 |
| Татьянин день | Евдокия Варакина | 14.12.2007 |
Поведение Чацкого в финале являет собой резкий контраст с тем, как он вел себя с Софьей в начале пьесы. Если раньше он возвеличивал Софью, пытался завоевать ее любовь (превознося ее и унижая всех окружающих ее людей), то, обнаружив, что она предпочла ему Молчалина, он мгновенно теряет самообладание и выливает на нее поток желчных слов, обличений и жестоких насмешек, не обращая внимания на боль и горе самой Софьи, которая только что обнаружила неверность и двуличие того, кого любила и идеализировала.
Чацкому нет дела до Софии и ее переживаний- его обидели, его унизили, его не оценили. Конечно, ни о какой любви с его стороны здесь и речи нет — раньше была страсть, в центре которой все равно не тот, кого любишь, а ты сам («Звонками только что гремя // И день и ночь по снеговой пустыне, // Спешу к вам голову сломя. // И как вас нахожу? В каком-то строгом чине! // Вот полчаса холодности терплю!»), а теперь гордость и самолюбие затмили все. В его душе не оказалось сил не только простить, но хотя бы пощадить ту, которую он якобы любил.
Лишь Софья осталась на своей нравственной высоте. Она стыдится, но не света и, видимо, даже не унижения («…иначе расскажу // Всю правду батюшке, с досады… // Вы знаете, что я собой не дорожу»), а лишь своей душевной слепоты, нравственной ошибки: она обманулась и выбрала не того. Этот стыд — своего рода муки совести за неверный поступок. Впрочем, несмотря на центральную роль в финальной сцене, Софья на деле оказывается в тени, ее реплики слишком кратки, чтобы мы могли проникнуть в мир ее переживаний. Не это нужно автору — он уже и без того сумел достаточно убедительно показать нравственное превосходство героини над всеми остальными персонажами. Финальная мысль другая — и гораздо более страшная. Горе не в том, что Софья полюбила не того. Трагедия заключается в том, что того в пьесе просто нет. Никто не обладает теми качествами души, которых ищет Софья. Каждый из героев либо лишен доброты и эгоцентричен (как Скалозуб), либо двуличен (даже милейший Платон Михайлович, который, вроде бы, вместе со своей женой должен служить примером спокойной семейной жизни, на самом деле за спиной у жены жалеет о своем браке и утраченной свободе, то есть, в общем-то, тоже лицемерит, хоть и не так, как Молчалин), либо просто обезличен (как, например, старый князь).
И лишь один Репетилов, которого некоторые считают пародией на Чацкого, пусть и в карикатурном виде, но являет в себе хотя бы зачатки тех добродетелей, которых ищет Софья. Как и Чацкий, Репетилов, по его собственным словам, перестал гнаться за прелестями света и зажил истинной жизнью. Мелькает в его рассказах некое тайное общество, члены которого горят новыми идеями, оживленно обсуждают насущные вопросы… Репетилов своими новыми друзьями восхищается, находит для каждого теплое слово похвалы, — потому что он сам добр и бескорыстен, и в этом его выгодное отличие от всех остальных героев. Именно эта доброта помогла ему — одному из всех! — некоторое время противостоять общественному мнению о том, что Чацкий, к которому он очень хорошо относится, якобы сошел с ума.
Однако Репетилов — не идеальный герой. Он, в отличие от Чацкого, добр, но, опять-таки в отличие от Чацкого, его доброта не подкрепляется умом. Когда он от избытка теплых чувств начинает хвалить членов тайного общества подробно, оказывается, что восторгаться-то там совсем нечем: проблемы, которые решает тайное общество, на самом деле не столь уж глубоки (там, например, любят петь и сочиняют водевиль), а его члены совсем не безупречны с нравственной точки зрения («Ночной разбойник, дуэлист, // В Камчатку сослан был, вернулся алеутом, // И крепко на руку нечист»).Если судить по деталям рассказа Репетилова, среди них также нет героя, достойного уважения. Репетилов восхищается этими людьми, потому что он добр — и потому что он не умен. И это последнее отчасти обесценивает те хорошие качества, которыми он обладает.
Проблема ума — оселок пьесы. Чтобы понять, в чем здесь камень преткновения, необходимо помнить, что, как пишет Колесов, до XVIII века в литературной и по сей день в церковной традиции различают два разума: «разум сердца» и «рассудок ума». Как объясняет это противопоставление митрополит Иерофей (Влахос), «рассудок действует в мозгу, а ум в своем естественном состоянии должен быть соединен с сердцем». Созвучна этому и мысль Грибоедова: он показывает трагедию человека, у которого силы души не образуют некоего гармоничного единства, -напротив, они рассогласованны, и одна доминирует в ущерб другой, что ведет к болезненному искажению личности. Пресловутый ум Чацкого и других персонажей (например, того, о котором Репетилов говорит: «И крепко на руку нечист; // Да умный человек не может быть не плутом») — это всего лишь рассудок, так как подлинный ум — это не просто абстрактная способность анализировать и обобщать, он должен в согласии с сердцем помогать человеку становиться духовно лучше, любить людей и познавать Бога. О Боге в пьесе речи нет, но сама постановка вопроса о двух «разумах» и о рассогласованности способностей души поврежденного грехом человека коренится в святоотеческом учении. И не случайно героиня, противопоставленная всем остальным персонажам по своим нравственным качествам, названа Софией, что в переводе означает «мудрость», т. е. тот самый подлинный ум.
Мы знаем, как страдала русская литература XIX века от невыполнимого до конца желания создать яркий и живой тип духовно положительного героя. Грибоедов пошел от противного, создал своего рода апофатическую антропологию: пьедестал, который должен занимать идеальный герой, в его пьесе остается пустым, но те персонажи, которые этот пьедестал окружают, и особенно Софья, которая, по сюжетной логике, должна была бы стать возлюбленной этого идеального героя, помогают лучше понять, какими качествами должен обладать тот, кто мог бы его занять.
