Сторонний взгляд на «революцию века». Часть 2

Аристарх Лентулов, крупная фигура авангарда, окончил свои дни праведным соцреалистом, членом общества садоводов. Если рассматривать его монографии советского периода, то в них явно виден «путь прозрения»: от авангарда к соцреализму.

Игра на пресыщении, или Эпатаж без содержания

— Он, безусловно, закончился.

У нас это произошло в связи с тем, что массам, которые раньше шли за Рождественской звездой, были нужны более понятные образы и лозунги. Это понимали руководители страны, как понимали они и то, что шальную разрушительную энергию народа удержать невозможно: она все равно вырвется. А потом, потребителем авангарда являлся и является пресытившийся человек, буржуа, который будет искать аналогии смыслов, а не голодный крестьянин! Крестьянин может видеть, похож ли «Черный квадрат» на икону или не похож: в его двоичной системе знаков это нормально. А здесь — не только не похоже на икону, но и непонятно что. «Красным клином бей белых!» — это замечательный формальный ход, но он никак не понятен до конца массам. А вот чучело врага — да, образ вождя тоже: вождь должен быть похож, профили отцов-основателей и руководителей должны узнаваться. Поэтому в России авангард закончился в тридцатые годы.

И Аристарх Лентулов, такая крупная фигура авангарда, окончил свои дни праведным соцреалистом, членом общества садоводов. Если рассматривать его монографии советского периода, то в них явно виден «путь прозрения»: от авангарда к соцреализму. Правильно ли это — трудно сказать, но, конечно, это творческая трагедия, потому что это путь потери собственного лица. Хотя и поздние, реалистические его произведения несут в себе мощный заряд чисто авангардистской энергии.

За рубежом же авангард претерпел изменения, и сейчас там такого понятия нет. Сейчас отборщик лотов на аукционе «Сотбис», выступая, говорит: «Моим критерием является то, шокирует меня это произведение или не шокирует». Понятно, что это опять-таки позиция пресыщенного человека. Это можно сравнить с наркоманией, когда нужно постоянно увеличивать дозу, чтобы достигать нужного эффекта. Но я думаю, что эти времена уходят: уже невозможно сыграть ни на перфомансах, ни на инсталляциях. Я знаю школу, где дети на уроке делают инсталляцию и радостно ее обсуждают — это уже никого не удивляет.

— А до авангарда момент «наркомании в искусстве», игры на пресыщение был задействован?

— Здесь позиции исследователей опять-таки разнятся. Есть точка зрения, что начиная с Возрождения, как только «проклюнулась» и заявила о себе индивидуальность в изобразительном искусстве, весь ход событий был неизбежен. Важно понять, что и реализм являлся прорывом к видимому, тварному миру, а уж изыски авангарда стали воплощением своеобразной человеческой самости (это было характерно именно для начала прошлого века, а сейчас это уже все-таки больше коммерция).

Трудно судить о возможном ходе истории, ведь даже здесь сослагательного наклонения нет — есть определенность, есть конкретная ситуация. Но мне кажется, что здесь многое связано не только с формами поиска, но и с противостоянием человека и мира, все более становящегося агрессивной средой. Сейчас все уходит в электронную форму, а цифра, как это ни удивительно, менее авангардна: она более «всеядна». Становится закономерным процесс «успокоения», потому что даже эпохи сменяются в определенной последовательности: невозможно все время есть сало, невозможно питаться одним тортом. А авангард — это, безусловно, переперченная пища.

— Но все же как в западном и постперестроечном российском искусстве использовались образы авангарда? Я имею в виду, в частности, таких художников, как Пабло Пикассо, Энди Уорхол и Сальвадор Дали.

— Сюрреализм — это как раз доказательство того, что в любой школе содержания и смыслы необходимы, и если человек хоть что-нибудь умеет, он может создать такое послание, которое «пробьет» общество. Сальвадор Дали — отец рекламы и образец поведения шоумена в XX веке. Если Пикассо навсегда остался в своем времени вместе с кубизмом, «Герникой» и всеми остальными своими атрибутами, то Дали вместе с губами Мэрилин Монро, которые он превратил в диван, находится рядом с нами, в поп-культуре! Как это произошло? Устойчивые образы помогли ему создать сильное послание. Другое дело, есть ли в современном искусстве сильные художественные высказывания помимо перечисленных? Да, есть масса художников, которые работают и видеоарте, и в поп-арте, и в других «крайних» художественных формах, при этом не являясь авангардистами: они авангардны по форме, но чрезвычайно консервативны по содержанию. Например, Петер Григ.

— Насколько правомочно то, что многие современные художники, например Олег Кулик, причисляют себя к авангардистам?

— Они, конечно, хотели бы быть авангардистами, но по своему духу, степени разрыва со временем и художественному накалу это никак нельзя назвать авангардом. Это сон на чужих постелях.

Я не хочу говорить ничего плохого о, скажем, Олеге Кулике и подобных ему художниках: это их путь, на который они имеют право. Они захотели быть такими — пусть будут! И пусть те, кто потребляет такое искусство, наслаждаются их деятельностью, это их счастье. Но до тех пор, пока существует достаточно большой культурный слой людей, которым это не нравится, они имеют право на художественное высказывание в своем ключе, они имеют право быть услышанными. И основная проблема современного искусства — не в споре, а в замалчивании. Ведь до сих пор жив и работает великий Гелий Коржев, работают Борис Неменский, Дмитрий Жилинский — те люди, чьи работы до сих пор являются событием. Почему-то именно Жилинского приглашают королевские дома Европы для того, чтобы он создавал портреты царственных особ, но в СМИ говорят совсем о других художниках.

Сейчас изобразительное искусство вообще потеряло свое художественное значение: если вспомнить конец 80-х, оно было колоссальным. Сейчас же основная проблема и реалистов, и авангардистов одна: продал или не продал? И при этом сами художники сознательно приравнивают себя к базарным деятелям и отдают свое творчество в руки кураторов. Власть кураторов распространяется даже на классиков, которые представляются ими в совершенно неестественном виде! Когда, например, экспонируют Нестерова и его светящиеся работы вешают на белую стену, тем самым убивая живопись. Или, например, из картины Александра Иванова делают при помощи подсветки слайд, воспринимающийся в контексте не живописной, а экранной культуры. Неужели галеристы думают, что этого никто не видит?..

Кто, если не мы?

— Да — иконопись и авангард.

-…а все остальное, конечно, мило и красиво, но неинтересно: в этом нет творческого духа, это едва ли не эпигонство.

— Во-первых, такое говорится, конечно, далеко не в первый раз. Во-вторых, надо взять как пример такую достаточно мощную в искусстве страну, как Германия, для того чтобы увидеть, какой высокий уровень был в русском искусстве, скажем, XVIII, XIX веков… Сейчас, например, Англия «вдруг» открыла для себя русское искусство. Как только в Европе появился отечественный капитал, Запад обнаружил, что Репин — хороший художник!

Затем отметим, что люди оценивают искусство критериями новизны. Этот момент сейчас очень распространен: а что здесь нового? Здесь есть еще два аспекта: надоевшее традиционное мнение и то, что нынешнее поколение критиков могли «достать» передвижники, и им стало скучно и тоскливо об этом периоде читать и рассуждать.

Конечно, русская реалистическая школа интересна уже прежде всего своим «долгожительством». А потом, конечно, люди часто «выкидывают» из разговора и такой удивительный момент в истории нашего искусства, как социалистический реализм, внутри которого тоже существовало многое, в том числе и совершенно удивительные по художественной силе произведения. Через некоторое время, когда советское время обрастет романтическим ореолом, будет очень модно восхвалять этот период.

— А представьте, что к вам в мастерскую приходят и говорят: «Чем вы занимаетесь? Вы делаете то, что делали сто, двести лет до вас, что уже к концу XIX века было в Европе неинтересно! Вы ведь даже не импрессионист, вы такой…»

— Кондовый реалист.

— «…что в этом нового, что интересного? Разве можно сказать, что-то, на что вы опираетесь, глубоко? В Европе так уже давно никто не рисует, так только учатся. Так, как рисуете вы, рисуют многие художники на улицах Москвы. Это будет всегда, но что же в этом интересного?!»

— Зачем я это делаю и что в этом интересного?.. Во-первых, натюрморт (показывает на постановку в мастерской) — это метафизический жанр, который можно исследовать на глубину смыслов, хотя я занимаюсь не только пейзажами или натюрмортами. Во-вторых, картина, как таковая, недоиспользована. Просто у многих художников не хватает пороху, и не знаю, хватит ли его у меня на то, чтобы в своей жизни создать картину, то есть произведение, способное передать некое художественное послание. Если мы способны передать это послание — значит, мы отвечаем времени. Есть, например, замечательный американский художник Эндрю Уайет, который пишет реалистические картины — совершенно традиционные, такие же, как двести лет назад, и даже не импрессионистские. Я не сравниваю себя с ним, но моя задача абсолютно та же: успеть за свою жизнь сделать то, что я могу сделать.

Мне даже неважно, как меня назовут. Ну скажут: «Вы занимаетесь ремеслом». Очень хорошо! Ремесленник в средневековом обществе был очень уважаемым человеком, да и сейчас он значительно честнее и лучше, чем многие художники. Но сейчас, к сожалению, утверждение, что в реализме нет содержания, а есть лишь мастерство исполнения, подтверждается деятельностью множества «рыночных художников», занимающихся не искусством, а созданием сувенирной продукции.

А потом, действие, связанное с художественным высказыванием или определенным художественным поступком, должно быть внутренне осмыслено. Если человек ощущает себя собакой, или приматом, или коровьей вагиной, то он должен уже и вести себя соответственно. Но это нарушение элементарных законов. Люди, которые себя подобным образом ведут, сами ставят себя на этот уровень. Да, можно сказать, что это позиция художника, но есть нарушение предела, и дальше — уже не человеческая, а деструктивная позиция.

Как этому можно противостоять? Пускай у человека-собаки будет возможность высказать свое мнение! В современном плюралистическом обществе это должно быть. Вопрос в том, что должны быть и люди, которые время от времени могут крикнуть «Держи вора!» или «Король голый!», и их могут услышать. Таких людей становится все меньше и меньше благодаря в том числе тому, что показывают по телевизору.

Интеллигенция должна ставить перед обществом вопросы, а ставят ли их современные художники? Кроме эпатажа они ничего не используют. Глупы ли они? Нет, их деятельность хорошо спланирована и преследует ясные цели. Другое дело, что есть часть общества, которая имеет свою, традиционную культуру, свои, традиционные представления и желает их сохранить, а ей говорят: «Вы не способны воспринять новые веяния культуры, вы дики и агрессивны» — и находят какого-нибудь несчастного традиционалиста, нарочно раздражают его, показывают народу и говорят: «Смотрите, вот беснующийся православный, он хочет всех вас одеть в платки, сапоги и загнать розгами в церковь». А находятся и такие ребята, которым ничего не нужно подсказывать: им нужно только сказать «пошел!» — и они сами покажут требуемый образец «православного фундаменталиста».

— Всеволод Олегович, а что конкретно вам как художнику и педагогу не нравится в авангарде?

— А мне не «не нравится»! Наоборот, в авангарде есть то, что мне очень нравится, например фанатичное служение Павла Филонова искусству: он был гением, обладавшим потрясающим мастерством и совершившим жизненный подвиг. Просто это не мое. Принадлежа к традиционной культуре, невозможно быть радикальным модернистом.

Нам, конечно, всегда будут говорить, что мы консервативны, но консервативная идея, в том числе в искусстве, продуктивна. Удивительно, что сохранение традиционных форм искусства в музыке или балете считается нормальным, а сохранение академической традиции в изобразительном искусстве — оскорбительным или слишком примитивным. Почему танцевать классический балет нормально, а писать классическую картину — странно? Даже такие авангардные композиторы, как Софья Губайдуллина и Эдисон Денисов, апеллируют к классической форме, не могут от нее отказаться.

Куда мы идем…

— Это, конечно, вещь особая. Очень трудно об этом говорить, потому что подразумевается, что сам ты должен быть столпом и утверждением истины. Поэтому я не имею права судить современных художников, но, конечно, думать о своей ответственности человек обязан всегда. Нужно во всем отдавать себе отчет.

Духовный кризис общества начинается с того, что заявляется: истин много. И тут же мы начинаем лгать! Ведь это личных точек зрения может быть много, а истина по определению одна, и, если она нам известна, можно с ней соотноситься или не соотноситься. Если же она дается человеку в откровении, то он или принимает это откровение, или остается к нему глух. Это вопрос иного плана, но он определяет на самом деле все.

— Связана ли с упомянутым вами пресыщением общества постоянная эксплуатация тем секса и насилия?

— Да, конечно. Неужели человека, находящегося в поиске и внутренней духовной борьбе, можно было бы этим «зацепить»? Он бы, наоборот, закрылся, отвернулся бы от этого! Но игра на первичных человеческих инстинктах обязательно отольется своим создателям. Она выльется, например, в чудовищные войны, которые спровоцирует такое отношение к морали. Она выльется в привыкание к жестокости, в безразличие к старшему поколению. И здесь, кстати, нет ничего удивительного в реакции абсолютно традиционного исламского общества на современную западную культуру.

— Заключая наш разговор, ответьте, пожалуйста, на вопрос: что нужно в первую очередь иметь в виду, если мы хотим непредвзято изучить авангард?

— Авангард как историческое явление — это часть нашей истории, и мы не должны забывать, что некоторые из авангардистов заплатили жизнью за право на свое художественное высказывание, например тот же Филонов. Но никак нельзя ставить Павла Филонова и, допустим, группу «Синие носы» на одну доску, потому что Филонов не продал ни одной работы. Это, кстати, вполне по-русски: если уж юродствуешь, ты должен снять обувь и пойти по снегу босиком и в веригах, чтобы все тебя видели. А если ты сейчас юродствуешь и кусаешь прохожих, а потом садишься в «Мерседес», едешь по улице и говоришь: «До шести часов я человек-собака, а после шести я хочу выпить чаю и получить дивиденды за то время, пока я был собакой», — то твоя деятельность — сомнительная коммерция, совершенно не имеющая отношения к авангарду.

Даниил Сидоров

http://www.taday.ru/text/81 175.html