Русская линия
Религия и СМИПротоиерей Владимир Вигилянский27.12.2007 

Русская Православная Церковь: итоги 20-летия религиозной свободы

«20-летие», конечно, условная дата. Что считать отправной точкой? Празднование 1000-летия Крещения Руси в 1988 г. На Поместном соборе 1988 г. был принят новый Устав РПЦ, однако условий его исполнения еще не было. Некоторый положительный сдвиг в отношении государства, ставшего во времена «перестройки» на путь либерализма, к РПЦ произошел, но только внешний. Скорее, нужно говорить о знаменательном факте, каким стало избрание Поместным собором 1990 г. Патриарха Алексия II, а также принятие союзного закона «О свободе совести и религиозных организациях» (1 окт. 1990 г.), российского закона «О свободе вероисповеданий» и вслед за этим упразднение в 1991 г. Совета по делам религии. Именно тогда в РФ был окончательно прекращен тотальный контроль над религиозными объединениями.

Напомню известный факт. В конце 1985 года управляющий делами Патриархии митрополит Алексий (Ридигер) направил М. С. Горбачеву письмо, в котором поставил вопрос о пересмотре государственного законодательства, регламентирующего статус религиозных объединений. Позиция автора письма заключалась в том, что Церковь должна быть реально отделена от государства. Ответом на письмо было указание властей отстранить митрополита Алексия от должности управляющего делами, что и было сделано. Будущий Патриарх в 1986 г. был отправлен из Москвы в «почетную» ссылку на Ленинградскую кафедру. Впрочем, всего лишь через 4 года упомянутый Поместный собор летом 1990 года уже проходил без какого-либо контроля и вмешательства со стороны государства.

Наследство, доставшееся Патриарху Алексию, если иметь в виду государственно-церковные отношения, были ужасающими. На территории СССР действовало, по сравнению с дореволюционным периодом, 12% приходов. За период правления богоборческой власти, по сведениям председателя комиссии по реабилитации жертв репрессий А. Н. Яковлева, было репрессировано около 500 тысяч священнослужителей, 200 тысяч из них было расстреляно («Известия», 1995, 29 ноября). Практически полностью было уничтожены основные направления деятельности Церкви: миссионерская, социальная, просветительская, храмостроительная, паломническая. Только условно можно говорить о существовании в СССР монашеской жизни, издательской, производственной, научно-богословской и учебной деятельности Церкви. Разрешенная властями квота на эту деятельность имела формальный характер и даже в малой степени не отражала потребности православных верующих.

Можно долго перечислять вопиющие факты антирелигиозной деятельности советских властей на протяжении более чем 70 лет своего существования. Сейчас издано много книг и документов, посвященных этой проблеме, — поэтому я не буду останавливаться на них. Скажу только то, что люди старшего поколения, проповедующие как марксистские, так и либеральные ценности, до сих пор не избавились от антирелигиозной мировоззренческой базы, внедренной в их сознание в советских школах, вузах и на партсобраниях и позволяющей им относится к религиозному мышлению как к враждебной идеологии. В качестве примера можно привести недавнее письмо 10 академиков.

Даже по прошествии 17 лет мы можем наблюдать некоторые «белые пятна» в окончательном восстановлении нормальных отношений между Церковью и государством. До сих пор не полностью переданы назад отобранные советской властью православные святыни: монастыри, храмы и прилегающие к ним здания (на пресс-конференции в ИТАР-ТАСС 11 декабря 2007 г. управляющий делами Патриархии митрополит Климент сказал, что в РФ до сих пор не переданы около 10 000 сохранившихся храмов), мощи, чудотворные иконы, антиминсы, богослужебная утварь, в том числе, чаши для причастия. Не до конца законодательно закреплено право обладания церковным имуществом и землею. Нет окончательного решения проблем, связанных с налогообложением на религиозную деятельность, с государственными пенсиями священнослужителей, отсрочкой от призыва священнослужителей и студентов семинарии на воинскую службу и с признанием дипломов духовных учебных заведений.

Одной из первоочередных задач своего служения Патриарх Алексий поставил укрепление отнюдь не материальной или правовой жизни Церкви, но, как он выразился в первой же своей речи после избрания, «внутренней, духоносной». Для этого надо было приложить все усилия для развития соборности: «Много вопросов встает сегодня перед Церковью, перед обществом и перед каждым из нас. И в их решении нужен соборный разум, нужно совместное решение и обсуждение их и на Архиерейских соборах и на Поместных соборах… Соборный принцип должен распространяться и на епархиальную, и на приходскую жизнь… От Церкви, от каждого служителя, от деятеля церковного ожидаются и дела милосердия, и благотворительности, и воспитания самых разных возрастных групп наших верующих. Мы должны служить примиряющей силой, объединяющей силой… Мы должны сделать все, чтобы способствовать укреплению единства святой православной Церкви».

Сразу после избрания Патриархом Алексия II Священный синод принял решение об образовании двух новых очень важных для жизни Церкви синодальных отделов: по религиозному образованию и катехизации и по церковной благотворительности и социальному служению. (До этого существовали Управление делами МП, Учебный комитет, ОВЦС, Комиссия по канонизации святых, Комиссия по богослужению, Синодальная библиотека). Кроме этого были организованы Всецерковное православное молодежное движение, которое потом было преобразовано в Отдел по делам молодежи, и Комиссия по делам монастырей. В течение последующих лет открылись другие синодальные учреждения: Богословская комиссия, Издательский совет, Отдел по взаимодействию с Вооруженными силами и правоохранительными учреждениями, Миссионерский отдел, Комиссия по экономическим и гуманитарным вопросам, Церковно-научный центр РПЦ «Православная энциклопедия», Патриаршая и Синодальная Библейская комиссия.

Все эти отделы и комиссии должны были организовывать работу как внутри церковной ограды, так и вне ее, во взаимоотношениях Церкви с обществом и государством.

Политизация общественной жизни первой половины 90-х годов, процессы распада СССР, кризис власти в 1991 году, противостояние ветвей власти в 1993 году поставили перед священнослужителями важный вопрос — какова степень участия Церкви в государственной политике. Еще в заявлении Священного синода 3 апреля 1990 года было объявлено, что Церковь не может стать на сторону партийных интересов и связывать свою судьбу с тем или иным политическим курсом. На Архиерейском соборе 1994 года был объявлен строгий запрет для епископов и иных священнослужителей на участие в предвыборных процессах и членство в политических партиях.

Патриарх Алексий сразу же после избрания заявил о своей позиции: Церковь отделена от государства, но отнюдь не отделена от общества. В кризисные моменты общественной жизни в этот период Патриарх и Священный синод после долгого перерыва стали обращаться к народу с особыми посланиями и призывами сохранять гражданский мир и не платить человеческими судьбами за эксперименты политиков. Например, во время августовского кризиса 1991 года Патриарх, используя свой высокий авторитет, призвал участников противостояния воздержаться от применения оружия под угрозой отлучения от Церкви, а осенью 1993 года был вместе с другими архиереями посредником в переговорах представителей законодательной и исполнительной власти. Кто знает, может быть, голос Патриарха в эти кризисные дни предотвратил полномасштабную гражданскую войну в нашем государстве?

Во времена, когда все противостояли всем, когда процессы дезинтеграции разваливали не только страну, не только государственные законы, но и законы нравственности, когда каждый брал суверенитета из народной собственности столько, сколько могло уместиться в его собственном кармане, Церковь в первой половине 90-х годов оказалась уникальной гражданской силой, которая сохранила единство. СССР распался, однако единственное, что объединяло православных людей (и объединяет до сих пор) на постсоветском пространстве, это принадлежность к Московскому Патриархату. Это относится и к Украине, Белоруссии, Молдове, и к странам Прибалтики и Средней Азии. При этом нельзя сказать, что политические страсти в этих суверенных республиках и тенденции к сепаратизму не оказывали влияние на церковные проблемы. На территориях Украины, Эстонии и Молдовы появились самочинные церковные структуры, вышедшие из подчинения Московского Патриархата. Эта ситуация находила отражение в решениях Архиерейских соборов, Священного синода и в выступлениях Патриарха в 90-х годах, которые основывались на глубоком анализе причин религиозного сепаратизма.

Для граждан Российской Федерации, даже далеких от религии, позиция Церкви, вставшей над политикой и не базирующейся на сиюминутных ценностях, оценивалась положительно. Доверие к Церкви среди граждан России по всем социологическим опросам было очень высоким, и почти все 90-е годы Церковь в них стояла на первом месте. Рейтинг Святейшего Патриарха Алексия II среди 100 ведущих российских политиков за этот же период сохранял свою позицию от 10 до 15 места, а среди тех, кто «положительно влиял» на политику России, его место неизменно в первой десятке (см. ежемесячные опросы «Независимой газеты»). Это было время, которое потом назовут Вторым крещением Руси. Многие священники вспоминают, что были периоды, когда им приходилось крестить по сто человек в день, причем, большинство из новокрещенных были взрослыми. Миллионы людей пожелали сделать первый шаг к вере.

В нищей обескровленной инфляцией стране в основном с помощью верующих началось бурное строительство храмов и восстановление порушенных святынь. Начиная с 1989 года и кончая сегодняшним днем, в среднем количество храмов, в которых возобновляется богослужение, увеличивается в год на тысячу. Кто-то пошутил, что, говоря экономическими категориями, «церковное ВВП» за этот период увеличилось в несколько раз.

В Москве, например, где правящим архиереем является Патриарх Алексий, количество храмов, в которых проходят богослужения, увеличилось за эти годы в 18 раз (40/725). До 1990 года был один монастырь, сейчас — 8, плюс 16 монастырских подворий. В черте города действуют 3 семинарии и 2 православных вуза (раньше не было ни одного учебного заведения). Православными себя считают по разным опросам от 70% до 85% населения столицы. При этом храмов в Москве катастрофически не хватает, церкви в воскресные и праздничные дни за пределами центрального округа переполнены. Ощущается недостаток и в церковнослужителях — на 10-миллионный город всего 800 священников (сейчас в Москве служит более 1 770 священнослужителей, считая монастырское духовенство и дьяконов).

Огромную просветительскую и катехизаторскую работу проводят церковные издательства и СМИ. Помимо изданий миллионными тиражами Библии, Евангелия, богослужебной и сугубо церковной литературы, издательства выпускает в эти годы исторические, мемуарные, научно-популярные, философские, справочные и художественные издания, причем, тиражи их во много раз превышают выпуски «светских» издательств. Это объясняется четко налаженной системой распространения, отсутствующей у других нецерковных издательств. Известны книги современных церковных писателей и проповедников, которые изданы полумиллионными и более тиражами. В этом случае действуют исключительно экономические законы спроса и предложения. В некоторых московских церковных книжных магазинах продаются до нескольких тысяч названий книг, рассчитанных на самых разных покупателей — бедных и богатых, образованных и малообразованных. Изучение церковного книгоиздания за последние 20 лет даст богатую пищу для исследований историков, социологов, книговедов, экономистов, богословов, публицистов.

Еще один немаловажный аспект церковной деятельности Патриарха, да и любого священнослужителя — это проповедь нравственных законов, обращенной как к прихожанам Церкви, так и к обществу. Начиная с первых дней своего служения, Патриарх стал предостерегать общество о последствиях нравственного релятивизма, нарушения этических норм и индифферентного отношения к порокам, приводящих к развалу института семьи, а в целом — государства. С болью сердца священнослужители постоянно говорили об отсутствии воспитательного компонента в школьном образовании, о пренебрежении к традиционным ценностям, о пропаганде насилия и разнузданного поведения на ТВ и СМИ, о разрушительном воздействии алкоголя и наркомании. Церковь первая заговорила о демографической проблеме России, но в начале 90-х годов это был глас вопиющего в пустыне.

Именно в это время школьные учителя поняли: что-то надо делать с детьми, которые были отлучены от традиционных ценностных ориентиров и значительное количество которых по опросам социологов мечтало быть киллерами (мальчики) и проститутками (девочки). Кроме того, преподаватели к началу 90-х годов столкнулись со страшной статистикой, свидетельствовавшей о повышении числа особо опасных преступлений не только среди подростков от 14 лет и выше, но и среди детей от 8 до 14 лет. Всем, особенно родителям и педагогам, стало понятно, что наше общество не выработало никаких идеологических и нравственных противодействий ни беспризорности, ни преступности, ни наркомании, ни половой распущенности среди подрастающего поколения. С другой стороны, все понимали, что Церковь имеет апробированную веками систему ценностей, способную противостоять как невежеству, так и этическим искривлениям.

Сейчас уже многие забыли, но именно школьные учителя инициировали массовый приход священников в российскую школу в начале 90-х годов. И процесс этот носил стихийный характер. Очень важно понять, что не Церковь направила в школу своих священнослужителей, а сама школа призвала их к этому служению. Причем, надо учесть, что школ в России по количеству больше, чем священников, во много раз, что многие священники не были подготовлены к преподаванию этого предмета, что даже те, кто мог бы вести уроки в школе, не могли физически это делать в силу занятости на приходских послушаниях.

Я вспоминаю, как и ко мне обратились в 1996 году из школы для особо одаренных детей при МГУ, чтобы я во внеурочное время приезжал раз в неделю для проведения таких занятий. Ни для кого из учеников это не было обязательным, я не задавал никаких заданий, это были вольные собеседования со школьниками и, главное, с учителями. Каждый раз состав слушателей обновлялся: одни уходили, другие приходили. Я поражался, что самая элементарная информация об истории нашей страны, о Православии, об Евангелии, о связи религии с русской культурой и литературой слушателям была абсолютно неизвестна. Многие простые вещи, о которых я говорил, иногда воспринимались как откровение. Вопросы, которые мне задавали учителя, и некоторые их высказывания таили в себе такие вопиющие пустоты в образовании, что пора было кричать караул.

В связи с преподаванием основ религии могу сослаться на статистику, анализ которой провела социолог З. Пейкова (Пейкова Зинаида. «Об отношении к религиозному образованию в странах демократии» // Радонеж, 2002. N 10). По ее свидетельству, в 1995 году 40% студентов одного из вузов отвечали, что «необходимо ввести курс по религии и атеизму» даже без добавления слова «факультативно», и с добавлением «факультативно» — еще 22%. Это не учитывая колеблющихся. Сами же родители, в большинстве своем, хотели бы, чтобы их дети получили знания о религии, причем в раннем возрасте: на вопрос «Как Вы считаете, Вашим детям первые сведения о религии нужно давать уже в раннем возрасте или позже?» ответы были такие: в раннем возрасте — 64,5%, позже — 17,1%, затруднились с ответом — 18,4%. В 1995 году 78% населения России были за преподавание религии, в том числе, 22,5% - за обязательное и еще 55,5% - за факультативное, причем и то и другое в государственной школе.

Все эти факты свидетельствует о том, что в истории Церкви 90-е годы останутся как период уникального церковного подъема, небывалого духовного возрождения, восстановления многих насильственно прерванных отечественных просветительских и миссионерских традиций, возобновления широчайшей по масштабам деятельности духовного, культурного и социального служения Церкви.

Однако будущий историк, пожелавший бы узнать о том, какова была роль Русской Православной Церкви в обществе в первое десятилетие после освобождения ее из большевистского пленения, и для этого обратившийся к некоторым газетам и журналам, называвшим себя демократическими, обратит внимание на существенное несовпадение объективных показателей, некоторые из которых мы выше привели, с тем, что было написано о Церкви за эти годы. Мало того, этот историк обнаружит, что Русская Православная Церковь была для некоторых изданий объектом самой настоящей информационной войны.

На протяжении 90-х годов Русская Православная Церковь и ее служители испытывали со стороны ангажированных журналистов и ложь, и клевету, и сознательную дискредитацию, от которых она не успела отвыкнуть со времен диктата коммунистической идеологии.

Антицерковная направленность некоторых газет и телепередач стала в этот период более чем очевидной, обнаруживая черты стратегически разработанной и идеологически вооруженной политики. Анализ светской прессы, освещающей события церковной жизни, свидетельствует, что за всем этим стоит целенаправленная и осознанная деятельность общественно-политических сил, которые хотели бы подорвать авторитет Церкви в обществе, внедрить ее мифологизированный, негативный образ в сознание наших соотечественников и оттеснить ее в некие маргинальные социальные сферы, в лучшем случае, в этнографическое «гетто».

Особенно показательны в этом отношении массовые антицерковные кампании, которые время от времени вихрем проносились по определенным печатным изданиям. То это было в связи с воссозданием храма Христа Спасителя, то в связи с экономической деятельностью Церкви, то в связи с проблемой возвращения церковного имущества, отнятого у Церкви после переворота 1917 года, то в связи с реакцией Патриарха и Синода на показ по НТВ кощунственного фильма «Последнее искушение Христа», то в связи с принятием закона «О свободе совести…», то в связи с церковной позицией по поводу захоронения лжеостанков царской семьи, то в связи с несостоявшейся встречей Патриарха и папы Римского, то в связи с «духовником» В. В. Путина, то в связи с общественной и социальной деятельностью РПЦ и ее Предстоятеля, то в связи с внутрицерковными конфликтами.

Во всех этих кампаниях присутствовала предельная концентрация негативных в отношении Церкви публикаций в одно и то же время и в одних и тех же изданиях, жесткая цензурная политика в отношении оппонентов, «демонизация» жертвы, жонглирование политическими обвинениями, откровенная клевета, замалчивание реальных фактов и применение способов полемики, находящихся за гранью этических журналистских норм.

Главная особенность этих кампаний заключалась в том, что во всех конфликтных ситуациях большинство светских печатных изданий никогда не предоставляло слово церковной стороне. Поэтому позиция Церкви по тому или иному вопросу почти всегда претерпевала значительные искажения. Цензура времен «развитого социализма» сменилась на не менее свирепую цензуру либеральную.

Приведем несколько примеров.

Журналист Яков Кротов, который прекрасно знал, что тексты патриарших воззваний нигде в светской печати не появляются и поэтому его никто не сможет поймать за руку, пишет в журнале «Континент» (N 100, 1999), что патриаршее Обращение по поводу Вильнюсских событий 15 января 1991 г. не дает оснований говорить, что он «осудил использование силы советскими войсками» (с. 304). Что же мы читаем у Патриарха? «Со всей определенностью должен сказать: использование военной силы в Литве является большой политической ошибкой. На церковном языке — грехом» («ЖМП», N 4, 1991). В той же статье журналист заявлял: «В критический момент Патриарх не осудил путчистов, а лишь просил о возможности выслушать Горбачева… В решающую ночь с 20-го на 21-е Патриарх подписал текст, где ни слова о заговорщиках, а сказано абстрактно… Если бы победил ГКЧП, Патриарх с возмущением сказал бы, что он же предупреждал эту банду смутьянов: насильственные действия Церковь не благословляет» (с. 303−304). Но журналист сознательно вводил в заблуждение читателей, скрывая от них текст Заявления Патриарха, в котором он в дни, когда Москва была заполнена танками, обращался к ГКЧП, к тем, «кто поднимет оружие на своего ближнего, против безоружных людей» («ЖМП», N 10, 1991), именно им Патриарх грозит «отлучением от Церкви», именно к ним, а не к «смутьянам-демократам» он обращался: «Я прошу солдат и их командиров вспомнить, что цену за человеческую жизнь не может назначить и уплатить никто» (там же).

До и после показа по НТВ (09.11.97) фильма Мартина Скорсезе «Последнее искушение Христа» Патриарх и Священный синод сделали заявления, в ответ на которые была предпринята развязная атака СМИ на Русскую Православную Церковь. Не стоит даже упоминать о том, что заявления Патриарха и Синода нигде в светских СМИ не были опубликованы. Журналисты иногда даже ссылались на них, даже цитировали, но в большинстве случаев искажали до неузнаваемости, интерпретируя их в свою пользу, а порой откровенно приписывая им отсутствующие в них идеи. Например, в «Новых Известиях» (26.11.97) фразу из обращения Патриарха к президенту, председателям палат, премьер-министру и мэру Москвы «не остаться безучастными к оскорблению религиозных чувств своего народа» журналист изложил как просьбу Церкви «покарать НТВ».

Либеральная цензура, не пропускающая на свои страницы общественнозначимые заявления и обращения Патриарха и Синода, поставила в неловкую ситуацию одного известного писателя, написавшего в «Общей газете» (N 39, 1999), что поражен молчанием после взрывов в Москве и Волгодонске «претендующей на духовное лидерство» Церкви. Писателю даже невдомек, что было специальное заявление Патриарха от 13 сентября по поводу взрывов жилых домов, что был Указ Патриарха служить в храмах всей России панихиды по невинно убиенным, что многие московские приходы вели сборы денег и вещей для семей, пострадавшим от террористических актов, что монахи Николо-Перервенского монастыря постоянно служили панихиды на месте взрыва, что там заложена часовня в память о погибших людях, что Патриарх в те дни сделал еще одно заявление — о поддержке беженцев из Чечни.

С помощью тотальной цензуры светская пресса могла свободно манипулировать любыми фактами, в том числе и вымышленными, для дискредитации Церкви. Нарушающие свою профессиональную этику журналисты знали, что издание, где они опубликовали свои инсинуации, никогда не напечатают опровержение, что ни один священнослужитель никогда, ни при каких обстоятельствах не подаст в суд на журналиста о защите своей чести и достоинства не только потому, что по церковным канонам не должен судится у «внешних».

Любопытно, что эти нападки осуществлялись по методологии, разрабатывавшейся на протяжении советских десятилетий кафедрами научного атеизма, существовавших во всех вузах СССР. И когда сегодня говорят о том, что большевизм не изжит из сознания российских людей, то имеется в виду и эта идеология «воинствующего атеизма».

И если въедливый историк захотел бы найти нечто общее между газетами радикальных коммунистов ампиловского толка и суперлиберальными изданиями, то он неожиданно обнаружил бы множество совпадений именно в отношении к Русской Православной Церкви. Он узнает, что в России о православии «ни один писатель или поэт ни разу не обмолвился добрым словом», что «застывшая в своем самодовольстве православная Церковь находится в стороне от главных проблем России» («Независимая газета», 23.08.97); что «Русь была загнана в православие мечом и пинками», что «православие является тоталитарной ветвью христианства», что оно наиболее близко к язычеству и что «подавляя личность прихожанина, православие не требует от него духовной самодисциплины, соблюдения в жизни принципов веры» («Известия», 03.02.2000); что в православном храме «в кадильном дыму проповедуются покорность и смирение, все время звучит слово — раб; в душной казарме, этой узаконенной тюрьме, где уставом, где кулаком и пулей вбиваются в человека подчинение и покорность» («Новый мир», N 8, 1999); что «Церковь как институт — самое яркое, зримое и доказательное воплощение „дьявола“, т. е. Зла на планете» («Общая газета», 18−24.03.99); что «принципиально важным для любого православного верующего является НЕВЕРИЕ» («Вечерняя Москва», 19.11.98); что «во все времена и во всех государствах церковь играла роль спецслужб» («Новая газета», 12.10. 98); что «одна из наиболее пагубных вещей для России — православная церковь, темная, нетерпимая, стремящаяся к власти; не случайно все попытки раскола в этой церкви были выжжены огнем» (Владимир Познер, «Marie Claire», N 12, 1999)… Но чаще всего авторы упомянутых изданий шли по пути наименьшего сопротивления — оскорбляли священников и простых верующих. Так, например, поступали и до сих пор поступают обычно журналисты «Московского комсомольца». Вот образчик зоологической ненависти журналиста газеты к православным людям: «Без зазрения совести они (священники) ковыряются своими нечистыми пальцами в людских душах… их ненависть к „миру сему“ безгранична, по ним, чем для народа хуже — тем лучше… каждый день я вижу, как невеселые мамы в темных платочках и длинных темных юбках ведут туда (в православную гимназию) таких же невеселых девочек, тоже в платочках и длинных юбках… они (священники) завсегдатаи дурно пахнущих патриотических тусовок… они страшно вредят русской идее… они малограмотны и глупы… но главное — на них кровь Христова» (01.10.99)…

Подобные цитаты, свидетельствующие, как минимум, о невежественности и дилетантизме авторов, можно приводить километрами.

Но это полбеды. Намного серьезнее выглядели политические обвинения в адрес Церкви, в частности в том, что происходит смычка Православия и фашизма, что истоки Холокоста надо искать в православной вере, что православное духовенство мечтает о реставрации коммунистического режима.

На наш взгляд, тогда в России из всех социальных, национальных или религиозных групп, православное население испытывало от СМИ наибольшую дискриминацию и попрание прав. Особыми нападками подвергалась самая пострадавшая в годы коммунистического террора часть населения — православное духовенство (почти стопроцентное истребление в годы сталинских чисток). Ни на какую нацию, ни на какую партию, ни на какую профессию столько не обрушивалось потоков оскорблений, лжи, клеветы, сколько на священников и епископов.

Сейчас можно только гадать, кто был инициатором информационных войн против Церкви в 90-е годы. Хотя кое-какие предположения, основанные на высказываниях зарубежных политологов, можно сделать. Еще в интервью «Независимой газете» (02.09.93) американский специалист по России Збигнев Бжезинский заявил: «Русскому народу сейчас особенно важно не дать себя соблазнить. Опасность заключается в том, что на смену коммунизму может прийти некая форма традиционного православия, замешанная на шовинизме и выражающаяся в имперских рефлексах».

В одном из номеров Церковно-общественного вестника, приложения к газете «Русская мысль», это утверждение излагается в своей откровенной беззастенчивости в более расшифрованном виде: «У русских сильно чувство национального самосознания, и русская политика всегда определялась некоторой единой идеологией. Русские религиозные традиции также ведут к укреплению национального чувства. По мнению американцев, все эти особенности способствуют сплочению русских против Америки, которое можно предотвратить, поощряя плюрализм во всех областях человеческой жизни, прежде всего, в идеологической и религиозной. Таким образом, Америка заинтересована в укреплении и росте в России нерусских религий и философий, в том числе и католицизма, который является мощной международной силой» (Федор Штаркман, «Католические интересы в России: попытка анализа», ЦОВ, 1997 г., N 2). И уж совсем беспрецедентный факт, свидетельствующий о вмешательстве во внутренние дела государства, — письма сенаторов и конгрессменов США президенту РФ о том, чтобы в преамбуле закона «О свободе совести и о религиозных объединениях» не упоминалась Русская Православная Церковь.

Можно предположить, что некоторая часть российской политической элиты взяла эти идеи на вооружение и воплотила их в подведомственной ей печати.

За это десятилетие флагманом мощной эскадры, ведущей войну с православной Церковью, а иногда вообще с религией, были разные самые тиражные московские издания, в результате чего все информационные войны до 2000 года были Церковью проиграны.

Мы подробно остановились на обзоре т.н. «демократических» СМИ в 90-е годы и созданном ими образе Церкви только потому, что и до сих пор журналистские штампы о закрытости Церкви, ее реакционности и тяготению к фундаментализму, невежественности ее священнослужителей, стремлению к власти в государстве и т. д. кочуют из издания в издание.

До поры до времени напору этих газет и журналов никак не могли противостоять ни провинциальная пресса, в массе своей лояльно относящаяся к Церкви, ни тем более «бумажные» церковные СМИ, не имевшие достаточных средств для своего распространения. Однако с 2000 года, с бурным развитием информационных агентств (в силу своей журналистской специфики они опираются на реальные, а не придуманные факты, менее оценочны и более объективны), а также отечественных Интернет-ресурсов, ситуация начала меняться. Церковный голос стали слышать, благодаря сравнительно дешевому Интернету (сейчас — более 2000 активных православных Интернет-изданий). Кроме того, стали доступны электронные версии региональной прессы. Многие светские периодические издания, теле — и радиокомпании создали специальные отделы и программы, посвященные религиозным проблемам. В них работают специально обученные, в том числе и в церковных учебных заведениях, журналисты и редакторы. В таком контексте стала затруднительна обычная для антирелигиозной публицистики манипуляция фактами, намеренное сокрытие значимых для общества событий и диффамация. Сегодня ни одна из конфессий не может сравниться с РПЦ по уровню открытости, самокритичности, демократического обсуждения острых церковных и общественных проблем.

90-годы были отмечены созданием уникального для вселенского Православия документа, принятого на юбилейном Архиерейском соборе 2000 года, «Основы социальной концепции Русской Православной Церкви». Работа его велась специальной комиссией, созданной по решению Архиерейского собора 1994 года. Практически все главы «Основ» предварительно обсуждались с экспертными группами ученых и специалистов самых разных областей знания. Документ состоит из 16 глав, в которых формулируется отношение Церкви к государству, политике, экономике, праву, науке, культуре, нравственности. В определенной степени «Основы» стали ответом Церкви на вызовы современного общества, ответом на многие голословные обвинения антицерковных публицистов в том, что в современной Русской православной Церкви якобы заложено тяготение к тоталитаризму, фундаментализму, национализму, шовинизму, чуть ли не к фашизму. После принятия социальной доктрины Церкви, мягко говоря, странно выглядят утверждения антицерковных сил, что якобы Церковь стремится к слиянию с государством, пытаясь заменить собой коммунистическую идеологию.

«Основы социальной концепции» — документ не завершенный. В ряде его мест подчеркивается, что в связи с изменениями общественных условий отдельные положения концепции могут развиваться и совершенствоваться.

К началу нового тысячелетия окончательно сформировались принципы соработничества и социального партнерства Церкви и государства. При этом надо помнить, что Церковь и государство несут в мире различные служения, что их цели и задачи на каком-то этапе могут совпадать, но они различаются по своей природе. Церковь преследует, прежде всего, духовные, религиозные цели, и миссия Церкви не ограничивается ее общественной деятельностью.

«Сферы соработничества Церкви и государства, — сказал в своей речи Патриарх на Архиерейском соборе 2004 года, — это, прежде всего, миротворчество, укрепление духовно-нравственного здоровья личности и общества, воспитания детей и юношества, забота об обездоленных, духовное попечение о воинах, об узниках, поддержка национальной культуры». Кроме этого, к общим задачам Церкви и государства относятся проблемы сохранения памятников истории и культуры, противоборство религиозной и расовой нетерпимости. Но самый насущный компонент партнерства, понятный каждому человеку, это проблема социальной защищенности граждан РФ.

Каждого, кого интересует просветительская и социальная деятельность Церкви, может ознакомиться с цифрами, которые ежегодно публикуются в церковных СМИ.

В 2006 году в РПЦ на своем обеспечении было 113 церковных приютов, 1433 социальных учреждений (дома престарелых, богодельни, сестричества милосердия, благотворительные столовые, реабилитационные центры для наркозависимых). Церковью окормляются 2867 больниц, 1578 детских домов, 1892 иных социальных учреждений, 2072 воинских частей, 1198 исправительных учреждений.

За каждой из этих сухих цифр стоит огромная организационная, физическая, интеллектуальная и духовная работа священнослужителей, требующая поистине жертвенного служения. Причем всю эту работу приходилось начинать с нуля — не хватало не только денег, но за 70 лет были утеряны многовековые традиции социального служения. А ведь каждому священнику нужно еще и восстанавливать свой храм, и проводить богослужения, и заботиться о своей семье. При этом церковнослужителей, как я уже говорил, на всю Русскую Православную Церковь, считая Россию, Украину, Белоруссию, Молдову, дальнее Зарубежье, сегодня немного — всего около 30 тысяч (26 540 священников и 3 301 дьяконов) человек, половина из которых несет свое служение в РФ. По сравнению с другими социальными группами и профессиями духовенство в России занимает позицию в нижней части таблицы перечислений профессиональных сообществ.

Еще немного церковной социологии.

На 2007 год в РПЦ 142 епархий и 189 архиереев, 27 942 приходов и 29 751 священнослужителей, 732 монастыря, около 400 монастырских подворий и скитов, более 16 тысяч монашествующих. Образование: 5 духовных академий, 4 вуза, 37 семинарий, 38 училищ, 200 православных гимназий и лицеев, около 10 000 воскресных школ, 11 184 общеообразовательных школ, в которых преподаются предметы духовно-нравственной направленности.

Для сравнения приведем данные, оглашенные на Поместном соборе 1988 года: 76 епархий и 74 архиерея, 6 893 приходов (в РСФСР — 2 062, на Украине — более 4 000), 6 674 священника и 723 диакона, 22 монастыря с 1190 монашествующими, 2 духовные академии и 3 семинарии.

К сожалению, церковная социология до сих пор является способом манипулирования общественным мнением. Главным объектом этих манипуляций является вопрос о количестве православных.

Ответ на него всегда под рукой. Однако диапазон цифр, предлагаемый социологами, колеблется от 1% до 85% населения Российской Федерации. В зависимости от того, какую цель преследует политик, публицист, государственный чиновник, религиозный деятель и т. д., и называется то или иное число. Убедительные подтверждения любой цифры, взятой из этой безмерной шкалы, мы можем отыскать в многочисленных статистических исследованиях и социологических опросах, проведенных за последние 15 лет.

Как церковный журналист, анализирующий светскую прессу о Церкви, я не раз сталкивался с недобросовестными публикациями на эту тему. Некоторые лица, не заинтересованные в возрастании роли Православия в государстве и обществе, прибегают к низшим показателям статистики: мол, религиозный фактор в общественной и политической жизни страны можно и не принимать во внимание, поскольку ходят в Церковь не больше полутора миллионов прихожан (на 15 тысяч храмов в России — в среднем, по 100 человек на приход), то есть, всего лишь 1% населения.

Впрочем, чаще называется другая цифра — 3%, причем раньше ссылались на нее только светские исследователи, но к сегодняшнему дню она настолько утвердилась в сознании людей, что ею стали пользоваться церковные публицисты.

В этих случаях речь идет о тех людях, которых принято считать воцерковленными. Принципы воцерковленности для каждого исследователя тоже самые разные. Одни — самые строгие социологи — считают, что церковные люди — это те, кто с большой мерой сознательности относится к своей вере, кто посещает церковь каждое воскресенье и каждый большой церковный праздник, кто знает церковные догматы и наизусть известные молитвы, кто не смешивает веру в Бога с суевериями, кто читает Евангелие и церковную литературу и тому подобное. Другие — не так строго судят о прихожанах, им достаточно того, что люди участвуют в церковных таинствах: венчаются, крестят своих детей, соборуются, исповедуются и причащаются.

На другом полюсе находятся те социологи и публицисты, которые оперируют совсем другими цифрами. По аналогии исчислений количества мусульман или католиков, они считают, что любой русский — это православный, как поляк — всенепременно католик, как араб — несомненно, мусульманин, как любой армянин — член Армянской церкви. Здесь применяется этнический принцип исчислений. Именно отсюда появляется цифра 85%.

Более строгий в научном смысле тот подход, когда в опросах спрашивают людей об их религиозной принадлежности. В зависимости от того, как поставлен вопрос, получаются цифры от 50% до 70%. Причем, иногда сюда попадают люди, которые также считают Православие элементом своей национальной самоидентификации. Среди них даже попадаются и такие, которые себя причисляют к атеистам.

Можно сколько угодно иронизировать по этому поводу, но на самом деле именно эти социологические данные, основанные на более или менее корректных опросах (сейчас в России устоялась цифра 52−55%), должны стать определяющими в решениях законодательной и исполнительной власти. Игнорировать православную направленность большинства населения страны было бы не только неправдой, но и большой ошибкой. Именно так и расценила политику президента США Билла Клинтона, занижавшего или даже не принимавшего во внимание религиозный фактор в общественной жизни России, команда американских политологов, готовивших предвыборную внешнеполитическую доктрину Дж. Буша.

В докладе Национального разведывательного совета США «Контуры мирового будущего» (т.н. «Проект — 2020») прогнозируется, что «в течение ближайших 15 лет религиозная идентичность, скорее всего, будет становиться всё более значимым фактором самоопределения человека». При этом, наряду с негативными последствиями, подчёркивается позитивная роль религиозных организаций в создании «социальной структуры, предоставляющей своим членам необходимые навыки для выживания в стремительно меняющемся обществе».

Мы ни в коем случае не должны говорить об этом массиве индивидуумов, считающих себя православными, как о людях церковных, но не принимать во внимание чаяния людей, желание их видеть себя в определенном контексте было бы тоже неправильным. Человек, называющий себя православным, тем самым устанавливает для себя определенный ценностный ориентир, более или менее четкие границы своего нравственного и социального бытия, указывает на pro и contra в духовной и идеологической сфере своего существования, вписывает себя в конкретный исторический и культурный план бытия. Отмахиваться от всего этого, значит не учитывать факторы, формирующие гражданское общество в России, а в конечном счете — выступать против национальных интересов страны.

В Концепции национальной безопасности Российской Федерации, утвержденной Указом Президента от 10 января 2000 года, мы читаем: «Национальные интересы в духовной сфере состоят в сохранении и укреплении нравственных ценностей общества, традиций патриотизма и гуманизма, культурного и научного потенциала страны… Обеспечение национальной безопасности Российской Федерации включает в себя также защиту культурного, духовно-нравственного наследия, исторических традиций и норм общественной жизни, сохранение культурного достояния всех народов России, формирование государственной политики в области духовного и нравственного воспитания населения…»

В контексте этих слов Концепции становится понятным, почему большинство людей желает введения курса «Основ православной культуры» в государственной школе.

Мое глубокое убеждение — 52−55% населения имеет право быть услышанными…

Но больше всего баталий среди социологов происходят на почве исчислений собственно прихожан Русской Православной Церкви. Существует целая плеяда ученых, которая с сознанием дела, с пониманием церковных реальностей подходят к этой проблеме. Это в первую очередь исследования В. Ф. Чесноковой, Ю. Ю. Синелиной, Т. Вартазановой, З. И. Пейковой.

По другую сторону баррикад находятся идеи, рассыпанные в работах и выступлениях Иннокентия Павлова, Д. Поспеловского, Д. Фурмана.

Вот данные фонда «Общественное мнение» за 2001 год.

Верующими, исповедующими Православие, считают себя 53% населения (другие религии — 10%).

Посещают храм: раз в месяц и чаще — 6%, несколько раз в год, но не реже, чем один раз в месяц — 13%, один-два раза в год — 18%.

Причащаются раз в месяц и чаще — 1%, несколько раз в год, но реже, чем один раз в месяц — 9%, один-два раза в год — 8%. То есть идет речь о 18% населения, участвующих в православных Таинствах.

Это очень впечатляющие цифры.

Но все эти показатели очень важны для священнослужителей. Именно опираясь на них, мы, священники, должны строить свои программы по катехизации, просвещению верующих людей. Нам бы очень хотелось, чтобы эта многочисленная группа соотечественников, как раз свидетельствующая о религиозном возрождении, и чаще ходила в храм, и чаще причащалась, и регулярно читала Евангелие, и относилась бы к своей вере более сознательно, но требовать от них этого мы не можем: мы понимаем, что беспощадная карательная машина тоталитарно-атеистического государства не только уничтожила десятки миллионов людей, но и страшно покорежила души оставшихся в живых. Лечить эти души нужно осторожно и быть в нынешней ситуации к ним более снисходительными, чем требовательными. Ведь Библии и Евангелия только в последнее 15 лет разошлись в десятках миллионов экземпляров по России, только совсем недавно после 70-летнего перерыва возродилось религиозное просвещение — создались в половине всех городских и поселковых храмах, а также при монастырях воскресные школы, открыты сотни богословских курсов, училищ, семинарий, институтов, университетов, духовных академий. Работа над воцерковлением людей должна быть рассчитана на десятилетия.

Для всех же остальных — политиков, историков, социологов, обществоведов, чиновников и т. д. — остается незыблемое число: 52−55% российских православных людей.

Некоторые социологические опросы показывают весьма интересную тенденцию: Православие становится «городской» религией, более «мужской», «образованной» и «молодой». Молодая православная интеллигенция — это надежное во всех смыслах, неиспорченное поколение. Это люди, живущие в нравственном отношении по Божиим законам, стремящиеся к созданию крепких многодетных семей, относящиеся к своему делу ответственно, видящие в своей научной или служебной карьере возможность бескорыстно отдать людям свои знания и способности, а не потребительски использовать свое положение. У нас много говорят о создании в стране гражданского общества, так вот нынешние христиане — это и есть костяк гражданского общества.

РПЦ является самой многочисленной религиозной общиной не только в России, но и в ряде других стран СНГ, старейшим институтом гражданского общества. Ее примиряющее и объединяющее слово не раз спасало страну от междоусобиц. Поэтому немаловажным аспектом ее деятельности становится межхристианский и межрелигиозный диалог, способствующий выработке единых принципов существования религий в секулярном обществе, установление единых взглядов на конфликты и пороки общества. Взаимоотношения с иными христианскими конфессиями регулируются в РПЦ важным документом, одобренным Архиерейским собором 2000 года, «Основные принципы отношения РПЦ к инославию». С другими религиозными организациями РПЦ находится в постоянном взаимодействии и диалоге. Последним крупным событием в этой области был Всемирный саммит религиозных лидеров, организованный по инициативе Патриарха Алексия и председателя Высшего религиозного совета народов Кавказа шейха Аллахшукюра Паша-заде (3−5 июля 2006 г.). Саммит собрал глав и представителей христианских церквей, исламских, иудейских и буддистских общин, посланников индуистской и синтоистской традиций из 49 стран мира. Подобные мероприятия, особенно такого уровня, строятся на уважении к убеждениям и традициям друг друга, демонстрируют приверженность его участников миротворчеству, вырабатывают нравственные устои, противодействующие религиозной и национальной розни, построению несправедливого мирового порядка, вырабатывают принципы искоренения в мире вражды, насилия, терроризма. В своей речи на саммите Патриарх напомнил участникам, что вековой опыт России свидетельствует о том, что люди разных вер могут жить вместе в мире, что в нашем регионе никогда не было религиозных войн, но, наоборот, сложился уникальный опыт гармоничного существования разных религий и культур. В итоговом документе Всемирного саммита религиозных лидеров отмечалось, что «человек по природе своей религиозен. С самого начала истории религия играет ключевую роль в формировании мысли, культуры, нравственности, общественного уклада. Ныне роль веры в современном обществе возрастает, и мы желаем, чтобы религия продолжала служить прочным основанием мира и диалога между цивилизациями, а не использовалась в качестве источника распрей и конфликтов».

Одним из важных и уникальных проектов РПЦ последних лет стал выпуск многотомной «Православной энциклопедии», первый том которой вышел в свет в 2000 году. Это стало не просто одним из многочисленных церковных изданий, но научным центром, которому придан статус синодального отдела. «Православная энциклопедия» призвана объединить разрозненные силы церковной науки, впервые аккумулировать знания, накопленные всей многовековой историей Православия. В работе над этим изданием трудятся тысячи авторов, среди которых не только богословы разных стран, но и ученые «светских» научных центров. К 2008 году выпущены, кроме специального тома, посвященного РПЦ, 15 алфавитных томов до буквы «Д». Этот проект — еще один пример продуктивного соработничества Церкви и государства, общественных и научных организаций, благотворителей.

Из тысяч научных конференций, симпозиумов, форумов, проводящихся под эгидой Церкви, выделяются своей масштабностью ежегодные «Международные рождественские образовательные чтения». За 16 лет этот форум стал самым многочисленным и многосторонним в стране. В его рамках проходят более 100 конференций, семинаров и круглых столов, объединяющих около 7 тысяч интеллектуалов — ученых, работников культуры и просвещения, общественных деятелей и политиков из самых разных уголков страны и зарубежья. Именно здесь находят отражения актуальные проблемы жизни общества в его связях с христианством. В докладах и выступлениях участников формулируются вопросы выживания нашей цивилизации, ценностные ориентиры общества, рецепты выхода из политических и общественных кризисов, законодательные инициативы, способные отстоять права незащищенных слоев населения. Организация и работа «Рождественских чтений» еще раз доказывает, что в стране есть гражданская сила, связывающая свою деятельность с религиозным мировоззрением.

Впервые 15 лет назад именно на «Рождественских чтениях» прозвучало сочетание слов «Основы православной культуры», ставшее камнем преткновения для многих противников религиозного образования.

Однако скандал с преподаванием «Основ» разразился только в 2002 году, когда Патриарх Алексий II на «Рождественских чтениях» призвал вводить ОПК во все государственные школы: «Школа, выпавшая из традиции, школа, в которой не соблюдают преемственности поколений и не передают нравственных начал, — способствует только дальнейшему разрушению общества, а не созиданию его. Взрывчатое вещество растления, будучи заложено в школу, может оказаться для народа более гибельным, чем любые теракты. Думается, что пора распространить опыт преподавания „Основ православной культуры“ на все государственные школы России. И не нужно бояться того, что среди учеников могут оказаться дети мусульман, иудеев, буддистов. Ведь достижения русской православной культуры суть неотъемлемая часть мировой духовной сокровищницы, а тем более нашего образа мысли и жизни, веками объединяющего народ. Православие — вовсе не идеология, не набор абстрактных убеждений. Это жизнь, наполненная любовью ко Господу и к людям, добрым отношением ко всему творению Божию…»

Введение курса «Духовно-нравственной культуры» в государственных общеобразовательных учреждениях вызвало шквал недовольства самых разных структур нашего общества. В СМИ возмущались депутаты, госчиновники, политики, правозащитники, журналисты, учителя, атеисты. Отметились все, кто когда-либо выступал против Церкви.

Любопытно, что аргументация против ОПК почти совпадала, как у крайне правых (Ирина Хакамада и некоторые представители «Яблока»), так и у крайне левых (Геннадий Селезнев и некоторые представители коммунистов). Впрочем, эта позиция совпадала и с советским УК (ср. «духовное растление несовершеннолетних» с высказыванием И. Хакамады о том, что с введением ОПК мы получим «зомбированных, серых людей, способных выполнять команды, но не способных формировать новые идеи»).

Главными орудиями в руках противников ОПК было утверждение, вопреки всем документам и высказываниям представителей Министерства образования и церковных деятелей, что преподавание «Православной культуры» нарушает Конституцию РФ. В основном делается упор на «светский» характер образования. Однако понятие «светский» ни в одном из правовых документов не объясняется как антоним понятию «религиозный». Но дело даже не в этом. Никто из религиозных деятелей не утверждает, что курс «Духовно-нравственной культуры» имеет катехизический или миссионерский характер, наоборот, говорится о культурологическом и религиоведческом его направлении. Но даже если бы родители и их дети потребовали от государственных властей введения сугубо религиозного предмета в школе, это не было бы нарушением законодательства РФ.

Кроме этого, был выдвинут аргумент, делающий акцент на многоконфессиональности и многонациональности России: православная культура якобы посеет рознь между гражданами. В ответ на это раздались объяснения, что в местах компактного проживания иных национальностей, кроме русского, может изучаться исламская, буддийская, иудейская культура. Некоторые резонно спрашивали «противников», почему православная культура, которая лежит в основе истории нашего общего государства и является живительным истоком значительного большинства его населения, может быть оскорбительной и враждебной для жителей, исповедующих иную религию или принадлежащих иной культуре. Однако практика преподавания ОПК во многих регионах пока не привела ни к одному национальному и межконфессиональному конфликту, да и многие лидеры религиозных объединений, в конце концов, поддержали православную общественность в ее желании обучать детей своей культуре.

Такое же законодательное право имеют граждане практически всех стран Европы, где также проживает немало людей, принадлежащих к иной культуре и исповедующих иную, отличную от христианства, религию. Но ни о каких конфликтах там мы ничего не слышали.

Кстати, правозащитники в своем стремлении ограничить роль Православной Церкви в России часто ссылаются на законодательный и гражданский опыт «цивилизованных» стран Западной Европы. Религиозное обучение в этих странах значительно глубже, шире и богаче, чем в Российской Федерации. Во многих этих странах религиозное обучение имеет даже обязательный характер (например, в Германии — в 13 из 16 земель).

Летом 2007 года было инспирировано письмо академиков, призванное авторитетным голосом ученых нейтрализовать гражданскую инициативу большинства населения страны. Вслед за академиками в бой ввязались наши правозащитники, опубликовавшие 1 августа 2007 г. Заявление, в котором говорится о серьезной опасности «атакующего Конституцию клерикализма». Наметившиеся в обществе тенденции взаимодействия с Церковью они называют «прямым путем к уничтожению демократии и к распаду страны». По их словам, «под видом религиозного возрождения, в нашей стране, по сути, формируется новая национально-религиозная идеология, пронизанная отрицанием демократии, ксенофобией и культом власти». «Эти идеи постоянно используются властями для обоснования сворачивания демократии, оправдания милитаризации», «Россию пытаются превратить в плацдарм для атаки на ценности просвещения и гуманизма. В заявлении говорится также о некоем «проекте по превращению России в «православную цивилизацию»», который «утопичен» и «опасен», поскольку «не может осуществляться без насилия».

Это заявление выводило дискуссию между верой и знанием, религией и наукой в другую плоскость — плоскость политических обвинений. За словами правозащитников, по сути дела, стоял призыв к новым репрессиям на религиозной почве. Исходя из логики правозащитников, любой церковный человек объявлялся врагом народа.

И последнее, на чем хотелось бы остановиться, это эпохальное событие в жизни не только Церкви, но и всего российского общества, произошедшее в мае 2007 года, — воссоединение Русской Православной Церкви Заграницей с Русской Православной Церковью Московского Патриархата, которое многими воспринимается как чудо. Ушло в прошлое разделение, вызванное политическими причинами, в первую очередь революцией 1917 года и разразившейся вслед за ней гражданской войной, исцелилась рана, которая кровоточила 85 лет. Знаменательно, что глава Российского государства В. В. Путин отметил, что это событие «поистине всенародного, исторического масштаба и огромного нравственного значения». Президент подчеркнул, что возрождение церковного единства — «это важнейшее условие для восстановления утраченного единства всего «русского мира», одной из духовной основ которого всегда была православная вера». Этому событию предшествовала огромная работа, которая велась Патриархом и предстоятелем РПЦЗ митрополитом Лавром. Впервые вопрос о воссоединении прозвучал на Поместном соборе 1990 года, на котором произошло избрание Патриарха Алексия II. Теперь уже ясно, что без усилий Патриарха воссоединение осталось бы только мечтой. В этом контексте вспоминаются слова Патриарха в день его избрания, которые мы цитировали в начале: «Мы должны служить примиряющей силой, объединяющей силой…»

В наш век предательств, разделений, расколов, противостояний подписание Акта о воссоединении — еще одна яркая иллюстрация того, что Русскую Православную Церковь несет в себе потенциал оздоровления нации. Не случайно в газете «Фигаро» в дни пребывания Патриарха Алексия во Франции (октябрь 2007 г.) вышла передовица, в которой РПЦ была названа «самым стабильным институтом» в РФ.

http://religare.ru/analytics49096.htm


Каталог Православное Христианство.Ру Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика