 |
| Спас | Виктор Геманов | 09.11.2007 |
Потому что труднее запомнить другие определения «свободы»: «осознанная необходимость» или «нравственность — свобода в действии». И не будем обольщаться насчет того, что после школы семья продолжает воспитывать ребенка, — нет, в лучшем случае кормит-поит, обувает, оплачивает обучение. Воспитывают двор, приятели, телевизор…
— К Вам в БГА очень трудно поступить: большой конкурс, Академия выбирает лучших из лучших. Разве не так?
— Стараемся, конечно, но как человек и историк скажу Вам: философия части общества «Я — центр мироздания» была всегда и будет существовать еще долго. Гордыня, как известно, главный порок, и изжить его труднее всего. Особенно трудно с теми курсантами, кто учится не на бюджетном отделении.
— Что же, здесь прямая зависимость: деньги — принципы?
— Многие «небюджетники» Вам так и ответят: «А как же?!» Они как считают: я вам деньги заплатил — отдайте мне документ!
— Заплатили-то заплатили, но ведь самое главное впереди — учеба.
— Но это же надо понимать, для этого должны быть известны законы нравственности! Вот только что разговаривал с первокурсниками. Мне приходится их убеждать в элементарном: «Ребятки, вы знали, куда вы шли, вы знали, зачем вы шли, здесь надо работать!» Выясняется: некоторые полагают, что самое главное сделано — поступил! Ведь многие родители, бабушки и дедушки как понимают любовь к ребенку: сначала помочь ему попасть в вуз, потом оплачивать его учебу, а вот о том, что в Академии надо трудиться, то есть хорошо учиться, сказать забыли.
— За пять лет учебы Ваши курсанты не могут не измениться и не повзрослеть: БГА — слишком серьезное учебное заведение. Даже трудно представить, каких усилий стоит преподавателям воспитательный процесс.
— Курсанты меняются обязательно! До четвертого курса, как минимум, преподаватели подталкивают их, подсказывают, а потом, глядишь, уж им 21−22 года, они становятся взрослыми, серьезными, думающими, ответственными, порядочными. В меру сил и возможностей, конечно. А некоторые — нет, остаются с прежними взглядами и уходят теми же, какими пришли. Слушая, они не слышали, смотрели — и не видели. Нам приходится перевоспитывать, а это намного труднее, чем воспитывать. Потому что в голове у многих уже есть четкое понимание того, какое место в жизни они занимают.
К счастью, хороших курсантов большинство
— И что это за место такое?
— В том-то и дело: как они полагают, это то место, которое занимает их папа-мама. И при случае не забывают этим козырнуть.
— Вы, естественно, не отчаиваетесь, работая с такими учащимися?
— К счастью, хороших курсантов большинство. К тому же я четко знаю, что мне делать: где необходимо, я их «строжу», где нужно — растолковываю, но сначала я обязан им все объяснить: вы пришли из разных коллективов, у вас свои определенные взгляды и привычки, сейчас я вам объясню наши правила и вам надо приучить себя их выполнять. Даю первокурсникам время на адаптацию и — вперед!
Начинаю требовать по полной программе: «Мальчики и девочки, то, что я к вам так строго отношусь, вы оцените потом. Сейчас для вас в этом есть некоторые неудобства. Но вспомните после пяти лет обучения, когда выйдете в свободное, самостоятельное плавание, каких преподавателей вы больше ругали: кто был с вами „добреньким“ и отучил от порядка, организованности и дисциплины или тех, кто был строгим и научил ответственному отношению к порученному делу?»
— И сколько времени Вы даете им на адаптацию и понимание?
— Две недели.
— Так мало! Вы преподносите им этот принцип относительно отечественной истории или как принцип мировоззрения?
— Последнее, конечно! Потому что имею в виду не только множество версий, например, призвания Рюрика на престол или происхождения понятий «россиянин» и «Русь». Я хочу их научить самостоятельно анализировать те же ТВ-программы и ТВ-сериалы, не дать себя оболванить, задуматься, наконец, о своем месте в жизни, а не хвалиться тем, какое место занимает папа.
Мы проходим с ними элементарные понятия этики, морали и нравственности. Вот начался учебный год, и я знакомлюсь с первокурсниками, поднимаю их по очереди и задаю три первых «коронных» вопроса: какое учебное заведение закончили, почему поступили в Академию и почему именно на данный факультет и, наконец, есть ли в вашей семье моряки?
И вот юноша встает для ответа, но как встает… Боже мой, он буквально «вывинчивается» из-за стола. Ну вот, видите, смешно сказать, в высшем учебном заведении приходится учить вставать и стоять перед классом… Меня, кстати, это не удивляет и не раздражает, потому что есть четкая программа моих действий, четкие задачи и конечная цель. Стараюсь донести до них главную мысль: на флоте нет мелочей, часто от действий одного человека зависит жизнь экипажа, особенно на подводной лодке: один что-то «прохлопал», сделал на «двойку» — и все утонули.
Юноша все понял, садится и снова поднимается — уже как положено.
Третий вопрос часто ставит курсантов в тупик. У многих папы, дедушки, дяди — моряки военные или гражданские, но ребята не знают, в какой должности они служили или работали, чем конкретно занимались. А вот тут уж я искренне удивляюсь: «Ребятки, это так вы любите своих родителей? Они для вас сделали все, а вы и не знаете, с каким трудом они добывали (добывают) средства для вас, не знаете об истории своего рода!» В этом я вижу не беду их, а вину, потому что для понимания этого они уже достаточно взрослые и никак нельзя забывать о своих корнях, о своей гордости за предков. Но ведь здесь опять она, гордыня, себялюбие: не вижу дальше своего носа.
Готовность «умереть за други своя» — это высшее проявление любви.
— Вы преподаете в БГА уже 15 лет, здесь подавляющее большинство — мужской контингент. Скажите, умеют ли современные юноши переносить трудности, хватает ли у них для этого нравственных сил и воли?
— Здесь я преподаю уже 15 лет, а всего — 30, на флоте также прослужил около 30 лет и отмечу как ветеран и как историк, что научно-технический прогресс и общественно-экономические формации меняются быстрее, чем суть человека. Академия гордится своими выпускниками, и недаром ее ценят на международном уровне.
— Кто герои для современной светской молодежи, кому она подражает?
— Прежних героев она знает плохо, а новых никак не может найти.
— Виктор Степанович, Вы автор шести книг о легендарном «подводнике номер один времен Второй мировой войны», личном враге Адольфа Гитлера, Герое Советского Союза Александре Ивановиче Маринеско. Знают ли о нем Ваши воспитанники?
— Приятно бывает узнать, что некоторые ребята читали мои книги до прихода в Академию. А когда я начинаю рассказывать о Маринеско… Вы бы видели, как у всех загораются глаза, сколько появляется вопросов! Ведь это наш, российский герой, наша гордость — кстати, им восхищаются даже немцы. К тому же он моряк-балтиец! И это особая тема в моем курсе отечественной истории, потому что многим наконец становится понятна разница между «гордостью» и «гордыней» и то, что подвиг во имя Родины, готовность «умереть за други своя» — это высшее проявление любви. И что это и есть свобода в действии.
Беседовала Людмила Козельцева
Окончание следует.
