Будем ли праздновать День российской государственности?

Значение государственных праздников должно отвечать значению исторических событий, к которым они приурочены

Когда несколько лет назад был отменён выходной в День российской конституции 12 декабря, многие ожидали, что скоро такая же участь постигнет и праздник 12 июня. Отказ от торжеств по поводу событий истории 90-х годов внешне логично вписывался в политику начала годов 2000-х, для которой была характерна определенная ревизия предшествующего периода. Однако, сделав шаг одной ногой, власть в задумчивости остановилась…

Официальные объяснения, почему в Российской Федерации празднуется день 12 июня, неоднократно менялись за последние годы. Соответственно, менялось и название праздника. Теперь это «день России». Первоначальные названия — «день независимости России», «день принятия декларации о государственном суверенитете России» — исчезли. Первое — в силу полной и очевидной абсурдности. Второе — по причине того, что декларация, принятая Съездом народных депутатов РСФСР в 1990 году, сегодня не представляет никакой политической ценности для подавляющего большинства российских граждан.

«Декларация независимости» является точкой отсчёта существования Соединённых Штатов Америки. Это несомненная и неотъемлемая ценность для граждан США. Поэтому и день её принятия — 4 июля — празднуется ими вполне органично, осознанно и искренне.

Может ли для России, с её более чем тысячелетним прошлым, быть исходным пунктом современной политической истории акт, провозглашённый меньше двух десятков лет назад?

Мог бы, если бы он претендовал на некое новое слово во всемирно-историческом масштабе. Как, например, в советское время принятие новой конституции СССР считалось очередной важной вехой на пути к коммунизму. Разумеется, декларация от 12 июня на подобное значение не могла притязать. Напротив, её пафос был в том, что Россия отказывается не только от всемирно-исторической миссии, но и от великодержавной роли… Многие граждане возникшей «суверенной РФ» не без основания считают ту декларацию точкой отсчёта отнюдь не возрождения, а падения российской государственности.

Поэтому 12 июня постепенно стал просто «днём России». При этом так и остается неясным: почему мы именно в этот день празднуем «день России»?

Это уникальный в мировой практике случай, когда отмечается просто «день страны». Ни в одном государстве такого нет. В странах, не всегда бывших суверенными, празднуется, как правило, годовщина независимости. Этот день не обязательно именуется Днём независимости, как в США. В Норвегии такую роль выполняют два праздника: День Конституции (принятой после расторжения унии с Данией 17 мая 1814 года и действующей до сих пор) и День расторжения унии со Швецией 7 июня 1905 года. В Исландии — День провозглашения республики, то есть обретения независимости от Дании 17 июня 1944 года. В Польше День независимости приурочен к годовщине окончания Первой мировой войны 11 ноября. Кроме того, там празднуется и День конституции, но не нынешней, а принятой в годы борьбы против разделов Польши, 3 мая 1791 года. Это считается важной вехой в истории польской государственности. В Чехии есть два праздника, связанных с ключевыми моментами в истории государственности. 28 октября отмечается образование Чехословакии в результате распада Австро-Венгрии в конце Первой мировой войны — по сути, День независимости. Но история Чехии началась не в ХХ веке. И поэтому там есть ещё праздник Чешской государственности. Он приурочен к католическому празднованию памяти святого Вацлава — небесного покровителя земли Чешской, первого чешского князя, принявшего христианство.

В России, окончательно и навсегда ставшей суверенной отнюдь не 18, а более 500 лет назад, подобием праздника независимости некоторое время служило воспоминание об избавлении от нашествия Ахмата — последнего золотоордынского хана.

Бегство его полчищ от берегов Угры знаменовало окончательное освобождение Русского государства от иноземной зависимости и несколько десятилетий после этого поминалось благодарственной молитвой. Но постепенно, по мере роста могущества России, память об этом событии утратила актуальность.

В государствах, никогда или почти никогда не бывших под чужим владычеством, тоже есть торжественные дни, приуроченные к историческим датам. Во Франции главный такой праздник — День взятия Бастилии 14 июля, по идейному смыслу аналогичный празднику Октябрьской революции в бывшем СССР. В Швеции — День флага 6 июня, связанный с началом восстания Густава Вазы против датской оккупации в XVI веке. В Великобритании роль общенационального праздника выполняет День рождения королевы. Правда, эта дата чисто условная. Она с начала ХХ века обязательна для любого британского венценосца, независимо от реального дня его появления на свет. Тем самым подчёркивается общенациональный, а не династический характер этого праздника. Но в фокусе торжества — не абстрактное понятие страны, а её персонификация в лице монарха.

Таким образом, праздники в честь государства как такового всегда имеют конкретное отношение к его истории или его символам. И носят при этом соответственное название. Каким же таким событием в нашей с вами истории является 12 июня 1990 года? Неужели оно сравнимо по значению с датой 9 мая 1945 года или хотя бы 4 ноября 1612 года (несмотря на всю условность именно этого числа, значимость самого события сомнения не вызывает)?

Праздники российской государственности, по логике вещей, должны отвечать истинной иерархии исторических событий. Первое место здесь, без сомнения, занимает День Победы в Великой Отечественной войне. На втором в настоящее время — день 4 ноября, призванный заменить для общества, привыкшего к государственному празднику в начале ноября, день Октябрьской революции. Ну, а дальше по значению идут дни 12 июня и 23 февраля…

И всё-таки праздник 12 июня сохраняется. Здесь вспомним, что День взятия Бастилии отмечался во Франции ещё много лет после казни Робеспьера и даже после свержения Директории. Первый консул, а впоследствии император Наполеон Бонапарт легитимировал свою власть активным использованием символов революции. Он даже именовался на первых порах после коронации «императором Республики» — довольно абсурдное, на наш нынешний взгляд, словосочетание. Но без этого нельзя было обойтись, так как в ту пору источников легитимности во Франции было только два: один был связан со старой монархией, другой — с революцией.

В этом смысле обращение современной российской власти к событиям времен развала Союза как к источнику своей легитимности объяснимо. Однако это имеет для общества скорее дезинтегрирующее, чем объединяющее, следствие.

Отношение к роспуску СССР и краху социализма в российском обществе до сих пор, прямо скажем, неоднозначное…

Власть может таким образом легитимировать совершившийся передел собственности (что она неизменно признаёт, говоря о недопустимости пересмотра итогов приватизации), но не может обеспечить своей собственной легитимности перед возможной угрозой дестабилизирующих факторов.

Важное предназначение государственных праздников — легитимация власти. Прочные исторические источники легитимности российской власти, очевидно, лежат отнюдь не в событиях революционных эпох (Смутных времён), будь то конец 20-го, начало 20-го или даже начало 17-го века. Если смотреть с этих позиций, то на роль праздника российской государственности гораздо лучше, чем 12 июня — день, весьма сомнительный с точки зрения значения даты — подошёл бы день исторически условный, но символически несомненный.

Им мог бы стать день, совпадающий, например, с православным празднованием памяти какого-либо святого небесного покровителя Руси — Николая Чудотворца (19 декабря), Сергия Радонежского (8 октября), а быть может, и Равноапостольного князя Владимира (28 июля).

Но, конечно, здесь большой простор для вариантов.

Вообще, государственный праздник — мероприятие, призванное сплачивать нацию. Поэтому актуальность и иерархия государственных праздников должны определяться в первую очередь общественным мнением, мнением народа.

http://stoletie.ru/obschestvo/budem_li_prazdnovat_den_rossisko_gosudarstvennosti_2008−06−11.htm