 |
| Фома | Марина Журинская | 09.02.2008 |
Хорошо известно евангельское повествование о бесплодной смоковнице, которая не дала плодов Христу и засохла по Его слову (Мф 21:18−22). Обычные рассуждения по поводу этого стиха так или иначе вращаются вокруг вопроса — за что? Попробуем посмотреть на этот эпизод иначе: для чего?
Все чудеса, сотворенные Спасителем, были на благо людям: Он и воскрешал, и исцелял, и кормил. Но можем ли мы отнести их к рубрике «социального служения»? — Нет, равно как и другие засвидетельствованные в истории чудеса. Чудо Божие — это всегда не только помощь, но и Богоявление, и провозвестие Царства, знак присутствия Божия в мире. Превращение воды в вино в Кане Галилейской совершено не для того, чтобы материально поддержать небогатую свадьбу, а как провозвестие Сына Божия, пришедшего в мир ради его спасения, как обетование непреложности Ветхого Завета, олицетворяемого здесь Богородицей, по просьбе которой действует Христос, и даже как некоторый отдаленный прообраз Евхаристии. Можно сказать, что хождение апостола Петра по водам — это чудо уверения: пошел, веруя, и стал тонуть, усомнившись и испугавшись. И таким же предстает и чудо со смоковницей. Удивившимся ученикам Иисус говорит не о наказании, а о силе веры: если будете иметь веру и не усомнитесь, не только сделаете то, что сделано со смоковницею, но если и горе сей скажете: поднимись и ввергнись в море, — будет.
Иногда поэзия бывает лучшим комментарием. Вот что пишет о чуде со смоковницей Пастернак:…Чудо есть чудо и чудо есть Бог. / Когда мы в смятеньи, тогда средь разброда / Оно настигает мгновенно, врасплох. Да, чудо настигает, и мало в него поверить — его нужно еще уметь принять. Выше сказано, что чудеса совершаются на благо людям. Но хозяева рабыни-экстрасенса, получавшие с нее хороший доход, не разделяли этого мнения, когда Апостолы лишили ее этой способности (Деян 16:16−21), и принятым тогда, как и в последующие и близкие к нам времена способом отомстили, предъявив ученикам Христовым политическое обвинение. А ведь женщина по молитве Апостола была освобождена от беса. Для нее это, безусловно, было во благо; хозяевам же было так жалко легких денег, что они о высшем смысле события даже и не задумались.
