Русская линия
Известия Елена Съянова22.12.2003 

Сильный зверь азиатской породы
125 лет назад родился Иосиф Сталин

Так говорил про Иосифа Сталина другой великий диктатор ХХ века — Адольф Гитлер. Перед началом Второй мировой войны они внимательно присматривались друг к другу. В 1939 году должны были встретиться лично. Но не встретились. Почему?

Вечером 21 августа 1939 года Берлинский театр драмы был полон обычной публики. Неожиданно началось какое-то движение, вдоль лестниц растянулись черные цепочки СС. Зрители напряглись. Выяснилось — приехал фюрер.

Давали Шиллера. Гитлер занял место в директорской ложе, рядом с ним, по воспоминаниям очевидцев, села какая-то молодая женщина, сзади — Гесс и Лей. У видевших в тот вечер фюрера сложилось впечатление, что он очень нервничает и только присутствие дамы и соратников-«церберов» за спиной удерживает его на месте. Мало кто тогда знал, какие события разворачивались в эти часы.

«Возможен контакт с Кремлем…»

Весной 1939 года Адольф Гитлер впервые испытал тот страх, который затем будет его преследовать еще долго: он смертельно боялся союза Запада с Россией.

" После Мюнхена фюрер окрестил всех действующих западных политиков «червями, выползшими после дождя», а Сталина — танком, который, если сдвинется и пойдет… картина столь физиологична, что… обойдусь без деталей". (Из письма Рудольфа Гесса Альбрехту Хаусхоферу от 14 марта 1939 года.) Примерно к тому же времени относится и запись в одном из блокнотов Бормана (четыре таких обгоревших блокнота были найдены в районе рейхсканцелярии в мае 1945 года), сделанная им во время просмотра кинофильма: «На просмотре фюрер заметил, что советский диктатор напоминает ему «сильного зверя азиатской породы». Фюрер выразил сожаление, что эта порода «плохо им изучена».

В конце апреля 1939 года Гитлер готовил программную речь в рейхстаге с обвинениями против Польши и ответом Рузвельту на его послание от 14 апреля. Президент США предлагал себя в качестве «доброго посредника» между Германией и Европой и прилагал список из 30 стран, на которые Германия не должна нападать ближайшие 10 или 25 лет. Читая послание, Гитлер смеялся, а Гесс, что с ним редко случалось, вдруг рассвирепел:

«Что здесь забавного?! Этот «колонизатор» желал бы немцев, как краснокожих, загнать в резервацию, а его «соединенная помойка» (Соединенные Штаты Америки. — Е.С.) диктует нам — великой нации! Эти свинорылые демократы (любимое выражение Гесса. — Е.С.) забудут Версаль только когда ты обнимешься со Сталиным». А Борман чуть позднее записал: «Был разговор о возможном контакте с Кремлем. Фюрер выразил нежелание идти на личную встречу со Сталиным. Фюрер согласился, однако, что предстоящая речь в рейхстаге не будет содержать критики Кремля и советского строя».

Это стало первым, своего рода «личным шагом» Гитлера по направлению к сближению. Обычно его речи не обходились без нападок на СССР. Иногда они занимали 90 процентов текста.

Сын торговца знает азиатов

Вторым шагом, как позднее, уже в 1970-е годы, вспоминал в тюрьме Шпандау Гесс, было согласие фюрера «пропихнуть Риббентропа в Москву». Борман, Геббельс, Розенберг, Ламмерс, (одна из секретарш) вспоминали, что Гитлер — иногда в шутливой форме, но постоянно, с зимы 1939 года, — уговаривал самого Гесса как своего заместителя «слетать на переговоры в Кремль». При этом «нервно смеялся», доказывая, что Гесс (детство проведший в Александрии, где у его отца была торговая фирма) лучше сумеет «проникнуть в примитивно пафосную логику азиата».

Причины нервничать у фюрера имелись.

Летом 1939 года Гитлер шел на откровенную авантюру. План «Фаль Вайс» (нападение на Польшу) был наготове. Но события могли повернуться иначе, если бы на помощь полякам пришли другие страны Европы. Тогда 33 немецким дивизиям противостояли 90 французских и британских плюс части Красной Армии. Придут или не придут? Это решалось в Москве — там ежедневно шли переговоры военных миссий СССР, Англии и Франции под председательством Ворошилова, адмирала Дракса и генерала Думенка. Последнее заседание состоялось 21 августа и окончилось в 17 часов 25 минут. Заключительными словами Дракса были: «Я согласен с предложением маршала Ворошилова отложить наши заседания… до решения политического вопроса….Я счел бы удивительным, если бы ответ на политический вопрос задержался» (из записи заседания военных миссий СССР, Англии и Франции от 21 августа 1939 года).

Политический вопрос или политическая воля — это согласие правительств Англии и Франции на заключение договора с СССР — того самого, которого панически боялся Гитлер.

К некоторому его облегчению Сталин еще 19 августа дал согласие на визит в Москву Риббентропа. Однако в гости германского министра ждали не раньше 27 августа: то ли Москва еще надеялась на договор с европейцами, то ли требовалось время хоть как-то подготовить общественное мнение внутри страны.

Риббентроп в рейхе возглавлял Министерство иностранных дел. Ему предстояло подписать с Кремлем Пакт о ненападении. Но это — в идеальном случае. А если русские не согласятся? Или удастся добиться лишь промежуточного результата? Не лучше ли встретиться напрямую Гитлеру и Сталину, лидерам двух самых могучих держав континента?

Русские уже согласны

Встает вопрос, как относился к идее такой личной встречи сам Сталин? Прямых свидетельств автором не обнаружено. Но вопрос, что называется, висел в воздухе. И мы знаем, как развивались события в германском «стане».

Активность продолжал проявлять Гесс. Будучи яростным противником серьезных отношений с Москвой, он настаивал на «блефе»: Гитлер должен встретиться со Сталиным, чтобы… обмануть его, как обманул просвещенных и цивилизованных европейских демократов в Мюнхене (формулировка Гесса: в Мюнхене Гитлер «гениально переиграл всех глаза в глаза»). Гитлер соглашался, что встреча нужна, но… явно не хотел ее. Предпочитал проталкивать других. Например, 21 августа в рейхсканцелярии прочли шифровку от посла в СССР Шуленбурга: «В 11 часов получил согласие Молотова на неофициальный визит доктора Лея. Министр дал понять, что Сталин примет его для дружеской беседы в день приезда» (копия расшифровки была обнаружена в архиве Министерства иностранных дел нацистской Германии). Гитлер начал буквально выпихивать в Москву лидера Трудового фронта.

Однако Лей, Гесс, Геринг настаивали: чтобы «дожать» Москву, требуется личная встреча двух первых фигур. Прочее — суета. Русские уже согласны, поскольку их переговоры с Западом зашли в тупик. Гитлер же этой встречи опасался: Сталин — не Чемберлен или французский премьер Даладье, Сталин — «сильный зверь неизученной азиатской породы».

«На что вы меня толкаете?»

Дальше, суммируя записки Бормана, секретарши Хильды Фат и других участников событий, можно реконструировать сцену, произошедшую в рейхсканцелярии 21 августа в два часа дня.

— Попроси Сталина принять Риббентропа 23-го. Он не откажет, — советовал Гесс.

— Почему ты так уверен? — кричал Гитлер. — На что вы все меня толкаете?! На унижение?! На позор?!

— На риск, — отвечал Лей. — Большой, но оправданный.

— А если русские в последний момент согласятся на условия французов и англичан? (Гитлер.)

— Тогда англичане изобретут новые условия, а французы их поддержат. (Лей.) Сейчас главное — время. Вы могли бы уже позвонить.

— Почему вы не хотите лететь в Москву? Говорите! Отвечайте!

— Потому, что это отнимет время.

— Адольф, звони, — настаивал Гесс. — Или пошли телеграмму. У русских процедура. Сталин еще должен будет созвать Политбюро. А это все время, время!

Гитлер метался по кабинету; лицо было в красных пятнах. Все отводили глаза: фюрер откровенно трусил; смотреть на это было неприятно. Гесс сел к столу и начал писать что-то.

— Что… что ты пишешь? — метнулся к нему Гитлер, при этом, по свидетельству Хильды Фат, опрокинул стул и задел рукавом чернильницу.

— Текст телеграммы, — отвечал Гесс.

Гитлер «употребил множество крепких выражений», но дальше ругани дело не шло.

«Напряжение между Германией и Польшей сделалось нестерпимым. Кризис может разразиться со дня на день. Считаю, что при наличии намерения обоих государств вступить в новые отношения друг с другом представляется целесообразным не терять времени….Я был бы рад получить от Вас скорый ответ.

Адольф Гитлер».

Днем 21-го телеграмма была послана. Началось ожидание ответа.

* * *

Гитлер выглядел совершенно невменяемым, и соратники повезли его в театр на «Разбойников» Шиллера. Шиллера фюрер терпеть не мог. Но сегодня ему было не до литературных пристрастий. Надо было просто отвлечься.

Ответ от Сталина пришел 22-го, во второй половине дня. Сталин согласился принять Риббентропа 23 августа для личной встречи и последующего заключения Пакта о ненападении между СССР и Германией.

Встречи Сталин-Гитлер не потребовалось. Все решилось (по крайней мере формально) на уровне Молотова и Риббентропа.

«Два клина перед тем, как вышибить друг друга, собирались с духом, — напишет об этих днях Рудольф Гесс в 70-е годы, оправдывая трусливое поведение Гитлера. — Однако, как стало ясно после поражения, фюрер единственный в полной мере ощущал тогда демоническую силу восточного деспота, которую мы все недооценили, и в конце концов, оказался прав».


Каталог Православное Христианство.Ру Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика