Церковные профессии: эконом

Храмовое хозяйство требует неустанного внимания. А уж если в храме идет стройка или ремонт — задача усложняется многократно. Каково быть завхозом самого старого, самого знаменитого храма Саратова — Свято-Троицкого Собора? Для того чтобы наши читатели получили об этом представление, эконому храма Александру Пономареву пришлось пожертвовать обеденным перерывом и отложить в сторону свои «рабочие инструменты» — распухший от записей блокнот и сотовый телефон. Время обеда — единственный час относительного затишья на территории большой стройки: в Троицком идет капитальная реставрация, восстанавливаются каменные узоры на окнах верхнего храма, во дворе продолжаются подготовительные работы под укладку брусчатки, строится новое административно-хозяйственное здание, а по периметру храма штукатурится кирпичная ограда…

— Александр Владимирович, так как все-таки Вас правильно называть — завхоз или эконом? — уточнила я в начале разговора.

— Эконом. Так и в почетной грамоте, которую мне Владыка на освящении нижнего храма в декабре поза­прошлого года вручал, значится. Ох, и переволновался я тогда! А завхоз — это для мирских организаций, так и проще, и понятней.

Взаимодействие «мирских организаций» и православных приходов — это вообще отдельная тема. Обращается, скажем, Александр Владимирович к строителям или поставщикам стройматериалов. Встречают везде по-разному. Кому-то всё равно, церковь строится или очередной торгово-развлекательный центр. А где-то, узнав, куда пойдут стройматериалы или, скажем, будет работать техника, соглашаются на подвижки в цене («Это же для храма!»), причем сознательность проявляют и представители других конфессий. Работа в храме — это своеобразный естественный отбор, не всякий его проходит. Зато теперь у Троицкого собора есть «свои» кровельщики, нулевщики (так называют фирмы по заливке нулевых циклов и фундаментов), кузнецы, отделочники и пр. Многие из них прошли проверку в ходе первого этапа капитальной реставрации, когда эпицентром работ был нижний храм. Главный критерий проверки — качество. На брак, даже на малейший, здесь глаза не закроешь. Вот кузнец, работает вместе с сыном: «Пройдет время — внуки мои сюда придут, будут знать, что дед ограду ковал. Как же я могу сделать плохо?»

Считать работу для храма честью и делать ее на совесть — это ведь не сегодня придумано. На площадке, ведущей к верхнему храму, меня ждало маленькое потрясение: напольная керамическая плитка. «Метлахская, годов эдак пятидесятых, послевоенных» — на глазок определила я. И ошиблась. Плитка оказалась дореволюционной. Дата — на тавро с обратной стороны: «1904». Сколько ног прошло по ней за сто с лишним лет — а будто вчера с завода: ни на миллиметр не протоптана! Вот она, гарантия качества. А еще Александр Владимирович поделился наблюдением: приходят в храм рабочие, для них это очередной «объект». Но, оказавшись внутри церковной ограды, они начинают не только более старательно и ответственно выполнять работу.

— Многие крестятся, начинают ходить на службу. И это — чудо! — говорит Александр Владимирович.- Работы заканчиваются, а люди так в храме и остаются — прихожанами. Ходят на исповедь, причастие.

Так что ограда храма — не просто «забор». Внутри нее — особый мир, подчиняясь законам которого, человек меняется. Вот только маленький штришок: как разговаривают на обычной стройке, думаю, объяснять не надо. Здесь, если Александр Владимирович слышит от наемных рабочих неподобающее слово, тут же одергивает: ребята, здесь не то место, здесь нельзя. И работяга в грязной робе, который на обычной стройке, услышав такое замечание, от удивления, наверное, с лесов бы упал, здесь, за храмовой оградой, извиняется: «Прости, начальник, не буду».

— Ну, думаю, хоть в этом человек лучше стал, — улыбается завхоз, — сквернословию попускать никак нельзя, сквернословие — грех. Прошел мимо, промолчал — значит, и ты соучастник греха. Что значит — не мое дело воспитывать? Я же не только хозяйством ведаю, я же в храме!

И вот это «я же в храме» — очень важный момент. Потому что все, кто в храме работают, — будь то уборщица, завхоз, продавщица иконной лавки — для обычных людей все равно «люди храма», а это совсем не то, что просто технический персонал. Поэтому рабочие зачастую обращаются к завхозу Пономареву с духовными вопросами.

— Я в таких случаях говорю: ребята, есть книга, есть священник, а я — такой же, как вы, «труждающийся храма сего», — рассказывает Александр Владимирович, — но вот что труждающийся — это не просто наемный работник, и что за труждающихся каждый день молитва читается, это я обязательно объясняю.

Сам Александр к вере пришел, как он говорит, поздно, хотя крещен был еще в раннем детстве.

— Бабушка меня маленького крестить отвела, — вспоминает он, — она очень верующим человеком была, до самой смерти посты соблюдала. Вот по ее молитвам, видать, я и пришел в храм, в 37 лет. Но, с другой стороны, поздно это или нет, не мне судить. Мы — виноград Божий: каждому свое время созреть. А сейчас я счастлив, что тружусь экономом в храме.

Кончился обед, храмовый двор наполнился людьми в спецовках и строительным шумом. Внизу идет «расшивка» старинной кладки внешней стены, испещренной глубокими трещинами (ну не рассчитывали древние зодчие, что в нескольких метрах от храма будет оживленная транспорт­ная развязка!). Вокруг каждой трещины тщательно и осторожно выбивается кирпичная кладка и заменяется новым кирпичом. На мой дилетантский вопрос «А почему трещину нельзя просто замазать раствором?» Александр Васильевич терпеливо объясняет, что если «просто замазать», а потом заштукатурить, то от вибрации почвы под проходящими автобусами трещина всё равно пойдет дальше, проявится через штукатурку. Какой смысл в такой работе? На левой стороне галереи верхнего храма рабочие обтесывают прямоугольники красного кирпича. Это «каменное кружево» сложится затем в стройный узор обрамления окон: нарядные кокошники, колонны, резные подоконники… Готовую работу уже можно увидеть на правой стороне галереи — там кирпичный узор не только восстановлен, но и уже оштукатурен. Технология штукатурки используется не современная, а старинная: не под затирку, а под обмазку, рукавицей; поверхность получается «живая», чуть шероховатая. Именно так и выглядели изначально безжалостно срубленные впоследствии оклады храмовых окон.

Материалы, кстати, на работах по храму используются тоже в основном «дедовские»: основные компоненты — песок, известь, гипс. Разумеется, никакого сайдинга нет и быть не может. Даже удобный в работе и достаточно экологичный гипсокартон идет только на подсобные помещения, которые будут располагаться во дворе: воскресная школа, трапезная, гостевые кельи, административно-хозяйственный комплекс, мощная подстанция (она уже готова). Сейчас во дворе — типичная картина большой стройки, но уже осенью начнутся работы по восстановлению храмового сквера, а весной зеленую зону начнут приводить в порядок.

С каждой минутой «прохода прессы» вместе с завхозом по стройплощадке я всё больше чувствовала, что интервью пора сворачивать: телефон у моего гида звонил постоянно, с вопросами подходили рабочие. Пришлось попрощаться.

— Когда вы бываете в храме? — уточнила я напоследок.

— С понедельника по субботу -на работе, в воскресенье — обязательно на службе, — ответил Александр Владимирович.

http://www.eparhia-saratov.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=5337&Itemid=5