированный учитель в состоянии преподавать этот предмет, скажем, «уроки доброты» в младших классах, предмет «человечность человека» — в средних, «гуманизм и гражданское общество» — в старших классах. Это не значит, что нужно изгонять историю религии или религиоведение из школы. Нужно сохранить ее достойное место в обществоведческих и гуманитарных дисциплинах.
Незнание современного гуманизма, его ценностей, предлагаемых им технологий самоопределения и социализации личности велико. Но это вовсе не значит, что здесь существуют какие-то непреодолимые трудности. Трудность здесь только одна — отсутствие реальной заботы о воспитании молодежи, отсутствие какой-либо поддержки государством тех, кто готов уже сегодня предложить российской школе учебники и учебные программы по гуманистическому воспитанию, не разделяющему людей по национальному или религиозному признаку, но раскрывающему позитивные возможности человека и обучающему процедурам их реализации.
И в заключение несколько слов об идеологии и национальной идее. Государственная идеология — это то, что запрещено Конституцией и потому недопустимо, как бы ни хотелось кому-то подстричь всех под одну политическую и религиозную гребенку. А национальная идея у нас, к счастью, уже есть. Это Конституция Российской Федерации. И, к счастью, она не свалилась к нам с неба и не найдена на обочине, она принята законным путем на основе добровольного волеизъявления народа и в принципе открыта для совершенствования, но главное — для действия на ее основе.
21 апреля 2004 г.
