 |
| Правая.Ru | Дмитрий Данилов | 29.11.2007 |
Но ушли под землю «сидельцы» не просто так. С собой «пензенские сидельцы» не забыли захватить несовершеннолетних детей и баллоны с газом, которые они угрожают взорвать при попытке властей проникнуть к ним и вызволить их из затвора. Правда, мгновенно упеченный в местную «психушку» и упакованный в больничный халат Кузнецов в интервью телевизионщикам как бы между прочим заявил, что если ничего не случится, 8 мая «сидельцы» все равно подорвут себя.
«Никто из наших не видел, как они пещеру рыли, — уверяют местные школьники. — Мы на той стороне оврага траву косили — увидели бы». Не заметили и то, как в конце октября в скит занесли теплые вещи, муку, макароны, соленья, мед, а также прихватили с собой два ружья, 5 газовых баллонов и две бочки с бензином. В убежище спустилась «паства», вход завалили мешками с землей. А сам Петр пошел проповедовать дальше, чтобы спасти как можно больше людей. «Миссия у него другая, — объясняет Валентина Понедельник. — Он должен был новых сестер и братьев встречать и заселять в другие пещеры».
То, что началось после этого, нормальным никак не назовешь. Овраг в Погановке, разумеется, после этого обнесли милицейским оцеплением. С Кузнецовым работают не только врачи, но и местные следователи, а также люди из ФСБ. В отношении к нему местная прокуратура уже возбудила уголовное дело по части 1 статьи 239 УК РФ (организация объединения, посягающего на личность и права граждан).
К дымящимся отверстиями следует делегация за делегацией из представителей местной епархии, психологов и даже депутатов Национального собрания Белоруссии (среди сидельцев по предварительным данным — аж 12 белорусских граждан). Пригнали из Москвы даже сотрудников Государственного научного центра социальной и судебной психиатрии им. Сербского. По слухам, готовятся также профессиональные переговорщики из спецслужб, однако о таких планах пока ничего толком не известно. Появились несколько «информационных вбросах» о якобы готовящейся «газовой атаке» на пензенских страдальцев. Но прошел уже почти месяц, после ухода затворников под землю, а они до сих пор отказываются идти на любые контакты с миром и по-прежнему угрожают подорвать себя, в случае если к ним попытаются применить силу. Повлиять на людей до сих пор не могут ни местные власти, ни милиция, ни представители духовенства, которые даже соорудили походный храм, в котором ежедневно совершается Божественная Литургия.
Всеобщая истерия вокруг «секты из Погановки» охватила практически все российские СМИ. На знаковых ток-шоу ведущих телеканалов «пензенское сидение» вошло в обойму самых обсуждаемых тем. «Пензенские сидельцы» стали всероссийскими ньюсмеркерами!" - едва ли не победно рапортует «Российская газета».
В центре обсуждения скандала с апокалиптическими затворниками два основных вопроса: как вызволить несчастных зомбированных людей с детьми и почему такое вообще у нас произошло, то есть, как с этим всем бороться? В смысле — с сектами и «маргинальностью» в Церкви вообще?
Заметно оживились «сектоведы» всех мастей. «Мы имеем дело с внутрицерковной сектой», — заявил недавно руководитель информационно-консультативного центра имени Иосифа Волоцкого при Белорусском экзархате, доктор теологии Владимир Мартинович. И ему вторит целый хор «сектобойцев»: пора как-то разобраться уже с маргинальными кликушествующими группами, которые чуть ли не «генерируют» сектантство в Русской Православной Церкви. И все вместе согласны в одном: не должно быть никаких попыток решить проблему «сидельцев» силовыми методами. Например, тот же Мартинович сообщил следующее: «Если их „не трогать“, не давить извне, не предпринимать штурм землянки, то сектанты, когда съедят все продовольственные запасы, наверняка покинут убежище, придумав себе какую-либо новую „миссию“. Но история показывает, что в тех случаях, когда власть и общество пытались насильно вырвать подобных затворников из их самоизоляции, сектанты видели в том подтверждение наступления последней битвы добра и зла и в пылу фанатизма совершали массовые самоубийства». Одним словом, все согласны, что нужно воздержаться от каких-либо провокаций, могущих повлечь фатальные последствия.
Но как же назвать происходящее на самом деле, если не тотальной провокацией? К оврагу с «сидельцами» пригнали милицию и ФСБ, молодчиков из российской психушки N1, со всех сторон чуть ли не изо всех радиоэлектронных приборов доносится: «Это секта!» Что же потом удивляться, что казус с «сидельцами» уже начал вызывать цепную реакцию по всей стране — от Казани до Краснодарского края, где некоторые люди с излишне подвижной психикой тоже начинают уходить в «апокалиптический» затвор?
Между тем, на ток-шоу «Пусть говорят» на Первом канале, эфир которой состоялся 23 ноября, архиепископ Пензенский и Кузнецкий Филарет честно признался, что вина за «пензенское дело» лежит прежде всего на Пензенской епархии и на нем лично, как архипастыре. Более того, он высказал следующую очень важную мысль, которую затем неоднократно повторил: «К тем, кто обрек себя на добровольное заключение, мы относимся в первую очередь с любовью. Сейчас я послал им уже второе письмо, в котором пишу, что они являются частицей Церкви Божией. Пензенская епархия крайне озабочена и обеспокоена их положением. Мы не делаем из них врагов, они православные люди». Иногда возникает ощущение, что если бы огромный жужжащий хор голосов из различных экспертов замолк бы хотя бы на секунду и остался бы голос одного только владыки Филарета — ситуация с «сидельцами» пошла бы на поправку. Но вместо этого слышен всероссийский вопль — «секта захватила детей!», «Сектанты угрожают взорвать себя!» Всеми силами дается понять, что эти люди — ИНОЕ. Что с ними нам, «нормальным» православным не по пути. И что если они все-таки вылезут из-под земли, многих ждет, в лучшем случае — психушка, а в худшем — статья УК РФ. Не говоря уже о том, какую охоту за этими людьми устроят журналисты с соответствующими ярлыками. «Интервью с одним из сектантов Погановки», например… О корректном отношении, декламируемом Церковью сейчас к этим людям, можно будет забыть.
Итак, с одной стороны — «секта». А с другой стороны — «они — православные люди». Ясно, что ни то, ни другое не является правдой с формальной точки зрения. А что тогда является правдой? Не формальной, а настоящей?
Правда в том, что в селе Никольское (оно же Погановка), как признался владыка Филарет, нет храма. Поэтому экстренное возведение походного храма около оврага с «сидельцами» тактически лишено смысла (для них это — явное искушение, сродни жарко растопленной печи на берегу Севастийского озера для 40 Севастийских мучеников, страдающих в ледяной воде). Едва ли не половина из «сидельцев» — не местные люди. К тому же сам «отец Петр» взялся вообще непонятно откуда (откуда именно — хорошо бы выяснить с помощью соответствующих органов). Так что весь непримиримый пафос о «внутрицерковных сектах», агрессивном мракобесии и маргинальности в русском Православии требует существенной корректировки.
Итак, чтобы разобраться, с чем же именно мы имеем дело, нужно понять, почему такой нездоровый ажиотаж вокруг оврага в Погановке? Ответ очень простой: по причине нескольких газовых баллонов под землей, готовых взорваться вместе с людьми. И это очень серьезно. И выборы близко. А если «сидельцы» вздумают выдвинуть политические требования? Например, снятия «Единой России» с выборов, ухода Путина с поста президента или отставки Святейшего Патриарха? И все по тем же, «эсхатологическим» причинам — как представителей «антихристовой власти».
Ситуация вообще патовая, потому что ни государству, ни Церкви, непонятно, что именно можно сделать с «сидельцами». Ведь налицо угроза жизни людей, а это основной камень преткновения. Можно взять «сидельцев» штурмом или газовой атакой, как в «Норд-Осте», или уговорить их выйти — но ситуация уже никогда не будет прежней. Станет ясно, что маргинальные и околосектантские группки в Церкви, не говоря уже о тоталитарных сектах, нужно как-то поставить под наблюдение, осуществлять какой-то мониторинг, либо начать с ними решительную борьбу путем проверок и правового прессинга. А как это сделать, когда у нас в стране абсолютное раздолье для любого проявления религиозности, когда неявно в обществе торжествует массовый культ исхода граждан в частную жизнь, в частный оазис персонального бытия, в «частную веру»? И ее очень трудно взять «на карандаш», а тем более запретить.
Непонятно, что делать государству с более серьезными сектами, например, с «виссарионовцами», где зафиксированы многочисленные факты угрозы жизни и здоровью граждан. Но Виссарион пользуется покровительством, как говорят, «людей со связями». Вокруг него три кольца охраны, его никто из властей не трогает, а человека, который вез в Москву чемодан документального компромата на Виссариона, по которому на него можно было открыть 20 уголовных дел, в Москве в день приезда то ли сбили машиной, то ли сбросили с моста. «Случайно», разумеется. Поэтому вопрос о сектах очень непрост и именно «пензенское дело» может создать необходимый прецедент.
Попробуем спросить себя сами: узнал бы кто-нибудь о пензенских страдальцах, если бы они просто ушли под землю спать в сосновых гробах без газовых баллонов? За исключением областной многотиражки, вряд ли. Но узнай о них в церковной среде за Пензенской областью, это сразу стало бы поводом для брезгливых полусмешков: «Вы слышали, эти мракобесы-сектанты под землю зарылись?» Короче, общая реакция по примеру «Брата-2»: «Вот уроды!» Хотя «уроды», как бы презрительно и свысока (во всех смыслах слова) к ним ни относиться, готовы доказать твердость своей веры на деле, готовясь взлететь в воздух, стать всамделишными «православными шахидами». Но их подлинный детонатор — это наше равнодушие.
Люди, остро переживающие свою религиозную идентичность, обращаются к священникам за разъяснениями и с вполне понятной религиозной тревогой по поводу проблемы ИНН, штрих-кодов, экуменизма и нездорового модернизма в Церкви и прочих неудобоваримых вещей, по отношению к которым в Церкви принята дежурная и уклончиво-официозная оценка вместо ясной и недвусмысленной морально-политической позиции. Вместо вдумчивой, кропотливой и регулярной работы с этой паствой, Церковь отмахивается от них, молчит и точно так же советует молчать всем остальным.
Не о том ли говорит наместник Валаамского монастыря архимандрит Панкратий:
«Отсутствие ясно выраженной общецерковной точки зрения приводит к тому, что многие люди пребывают сейчас в недоумении и даже в смятении… Некоторые, поддавшись паническим настроениям и под влиянием неразумных духовников, бросают работу, продают дома и квартиры, уходят в леса или горы. Это реальность наших дней. Рядовые миряне и иноки стали жертвой наших разномыслий. Архипастыри, старцы, известные священники высказывают совершенно противоположные суждения. В одном известном монастыре не причащают принявших номер, в другом, не менее известном — отлучают от причастия за отказ от ИНН».
Любопытна оценка отца Андрея Кураева относительно истории с «сидельцами», который полагает, что «пензенское сидение» является не импортированным вирусом, а болезнью, которая росла в нас и на наших глазах:
«Происходящая на наших глазах трагедия в Пензе — это черная метка, посланная церковному учительству, а церковное учительство — это и церковные журналисты, и богословы и духовенство, и епископат. Это „двойка“ нам за нашу бездеятельность перед лицом этой страшной угрозы. Поражает контраст между тревогами прихожан, изрядной части монашества и части приходского духовенства с неизменно-юбилейным благодушием церковных верхов. Поражает несоответствие между многократно, постоянно декларируемой тревогой низов и крайне редкими реакциями со стороны церковного „официоза“. Озабоченность, которую разделяет большое количество прихожан и даже духовенства, никак не становится болью епископата нашей Церкви. Свое нежелание систематически выступать с обличениями иннэнисткой идеологии архиереи объясняют нежеланием привлекать внимание к проблеме, верой в то, что однажды сказанного весомого архипастырского слова достаточно, что в конце концов это же очевидная глупость…
Тут считается, будто пастырски мудрым будет потерпеть, не обращать на это внимания, не озлоблять этих людей, не вести с ними полемику… Это очень странная надежда на то, что проблема сама собой рассосется. На самом деле эта „раковая опухоль“ только расползается из года в год, калеча души…
Произошедшее в Погановке лишний раз показывает, что вроде бы маргинальные глупости могут реально травмировать человеческие судьбы. И поэтому, хотя бы ради христианского милосердия надо понудить себя заинтересоваться этими реальными народными верованиями, а не утешаться изданием и чтением высокоинтеллектуальных книг церковной традиции. Надо заметить эту низовую религиозность, ее катастрофическое отстояние от реального и высокого святоотеческого учения Церкви. Нужны серьезные и систематические усилия для того, чтобы эту пропасть преодолеть. Пока же у нас, в какую церковную лавку при монастыре ни зайдешь, перед твоими глазами — целые полки с книгами об антихристе, но практически нельзя найти в нашей церковной книготорговле книг о Христе. Предметом внимания, обсуждений, мысли, жизни у огромного количества людей становится именно антихрист, а не Христос. Но всякий раз, когда такого рода утрата христоцентричности и концентрация внимания на апокалипсисе, поиске антихриста встречалась в церковной истории, она приводила к катастрофам…
Вспомним и самосожжение старообрядцев в России в XVIII веке и поймем, что это некая болезнь, подобная гриппу, которая в определенных условиях воспроизводит себя с поразительной устойчивостью на нашей почве. А раз это так, то тем более удивляет, почему же эта особенность нашей русской религиозной почвы, эта склонность к эсхатологическим срывам не учитывается в церковном учительстве, и книг, содержащих лекарства от этой болезни, в церковном книгообороте практически нет.
Это наша болезнь, это наши дети, наши люди, и, значит, мы виноваты, что они так травмировали себя вроде общей для нас православной верой».
И после этого еще находятся крикуны, которые с пеной у рта кричат, что «феномен сидельцев» — дело рук «антицерковного лобби», «марша несогласных в Церкви», «опрично-оранжевого заговора», а несчастные люди чуть ли не вне Церкви, поскольку задача их «пастырей» — быть «хоть как-то причастными к Русской церкви». Раскручивается истерический маховик создания внутри Русской церкви «образа врага», против которого должна быть непременно объявлена очередная и непримиримая «война». Как будто речь идет о чем-то инфернально чуждом, о каких-то внешних темных массах без человеческих лиц. И ни капли сострадания — везде только одни «заговоры» и карты будущих «боевых действий».
Простите, а люди где в этих координатах «заговора»? Действительно, прав отец Андрей — виноваты мы все, отгородившись от этих людей — своих братьев и сестер — теплохладностью своего богословски высокого «комфортного Православия», а некоторые — даже пребывая в уютных координатах «персонального Иисуса». И потом удивляемся — откуда берутся подобные рецидивы? Не потому ли, что подлинная Пенза — действительно внутри нас?
Мы привыкли рассматривать маргинальные настроения в Церкви как нечто внешнее, как некие «лишние» и «ненужные» органы, забывая, что «ненужных» органов в организме, особенно в церковном, не бывает. Бывает лишь плохой иммунитет, потому что хорошему иммунитету, как блестяще доказал еще великий И.И. Мечников, никакие вирусы, даже самые ужасные, не страшны. Более того — именно понимание носителей этих болезненных эсхатологических настроений как «ненужных органов» и делает наше собственное восприятие искаженным и больным, замораживая в нас действие Заповедей Господних и уничтожая само понятие ближнего. Постоянно отправляясь на словах в очередной крестовый поход против мракобесия и маргинальных группировок в Церкви, задумываемся ли мы, какую ценностную альтернативу мы им даем? Или даже не даем, а представляем собой?
И опять о. Андрей прав — «эсхатологические тревоги», «бега» и прочие «гари» — это не аномалия, а свойство нашей религиозной традиции, удивительно устойчиво себя воспроизводящей. Но что делать с этой традицией? Не обращать на нее внимание? Этак полстраны верующих уйдет в «духовную эмиграцию». Давить, преследовать, выжигать каленым железом? Спасибо — додавились уже при Никоне до раскола, который привел к духовному раздвоению нации, секуляризации Церкви, частичному окатоличиванию ее форм, а как итог — к духовному релятивизму и революции. Охватывать ее «миссией без границ», как предлагают неоконствующие клерикалы-модернисты? Тогда, боюсь, вся Россия зароется под землю, чтобы только не видеть их миссионерских ликов. Мы ничего не сможем сделать толкового, если будем по-прежнему иметь дело с этой традицией, как с объективированной религиозностью, а не как с разъятой частью нашей общей религиозной идентичности.
Что эти люди чаще всего встречают, обращаясь со своими тревогами к Церкви? Спокойные разъяснения их беспокойств, ответы на вопросы, нормальную уважительную полемику, помощь и пастырскую поддержку? Нет. Потому что архипастыри сказали «не надо будировать православное общество». Но ведь настоящая пастырская работа, как и работа врача, заключается не в изоляции «пациентов» в карантине, где ничего не происходит, а подготовка организма пациента к тому, чтобы никакое «будирование» ему в будущем не помешало быть здоровым. Сколько тысяч людей лишилось работы из-за ИНН не из-за своего «мракобесия», а из-за того, что работодателям власти насильно, под угрозой увольнения, навязывали политику обязательного принятия работниками злосчастного номера? Тут даже у человека с поверхностной религиозностью проснется интерес к идее «печати». Самый, сколько-нибудь грамотный «мракобес» прекрасно знает, что ИНН — никакой не «номер сатаны». Но ведь речь-то идет не о «печати антихриста», а о произволе государства, санкционировавшего массовые нарушения самых что ни на есть гражданских прав миллионов православных верующих. Куда прикажете эти случаи «пришить»? И кто об этом в Церкви говорит? Почти никто. Церковь вроде обещала поддержку в таких случаях, потому что у нее есть договоренности с Министерством по налогам и сборам информировать о нарушении прав верующих и заступаться за них. Но кто видел эту поддержку? И кто сможет подсчитать, сколько на самом деле таких «отшитых» нерадивыми священниками и псевдоцерковными крикунами людей осталось вне пастырской заботы?
Церковь в свое время выступила главным инициатором появления государственного праздника 4 ноября, торжественно названного Днем народного единства. А кто-нибудь видел на праздничных мероприятиях в Москве наших иерархов? Понятное дело — постоянно разделяющиеся «Русские марши» с их свастиками и «зигхайлями» вредят имиджу Церкви. Но есть ведь и чисто православные мероприятия, регулярно проводимые в этот день. Более того — в этом году московское священноначалие рекомендовало московским священникам не благословлять людей участвовать в публичных мероприятиях и самим не участвовать в них. Только присутствие на службе в храме — и все. Но верующие и так в этот день с утра в храме — праздник иконы Казанской Богоматери! Спрашивается — и зачем тогда нужно было ратовать за введение этого государственного праздника, если в поле публичной деятельности со стороны Церкви в этот день — сплошная псевдо-исихия?
И, наконец, совершенно удивительна официальная реакция Церкви по поводу известного письма епископа Диомида, точнее — полное ее отсутствие. Мнения отдельных иерархов относительно «диомидгейта» были — но не более. Синод молчит. Ситуация не просто двусмысленная, она уже угрожающая. Епископом, находящимся, между прочим, не в системе вольного местничества, а системе подчинения Священному Синоду РПЦ, возведены серьезные обвинения в адрес руководства Русской Православной Церкви и лично — Патриарха. В ответ — сплошное молчание. Но ведь, дорогие весечестные архипастыри и отцы, молчание в таких случаях — это всегда знак согласия. И эта проблема не «рассосется» сама собой, как не рассасывается беременность.
А ведь есть, помимо Диомида и его клириков, еще и паства Чукотско-Анадырской епархии. Честно говоря, я просто не верю, что все они поголовно были бы диомидовцами. Но как себя вести обычному мирянину из этой епархии? Вставать на сторону Диомида, который требует покаяния Патриарха за экуменическое «отступление от канонов»? Но это означает неизбежный выбор и зачин раскола. Выступить против Диомида? Но владыка Диомид не под запретом, он является до сих пор законной церковной властью в регионе. Что в этой ситуации делать человеку, у которого жива совесть? Либо молчать, либо уходить в леса. Но это — не решение собственно вопроса.
Поэтому огромное количество потенциальных «мракобесов» постоянно ставят перед выбором между сознательной псевдоцерковной маргиналией, где их никто не будет замечать и беспокоить, и молчащей совестью, слепо лояльной к молчащему церковному официозу. Что ж удивляться, когда человек больше склонен выбирать первую среду, даже не по причине комфортности пребывания в ней (а это есть), а по той причине, что именно она на сегодня для огромного числа верующих дает определенность позиции и некоторое подобие спокойной совести. Легче всего сказать: «это — антицерковная агитация», «вам — к Диомиду» и тому подобное. Но где реальная альтернатива всему этому, способная на деле, а не только на словах доказать превосходство официальной позиции Церкви? И как в глазах любого потенциального «сидельца» выглядит Церковь, где, с одной стороны, существует махровое кликушество со знанием истинной «даты» конца света и «фактор Диомида», а с другой — не менее махровый антицерковный модернизм, где миссионеры-русофобы в открытую говорят, что дети в храме — это «аномалия», что Священному Преданию «доверять нельзя», и что «слава Богу, вера у нас не русская», а Церковь — это «проект»? Как выглядит Церковь с точки зрения сознания простых людей, когда нелегальным мигрантам и преступным диаспорам, которые, пользуясь тотально коррумпированными чиновниками, милицией и судом, убивают, насилуют, сживают со света коренное население, в одном из важнейших церковных документов предлагается «миссия примирения» и «толерантности»? Позвольте, примирения с кем и в какой войне? И кто против кого вообще ведет войну? На все эти вопросы нет однозначного ответа в нашей Церкви.
И поэтому выбор для православного человека, чья совесть требует жизненной активности в рамках Церкви, выглядит очень странным. По меткому наблюдению Ильи Бражникова, пока одна часть Церкви стремится распространить миссию в космос, другая уходит глубоко под землю. И этот выбор неизбежно висит над православным: не согласен — вот вам Диомид, уже готов. Согласен — вот тебе готовые модернисты с их истерической «миссией без границ» и криптокатолическим ноу-хау вроде введения в Русской церкви «технологий Ватикана» и установления режима католической по духу теократии. Эти две крайние формы обречены на войну между собой, они как будто «созданы» специально друг для друга. Не удивлюсь, что они действительно окажутся созданными в кабинетах, где планируют вполне реальный, а не мифический раскол в нашей Церкви. Третьего же, срединного царского пути, по которому можно идти, без опасения скатиться «одесную» к Диомиду или «ошуюю» к мессианству «воинствующих клерикалов» нынешнему православному не предлагается.
Мы все в Церкви находимся в состоянии исторической аберрации и эффекта тотального «слепого пятна», когда в поле нашего церковного зрения видны лишь крайние и наиболее болезненные формы религиозности, чуждые подлинного консерватизма, которым всегда дышала наша Церковь. И даже о. Андрей Кураев тоже не чужд этой общей аберрации. Он инстинктивно чувствует эту гигантскую «лакуну золотого пути», но видит ее проявление именно в аберрационных цветах. Отец Андрей предложил в числе прочих лиц, кандидатуру епископа Диомида в качестве посредника между Церковью и «пензенскими сидельцами».
Тактика угадана блестяще, а вот стратегия — нет. Даже если владыка и поможет вытащить несчастных на свет Божий, у Церкви не появится иммунитет от этой болезни в будущем, потому что сам владыка Диомид является, по сути, точно такой же формой болезненной религиозности, которая не может сама с собой бороться, а тем более — ради официальной Церкви, которую она нещадно критикует. Но именно потребность в самом феномене «посредничества», а если шире — поднимающих голос подлинных «авторитетов справа» в Церкви, давно назрела, если не перезрела.
Все наши проблемы — от отсутствия внятного и ярко выраженного «правого крыла» в Церкви, чьими сторонниками де-факто является подавляющее большинство ее паствы в России, которым одинаково противны все «партии войны» — как «кликуши», так и «модернисты-клерикалы». Речь идет не о разделении Церкви на «лево» и «право», а об оформлении того огромного правого потенциала, который уже имплицитно в ней существует — о «правом крыле» как об оформлении мировоззренческого церковного большинства в Церкви.
Между тем, продолжение по инерции «политики молчания» в отношении к огромному, но мало выраженному «правому сектору» в Церкви, грозит тупиком. Именно авторитет «правого крыла», ярко выраженный в официальной позиции Церкви, является настоящим залогом и противоядием от генезиса «сидельцев» и «бегунов» всех мастей. В нем заложен не только код здоровья иммунной системы Церкви, но и код ее триумфа в нашем обществе, для которого уже все есть, кроме самого главного.
