 |
| Русская неделя | Протоиерей Артемий Владимиров | 05.06.2008 |
Светить всегда,
светить везде,
до дней последних донца,
светить —
и никаких гвоздей!
Вот лозунг мой —
и солнца!
Солнце Правды — это Христос, а мы должны быть проводниками этого Солнца, этого Тепла. Через наши руки, через наши уста, хотя мы этого и не достойны как человеки, Бог согревает вселенную Своей благодатью.
Там, где пастырь и пасомый искренне устремлены ко Христу, и действительно любят Дом Божий — Церковь, где протекает их общая молитва, мало-помалу натягиваются нити духовного общения, может быть, не менее, а более тесные, чем кровные, родственные, так называемые «плотские узы». Это родство более возвышенное, чистое. Часто любящие друг друга люди в быту несколько сереют. Уходит та высота взаимных отношений, которая некогда их соединила. В семье духовной нет таких бытовых тесных точек соприкосновения, а главное, что пастырь и пасомые суть все вместе дети пред лицем любящих их Господа. Их общение очень светлое и радостное, оно дает великий эмоциональный заряд не только тем, кто стремится от священника принять благословение, ободрение и утешение, но и самому пастырю.
Священник наблюдает за ростом паствы как садовник, который выходит на свой огород и утром, и днем, и вечером. Он смотрит, не появился ли колорадский жук, не нужно ли подлить водички, разрыхлить землю. Наше лицо, наши глаза — зеркало души, тотчас выдают поселившуюся тревогу, огорчение. Обида проступает пятнами на лице, облако уныния заставляет человека как-то пригибаться к земле. Священник должен все это как опытный врач, наблюдать, и конечно, заниматься профилактикой, предупреждением болезней. Он знает душевное устроение того или иного человека, знает его слабые места, так как постоянно его исповедует.
Исповедь — это подлинное нравственное врачевство, дарованное самим Господом Иисусом Христом, взявшего на Себя наши грехи. Врачевство, без которого не может прожить ни один человек. Мне и без всякого батюшки есть о чем вспомнить, есть в чем покаяться пред Творцом, но простить сам себя я не могу. Вот почему в Православной Церкви существует исповедь, когда через священника Бог прикасается Своей десницей к сердцу человеческому и свершает, по-человечески говоря, невозможное — Он возрождает душу, возвращает ей радость, полноту бытия, невинность, чистоту совести — чудо из чудес.
Священник не судья на исповеди. Он твой старший собрат. Священник вместе с тобой кается, он не остается безучастным. Более всего батюшки чувствуют радость и благодать, когда искренне кающийся обличает сам себя, как бы говоря: «Господи, пусть меня осудит весь мир, но не Ты». И какие бы ни были страшные грехи, и как бы их не было много — все они словно горсть песка тонут в пучине милосердия Божьего. Тяжелее всего священнику тогда, когда человек прижимает свой грех, как гадюку к сердцу. «Да, — говорит человек, — я грешен, но не намерен исправляться. Я полюбил свою беду». И вот это действительно томление, потому что священник не может прочитать разрешительную молитву, так как в человеке нет стремления сказать: «каюсь», — и перейти от тьмы к свету.
Современные люди не хотят видеть в батюшке ничего мирского и светского. Им он представляется как пророк Моисей, который беседует с Богом, как с другом. Батюшка представляется современным людям как человек, который, взяв его за руку, может выдернуть из суетного жития и поставить пред лице Божие. А если человек испугается этого, то батюшка может попросить за него Господа. В этом смысле основа жизни священника — это личный внутренний покаянный подвиг. Неустанная работа над самим собою, непрекращающаяся ни днем, ни ночью.
Мы священники тогда приносим пользу своим движением навстречу миру, когда идем в силе Духа. То есть не только лишь с энтузиазмом, как молодые актрисы, которые хотят дарить любовь человечеству, пробуждать в нем разумное, доброе, вечное, но когда мы сохраняем среди жизни шумного города светлое, мирное, радостное, чистое устроение сердца. Дело священника всецело умаляться, как личности, дабы Бог через него свободно действовал своей благодатью.
Для священника существует страшный соблазн подмять под себя личность, нивелировать ее, подгонять под свой образ. Между тем я сравнил бы дело священника с делом реставратора, который, извлекая на свет из грязи какую-то древнюю драгоценную икону, боится привнести в нее что-либо свое. Он вооружается тончайшими щеточками, кисточками и трепетно снимает грязь слой за слоем, пока не проявится изначальный образ. И сегодня, мы православные пастыри, должны, конечно, усваивать дух великих пастырей прошлого, которые имели власть любви, но не власть принуждения. Авторитет этих пастырей зиждился на их внутренней молитвенной силе, а не на стремлении обладать и повелевать.
Святые отцы говорят, что призвание к священству познается по очень ясным вещам. Например, если молодой человек остается нерастленным в развращающей обстановке. Сам Бог неким образом бережет человека, дабы он оказался способным вместить благодать священства. А с другой стороны, сами в себе мы должны искать то, что поможет нам выйти на тропу бескорыстной любви. Мне кажется, что будущий священник должен интересоваться судьбой человека. Если ты помышляешь о священстве или даже еще не помышляешь, а что-то предчувствуешь, то тебе должен быть интересен человек со всем, что его наполняет. Тебе должны быть интересна его душа, его боль.
Трудно жить в мире и быть оторванным от него. У нас иной завет — жить в миру, но не по-мирски. Священник должен удержать себя в трезвом, правильном, критическом восприятии самого себя. Он не должен впадать в головокружение от успехов, особенно когда вокруг него раздадутся (а они обязательно раздадутся, если он будет служить с «огоньком») эти: «ох!», «ах!», «Вы наше солнышко!». И батюшка по неволе может попасть под усыпляющее влияние этих комплиментов. А едва лишь он о себе что-то возомнил, тут не далеко и до болезни римского папы — веры в собственную непогрешимость. А ведь в Писании сказано, что всякому греху предшествует гордыня, и какие сокрушительные падения мы, люди, испытываем на собственной шкуре по одной единственной причине, когда «Я» у нас становится первой буквой алфавита. Но если падение человека простого — это его личное несчастное дело, то падение пастыря оборачивается трагедией в жизни десятков людей!
Священнику нужно еще помнить, что современная жизнь у нас проходит не как говорят астрологи — «под знаком водолея», а под знаком сребролюбия. Везде присутствует этот мелкий торгашеский буржуазный душок. Во всем у нас практицизм и прагматизм. А ведь слово «батюшка» — оно такое ласковое, теплое, родное, оно предлагает, между прочим, еще и дух нестяжания, какого-то небесного равнодушия к земным благам. Некоторые спрашивают, почему у батюшек длинные рукава на рясе. Это конечно не знак нашего стяжательства. Во-первых, это крылья ангельские, а во-вторых, «в один рукав вошло — в другой вышло». Я, как человек, конечно же не застрахован от того, о чем хочу сказать особенно молодым пастырям, но дай нам Бог, не слишком зацикливаться на материальных проблемах. Не нужно слишком переживать о том, что мы разъезжаем по пастырским нуждам «на копейке» (разумеющий, да разумеет). Будет и «десятка», будет и дудка, будет и свисток — все подаст Господь священнику. В России батюшка не может быть забыт, если он забывает себя ради Господа и паствы.
Священник не должен в своем слове терять соль обличения. Обличение не есть оголтелая критика всего и вся вокруг себя. Обличение есть сила любви, которая не может оставаться равнодушной, если мы видим рядом добровольно гибнущего человека. Пастырь не должен произносить «мыльных проповедей». Помню еще во времена Советского Союза ко мне, тогда молодому священнику, обратились с первой программы телевидения и сказали: «Батюшка, программа „Время“ завершается, и у нас теперь есть целый час для духовного общения. Мы решили Вас пригласить. У нас был уже митрополит Питирим (Нечаев), отец Александр Мень. Только у нас просьба — в Вашем слове к миллионам телезрителей не должно быть никакой рельефности. Говорите сразу обо всем, но одновременно ни о чем конкретном, чтобы зрителю просто стало хорошо и тепло». Я отказался участвовать в этой передаче, хотя понимал, на что они намекали. И вот, думаю, что священник в этом смысле не должен быть «беззубым». Пусть батюшка говорит просто, искренне и отвечает на те вопросы и сомнения, которые мучают людей. Тем паче, что жизнь ставит сейчас нам очень много загадок.
С другой стороны, у каждого священника есть свой «конек», свое кредо. Мне знакомы те героические батюшки, которые, не считаясь ни с какими издержками и сложностями, открывают сиротские дома. В Москве это отец Димитрий Смирнов, всем уже известен его детский дом «Павлин». Это Отец Аркадий (Шатов), который занимается делами милосердия. Сестры милосердия как ангелы исходят из его училища имени Царевича Димитрия. А сколько по провинции таких подвижников… Вспомним хотя бы батюшку — отца Николая Стремского, который вместе с матушкой под Оренбургом усыновил 45 детей. Это уже не семь-я, а семь на семь-я. Но, несмотря на это, остается море детей, лишенных благотворного влияния Церкви. Сегодня каждый священник — один в поле воин. Бесценно важно сегодня не только из уст священника, но из уст каждого совестливого человека одно доброе слово или какой-то милующий взор. Мир сегодня гибнет не от дефицита, ядерного или какого-то другого энергетического топлива, а в первую очередь от недостатка любви. Причем и Спаситель говорит: «И, по причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь» (Мф. 24, 12).
Мне часто приходится встречать иных деловых людей, военных, политиков, которые говорят: «Да, много я повидал священнослужителей на своем веку». Особенно эти слова мне часто говорят люди, которые работают в судебном ведомстве: «Не могу сказать, дорогой батюшка, что эти встречи со священниками меня очень радовали. Да, пожалуй, иных из них я назвал бы своими приятелями, но стремление исповедаться, честно скажу, не возникало». Вот и думаешь, в чем тут дело? Ведь батюшка это ангел апокалипсический, возвещающий Божии суды и милость. Это существо иного рода, поэтому у него все необычное, даже одежда. В связи с этими размышлениями, думаю, стоит еще раз возвратиться к разговору о призвании священника и об образе его жизни. В священнике не должно быть ничего мирского. Батюшка не должен идти на компромиссы с растленным духом времени, не может подыгрываться под эпоху, идти с ней в ногу. Священник, понимающий дух эпохи, конечно же, должен оставаться тем, кем он призван быть — всегдашним собеседником с Господом. Священник должен быть искренен пред Господом Иисусом Христом. Он должен во всем — в мыслях, словах и действиях — являть веру и верность Богу и Его заповедям. Если мы собираемся на этом, как на гранитном фундаменте, основать всю нашу жизнь, тогда свершаются чудеса. Тогда люди, как бы не были они разочарованы, как бы не были они приземлены, подходят к вам, сами не зная за чем. А у вас в руках оказывается золотой ключик от глухо-наглухо запертой сердечной двери.
Помню, как однажды прихожанка привела своего мужа. Он был автором известного учебника по диалектическому материализму. Все студенты этот учебник изучали. И вот женщина начала: «Батюшка, я к вам его привела, вы понимаете… ДИАМАТ… Что еще сказать? Вы, что можете, скажите ему». И вот, ко мне подошел очень симпатичный человек, аккуратный, профессорского вида, и говорит:
— Здравствуйте батюшка, я давно за вами наблюдаю
— Каким образом? — спрашиваю я.
— По телевидению.
— Ну, что же, — говорю я, — я тоже из телевизора, кажется, за Вами наблюдал. Очень рад, что вы пришли. Для нас это большая честь и даже праздник.
Женщина привела своего мужа, чтобы узнать о возможности венчания. Это притом, что ее муж покланялся только материи, «не зависящей от чувств и ощущений». Мне же нужно было пробиться через эту коросту? Благодать крещения спряталась где-то в этом человеке, нужно было только дать ей пробиться. И вот, такое удивительное произошло между нами собеседование. Я говорю:
— А Вы знаете, что такое объективная реальность, которая не зависит от наших чувств и ощущений?
— Слыхал, — говорит он мне. — Смотрите мое определение в учебнике, о котором Вам жена говорила.
— А вот это Вы видели? — спрашиваю я и показываю ему натюрмортик, который оказался у меня поду рукой.
Бывает, прихожане подсовывают что-то: конфеты, сушки, картины, газетки. «А вот это, говорю я, — подарок к вашему венчанию. Это и есть та объективная реальность, которая уже не зависит от Ваших чувств и ощущений». И слегка его по темечку этим натюрмортиком тукнул. Сердце его дрогнуло. Но я не приписываю это себе или своему подходу. Видимо жизнь готовила человека так, что случилась его эволюция от материализма к идеализму.
Священнику нужно помнить, что главное — это живое общение души с Богом. Подходя к священнику, современный человек ждет он него хотя бы маленького, но чуда.
© Расшифровка речи протоиерея Артемия Владимирова из фильма «Паси агнцы Моя»: КЦ «Русская неделя» 2008 г.
Интернет-журнал «Русская неделя»
