 |
| Столетие.Ru | Александр Калинин | 20.12.2007 |
Что за нечистая сила появилась в Москве, которая закидывает людей налево и направо, и вообще черт знает куда?
В провинциальном городке Бежецке все лачуги-развалюхи заселены москвичами, а в микрорайоне бывшего кирпичного завода образовалось даже землячество бывших столичных жителей. Оказались они там в силу разных причин, но, в отличие от булгаковского героя Степы Лиходеева, не только не могут вернуться в родные московские квартиры, но и вообще в столицу, поскольку ни квартир, ни другого пристанища у них там не осталось. И не к кому взывать о помощи, потому как все бумаги, подписанные ими, как правило, в нетрезвом состоянии или по неразумению, оказываются в полном согласии с юридическими нормами и законами Российской Федерации. Бумаги аккуратно подшиты в нужных папках нужных заведений и не оставляют никакой надежды многочисленным жертвам нового коллективного гипноза на положительное решение своего жилищного вопроса.
Они не убивают, не пытают раскаленным утюгом или паяльником, требуя подписать им свою приватизированную недвижимость. Они убеждают опустившихся, больных или придавленных нуждой людей поменять с хорошей выгодой жилье в Москве на равноценную квартиру или особняк где-то в ближайшем Подмосковье. А потом, пользуясь их доверчивостью и некомпетентностью, подделывают документы.
Вот история некой Зинаиды Чебоксаровой, которая вместе с сыном имела в Москве трехкомнатную квартиру. Сын попал в автомобильную аварию. Потребовались большие деньги на лечение. Решила обменять трехкомнатную на меньшую. Некие люди предложили однокомнатную квартиру в Москве, особняк с 15 сотками земли в старинном купеческом городке Бежецке, где писатель Шишков сочинял свою «Угрюм-реку» и близ которого на даче Гумилевых какое-то время жила Анна Ахматова, да еще и денег в придачу. Ее привозили в незнакомый доселе город и показывали особняк, отчего душа Зинаиды Степановны возликовала — с газовым отоплением, большим огородом, теплицами.
Стоит ли говорить, что в результате несложных махинаций с документами не получила она ни однокомнатную в Москве, ни денег, ни особняка с теплицами, а гнилую развалюху в поселке «Кирпичный». По бумагам же, ею самой подписанным, выходило, что она обменяла свою трехкомнатную на равноценную в Бежецке. Работники службы срочной социальной помощи Бежецкой горадминистрации, обследовавшие жилье Чебоксаровой, пришли в ужас.
— Представьте, в квартире холод, копоть, грязь, — рассказывала заведующая отделением социальной помощи Галина Иванова, — окна законопачены тряпками, поскольку в них нет стекол, с потолка каплет…
Нет уже Чебоксаровой, умерла. И сын ее ушел следом. На смену им привезли других жильцов. Таких, как Чебоксарова, в Бежецке постоянно обитает около 200 человек. Одни умирают, других пристраивают в социальные приюты, дома инвалидов, а из Москвы все прут и прут новые шизофреники, алкоголики, люди столичного дна — никому не нужные, опустившиеся, ни на что не способные. Все они тяжким бременем ложатся на городскую службу социальной защиты.
Вот бывший инженер Евгений Щекотов. Подмахнул по пьяной лавочке какую-то бумажку, в результате оказался в Бежецке в аварийном особняке. Ни денег, ни дров, ни работы. Который год покоится он на местном кладбище рядом с другими такими же безродными и бездомными.
— У каждого своя судьба, никто вам ничего здесь не скажет, — убеждали меня сами обманутые. И, узнав, что я собираюсь еще и в милицию, предупреждали: — Не делай этого. Цыгане узнают — живьем в землю закопают…
Большинство бывших москвичей обязаны своим переселением именно местным цыганам. Их в Бежецке, по данным криминальной милиции, проживает чуть более 100 человек.
Во времена горбачевского сухого закона они захватили здесь спиртоводочный рынок, а теперь занялись более доходным ремеслом. Но одним бежецким цыганам, какими бы изворотливыми они ни были, такой размах без помощи Москвы не под силу. Один бывший столичный житель, наотрез отказавшийся себя называть, говорил о хорошо организованной группировке с разветвленными структурами. Центр ее — в Москве. То есть всем заправляют московские цыгане. Они собирают банк данных об одиноких людях, имеющих хорошее жилье. За ними наблюдают, изучают их склонности, пристрастия. Если человек пьющий, то к нему приставляют людей, которые доводят клиента до определенного психического состояния. Постепенно ему навязывают идею, что если обменять московскую квартиру на домик в небольшом уютном городке, то денег от такой сделки хватит до конца жизни. Далее следует оформление бумаг, и новоиспеченного хозяина особняка с видом на речку, предварительно накачав до беспамятства водкой, везут к новому месту прописки. А наутро, протрезвев, он выходит на незнакомую улицу и пытается узнать, где же все-таки оказался? Другим ссужают деньги в долг, а когда он уже не в состоянии его выплатить, понуждают отдать квартиру. Способов много.
Квартирный бизнес приносит аферистам бешеные доходы. Основная их часть оседает в Москве. Бежецким цыганам отстегиваются крохи. Соразмерно той доле, которую они вносят в этот криминальный бизнес. А доля эта, по словам начальника криминальной милиции Бежецка, такова. Они предоставляют облапошенным москвичам жилье. Поначалу обеспечивают их деньгами. Постепенно денежное довольствие сокращают, понуждая недавних владельцев респектабельных столичных квартир зарабатывать их трудом. Документы при этом не отдают, держат у себя. Постепенно все эти люди превращаются в цыганских рабов. Они за миску похлебки и стакан водки работают на огороде, по дому, ухаживают за скотиной. Тех, кто не хочет или не может работать, отпускают на все четыре стороны. Без денег и документов. Они-то и становятся вскоре головной болью бежецкой службы социальной защиты.
— Отчего же не пресечь этот цыганский криминал? — пытал я начальника криминальной милиции.
— А на каком основании? Документы в порядке. Работают люди на цыган добровольно. Все по закону.
Рабы да еще в законе. Не Чечня — средняя полоса России. Новое явление ХХI века.
А вот иная ситуация. В роли подневольных оказались уже коренные жители тверской деревни, приютившие беженцев из Чечни.
…В Старицком районе с населением чуть больше 29 тысяч человек проживает около 600 представителей разных наций и народностей, среди них 93 дагестанца и 26 чеченцев. По другим данным их значительно больше, многие живут без прописки и регистрации, приезжают, уезжают. Словом, проходной двор.
Дагестанцы, армяне, чеченцы начали осваивать российскую глубинку еще при советской власти. Отсутствие достаточного количества рабочих мест в горных районах страны вынудило ЦК КПСС разрешить им сбиваться в бригады и брать подряды преимущественно в сельских районах. Многие здесь и осели. Некоторые со временем возглавили местные колхозы, перерабатывающие предприятия. К тем переселенцам до последнего времени отношение было нормальное, даже уважительное — они как бы уже стали своими. Но первая, а затем вторая чеченские войны сорвали с мест их родных, друзей, знакомых, знакомых друзей и друзей знакомых. Они скупали пустующие дома, квартиры и селились кучно — в Старице, Луковникове, Бережках, Бойкове. В иных поселках приезжих сегодня больше, чем коренных. Живут по своим законам, все более чувствуя себя хозяевами, а не гостями.
Вот мнения жителей села Луковниково.
«Ругаться с ними мы не ругаемся, да это и бесполезно. Они кого хочешь перекричат, массовкой задавят. Обычно пытаемся уладить мирным путем…».
«Те, кто давно здесь живут, они другие. Да и к нам поуважительней относятся. С ними проще, мы их всех знаем, а вот сколько сейчас понаехало? Особенно молодые не научились себя вести…».
«Они на нас злые все. Ведь их бомбили наши русские солдаты, многих убило. А они все друг другу родственники…»
«Обсуждаем мы их только, как говорится, на кухне, в закутке, у себя дома. И даже с соседями о них редко говорим. А что? У них прописка есть, они такие же граждане, как и мы. Что мы им скажем? Мы даже к своим соседям по-свински относимся, а у них один за всех и все за одного. Другие мы… Другие они…».
«Мне маленький чеченец сказал: „Ты здесь НИКТО, а я КТО!“ Откуда это у него? Все, наверное, родители настраивают…».
«Пока, конечно, все тихо-мирно. Но детям мы сразу говорим: ни в коем случае не связывайтесь…».
«У них единство какое-то. Если кого заденешь, так откуда-то сразу толпа появляется. Лучше вообще не задевать никого…».
Для страхов у местных жителей есть немало оснований. Конфликты возникают даже не между коренными и приезжими, а между приезжими и властью, законом.
На территории лесхоза в полуразрушенной бане чеченцы более четырех месяцев удерживали заложника, пока того не освободил столичный РУБОП. Потом старицкие милиционеры убили дагестанца, председателя одного из колхозов. Остановили на дороге УАЗ, документов у водителя не было, завязалась перепалка, перешедшая в потасовку, ну и… Жертвой третьего конфликта стал милиционер. Оперативная группа Старицкого РОВД попыталась задержать лесовоз с кругляком, который везли куда-то без разрешительных документов, дагестанцы оказали сопротивление, опять завязалась драка. Начальнику угрозыска сломали ребро. Вскоре после этого в Луковниково приехал тверской спецназ…
В районе шепчутся о том, что здесь под видом беженцев отлеживаются и подлечиваются боевики. Что закупается и прячется в многочисленных старицких пещерах оружие. Вслух говорить боятся — убьют. Хотя, правда, никого еще не убили, но вот как-то в одну из зим в Старице один за другим сгорели несколько домов под номером 27. Жители увидели в этом некий смысл. В день милиции запылало здание РОВД. Сгорело все — документация, компьютеры. Горожане опять усмотрели в этом чеченский след.
Чеченцы, таджики, цыгане…
В Тверской области дагестанская диаспора насчитывает более 7 тысяч человек, чеченская — 5 тысяч. А вообще в России кого только нет — вьетнамцы, турки, китайцы, азербайджанцы, армяне, таджики, белорусы, украинцы, молдаване… Такая миграционная ситуация характерна для многих стран. Однако в других странах она под жестким государственным контролем. Защищая права мигрантов, оно в то же время понуждает их жить по тем законам, по которым живет общество. У нас все наоборот. Нас самих понуждают жить по законам степей, гор, цыганского табора. Правда, гордости от этого почему-то нет.
…Несколько лет назад в Бежецке в межклановой разборке погиб один из местных цыганских авторитетов. А вместе с ним были зверски зарезаны и два его «раба» — бывшие москвичи Игорь Наслудов и Валерий Савельев. Всех троих похоронили на одном кладбище. Цыганская усыпальница — это целый мемориальный комплекс из гранита и мрамора. На черной отполированной плите изображен красавец-цыган — в полный рост, с массивным крестом на шее и дорогим перстнем на пальце. Игоря с Валерием закопали на другом краю кладбища рядом с такими же безродными и бездомными, какими были и они сами. На могильных холмиках их — лишь колышки с номерками-табличками. Ни имени, ни фамилии, ни звания.
Рабы и после смерти остаются рабами.
