Вера несгибаемая

Памяти Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Сергия (Страгородского)

Становление будущего архипастыря

Святейшей Патриарх Сергий, в миру Иван Николаевич Страгородский, родился 11 (24) января 1867 года в городе Арзамасе Нижегородской губернии. Род Страгородских издревле принадлежал к духовному сословию. В середине ХVIII века представитель этой фамилии Сильвестр Страгородский был архимандритом Переяславльского Никитского монастыря и в 1781 году хиротонисан во епископа Переяславльского и Дмитровского, викария Московского, а в 1768 году назначен епископом Крутицким.

Мать будущего Патриарха умерла в молодости, вскоре после рождения сына, и мальчик рос сиротой. Глубокое и истовое церковное воспитание дали ему дед и отец, которые были протоиереями в Арзамасе. Самые ранние воспоминания отрока связаны с Алексеевским женским монастырем, где его тетка — мать Евгения — была монахиней, а потом игуменией.

На восьмом году мальчика отдали в приходское училище. По окончании его в августе 1880 года Иван Страгородский поступил в Нижегородскую духовную семинарию. Через шесть лет, в августе 1886 года Страгородский поступил в Санкт-Петербургскую духовную академию на историческое отделение. На последнем курсе Академии 30 января 1890 года он принял пострижение в монашество с именем Сергия (Валаамского) одновременно со своим товарищем Яковом Федоровичем Ивановым, наименованным Германом (Валаамским). Вскоре о. Сергий был рукоположен в иеромонаха.

Сокурсник будущего Патриарха архиепископ Варфоломей (Городцев) вспоминал: «Действительно яркой звездою… курса был Страгородский Иван Николаевич… Он с первых же дней заявил себя внимательным отношением к так называемым семестровым сочинениям, вдумчиво прочитывал нужные книги, для чего часто посещал Публичную библиотеку, слушал лекции и на экзаменах давал блестящие ответы… Еще на третьем курсе он начал усердно изучать творения святых отцов Церкви и знакомиться с мистической литературой… Под влиянием отеческой и аскетической литературы в сердце Ивана Николаевича стало зреть и крепнуть желание принять монашество, и он еще студентом решил поехать в Валаамский монастырь, чтобы опытно изведать подвижническую жизнь иноков этого строгого по уставу монастыря… Он… очень любил творения Тихона Задонского, Феофана Затворника… В беседах он и меня звал в монашество: «Оставь, — говорил он, — мертвых погребать своих мертвецов».

Кандидатскую диссертацию «Православное учение о вере и добрых делах» он писал под руководством профессора А.Л.Катанского, и в 1880 году закончил Академию первым из 47 кандидатов-магистрантов. Окончив Академию по первому разряду, иеромонах Сергий мог бы оставаться на месте для продолжения научной работы. Но как деятельный пастырь, он не захотел ограничиться лишь научной деятельностью.

13 июня 1890 года иеромонах Сергий подал прошение ректору Академии направить его на службу в Японскую Православную Миссию, и его прошение было удовлетворено. В Японии он служил под началом епископа Николая (Касаткина) — будущего святого равноапостольного Николая Японского. Исключительные лингвистические способности молодого миссионера (он превосходно знал греческий, латинский, еврейский и новые европейские языки) позволили иеромонаху Сергию за несколько месяцев овладеть японским. С осени 1891 года он уже преподавал догматическое богословие в семинарии на родном для учащихся языке.

В 1893 году иеромонах Сергий был вызван в Петербург и назначен на должность доцента Санкт-Петербургской духовной академии по кафедре Священного Писания Ветхого Завета. В 1894 году иеромонах Сергий назначен инспектором Московской духовной академии и в том же году — настоятелем русской посольской церкви в Афинах с возведением в сан архимандрита.

В 1897 году архимандрит Сергий назначен был вновь в Японию на должность помощника начальника Японской Православной духовной миссии, где и оставался до 1899 года. В 1899 году он был назначен инспектором Санкт-Петербургской Духовной Академии с предоставлением ему кафедры истории и обличения западных исповеданий.

Новая Смута

Грядущие трагические события двадцатого столетия архимандрит Сергий принимал уже духовно зрелым пастырем Христова стада. Незаурядный богослов, он стал одним из наиболее авторитетных иерархов Русской Православной Церкви. 25 февраля 1901 года в Свято-Троицком соборе Александро-Невской Лавры состоялась его хиротония во епископа Ямбургского. Чин хиротонии возглавил митрополит Петербургский Антоний (Вадковский). Редкий случай — на хиротонии присутствовал дедушка посвящаемого. При своем наречении во епископа архимандрит Сергий произнес речь, замечательную по провидческой глубине мысли: «Внешняя обстановка епископского служения, — сказал он, — может быть весьма разнообразна. Епископы могут быть в почете и богатстве, могут пользоваться обширными гражданскими правами и преимуществами, но могут быть и в полном бесправии, нищете и даже в гонении. Все это зависит от причин случайных и внешних, от государственного положения христианства, от народных и общественных обычаев… С изменением этих внешних причин может измениться и внешняя обстановка. Но само епископское служение в его сущности, в том настроении, какое требуется от епископа, всегда и всюду остается одним и тем же апостольским служением, совершается ли оно в великом Царьграде или в ничтожном Сасиме… Истинный пастырь постоянно, в ежедневном делании своем „душу свою полагает за овцы“, отрекается от себя, от своих привычек и удобств, от своего самолюбия, готов пожертвовать своей жизнью и даже душой своей ради Церкви Христовой, ради духовного благополучия своего стада».

В том же 1901 году ему поручается ректорство в Санкт-Петербургской академии. В этой должности епископ Сергий был добрым и справедливым начальником, к студентам относился по-отечески. Всегда ровный, спокойный, он благотворно действовал на воспитанников своей ласковой приветливостью.

Ученик будущего Святейшего Патриарха по Академии, архиепископ Фотий (Тапиро) вспоминал: «Каждый вечер после учения в академической церкви в присутствии Преосвященнейшего ректора владыки Сергия прочитывались молитвы на сон грядущий. После этого владыку окружала тесная семья студентов, и он долго и любовно беседовал с ними, назидая, научая, наставляя простыми и понятными словами, предупреждая юношей от увлечений и соблазнов столичного города, убеждая не сходить с церковного пути и беззаветно отдать себя на служение Церкви Православной и родному народу. Студенты ценили эти отеческие беседы своего ректора и платили нелицемерной преданностью и любовью».

Преосвященнейший Сергий был как бы рожден для этого времени, когда «брожение умов» коснулось и церковных кругов русского общества, и Духовных Академий. И Санкт-Петербургская академия болезненно переживала эти дни, делясь на партии и группировки. Не только студенчество нуждалось в особо умелом руководстве и воздействии со стороны ректора. Профессорско-преподавательский коллектив также волновался вопросами и общецерковными, и внутренне-академическими: об автономии Академии, о ее реорганизации. Молодые педагогические силы, часто неуравновешенные, как иеромонах Михаил Семенов (позднее старообрядческий епископ, трагически погибший в порыве помешательства), Б. Титлинов (впоследствии крупный обновленческий деятель) и иные, — все они требовали от ректора Академии особого к себе отношения — не только большого административного такта и мудрости, но и авторитета в научном отношении. Всем этим обладал молодой епископ Сергий.

А что волновало в те дни церковные круги русского общества? Вопросы о Соборе, о Патриаршестве, об оживлении прихода, о выборном начале в церковной жизни, о соборности; а в широких кругах русского общества — «переоценка ценностей», пересмотр вопросов о смысле жизни, об обязательности догмы, о браке, о церковном творчестве… Все эти вопросы выносились на широкое обсуждение журналов, газет и, в форме докладов, на общественные собрания.

Замечательной страницей в архипастырской деятельности будущего Первоиерарха Церкви явилось председательство в «Религиозно-философских собраниях», целью которых было предоставить возможность представителям русской интеллигенции высказаться и уяснить наиболее трудные и запутанные вопросы в различных областях христианского мировоззрения. Учредителями и деятельными участниками этих собраний были писатели и научные работники: Д.С. Мережковский, Н.М. Минский, В.В. Розанов, А.А. Майер… Они признали крайне желательным участие в этих собраниях представителей Церкви.

Злободневные темы о задачах Русской Православной Церкви, о свободе совести, о браке, об отношении Церкви к Льву Толстому, о душевной трагедии Гоголя, о догматическом творчестве и многое иное освещалось в докладах и порождало горячие споры. На эти доклады собирались люди, как сказал во вступительной речи епископ Сергий, «с противоположных сторон, стоящие на разной почве». Председателю нужно было иметь много такта, благожелательности, умения отличить главное от второстепенного и, кроме того, быть по развитию и познаниям достаточно вооруженным, чтобы руководить прениями, в которых участвовали и философы, и богословы, и писатели, и историки… Все это в изобилии нашлось в душе преосвященного Сергия. И об этом высказались члены этих собраний перед летним перерывом, которые отметили во владыке его свойство вкладывать во всякое дело, малое и большое, свою «душу», свое христианское настроение, свою высокую и глубокую веру: «Мы собирались с сомнением… Ничего не ждалось, кроме недоумения, раздражения, непонимания… Но добрый дух пастыря все сотворил. Епископ духом своим показал, как надо вести себя: своего не искать, а чужое беречь… Не председателя увидели во главе у себя члены собраний, а христианина, который, оглядываясь на ведомых, говорил: „и все будьте христианами — и пока вы будете христианами, вы всего достигнете, вы вечно пойдете вперед, будете во всем преуспевать“. Тщеславие и самолюбие умерло, а забила живая струя духовных интересов… Все хотели больше слушать, чем говорить… Епископ Сергий извел из души своей хорошую погоду в наши собрания… Мы предлагаем всем встать и поблагодарить епископа за душу, которую он дал нам „в снедь“ сладкую, и растворил ею то горькое иногда, а иногда и гневливое, с чем мы первоначально собрались сюда».

Параллельно с административной деятельностью в Академии он ведет научную богословскую работу. Его магистерская диссертация на тему «Православное учение о спасении», в простой и ясной форме раскрывая ошибку западных исповеданий в учении о личном спасении человека, дает глубокое понимание того, как об этом учит Православная Церковь. Основная мысль работы — о тождестве добродетели и блаженства, нравственного совершенства и спасения. По мысли автора диссертации, верно истолковавшего святоотеческое учение, спасение начинается в земной жизни и состоит в изменении тварной природы, совершаемом Божественной благодатью, действующей в согласии с человеческой волей и приводящей в обожению тварного бытия. Эта работа была оценена по достоинству не только отечественными богословами, но и за границей. Она выдержала за пятнадцать лет пять изданий и несколько популярных переложений, что говорит об исключительном интересе в церковном обществе к этой книге.

Святейший Синод назначает его председателем целого ряда самых ответственных комиссий: по старокатолическому и англиканскому вопросам, по исправлению богослужебных книг, отдела о церковном суде в предсоборном присутствии.

В 1902 году Святейший Синод поручает владыке Сергию дать исчерпывающий ответ старокатоликам от лица Русской Православной Церкви. Епископ Сергий помещает в редактируемом им «Церковном Вестнике» две статьи: «Что разделяет нас со старокатоликами?» (1902) и «К вопросу о том, что разделяет нас со старокатоликами» (1903). Убедительно и понятно вскрыты в этих двух статьях заблуждения старокатоликов и их православных защитников, и устанавливается православный взгляд на спорные вопросы. Эти статьи были приняты старокатоликами не как частное мнение одного из русских богословов, а как мнение всей Русской Православной Церкви. Некоторые представители старокатоличества, например, профессор Гетц, признали правильным мнение Преосвященного Сергия, большинство же не согласилось с ним.

Во время русско-японской войны и начавшейся в ее разгар революции епископ Сергий говорил встревоженным студентам Академии: «Да, Российская империя может быть сметена надвигающимися событиями, но Церковь погибнуть не может». Когда в 1905 году церковные служители с тревогой ожидали выхода правительственного указа о веротерпимости, владыка Сергий не менее других понимал, что принесет такая лояльность Церкви. Множество сект и вероучений хлынет на Русь с Запада, увлекая в свои сети нетвердых в вере людей. Однако на приближавшуюся брань он смотрел как на путь к победе, которую Святая Церковь непременно должна одержать. «Христиане первых веков, — говорил владыка в одном из своих обращений к пастве, — знали, что царство зла открыто и нагло восстанет на царство Божие и будет воевать на Церковь Христову, что многие не выдержат этого огненного искушения и погибнут в водовороте соблазна. Зная все это, христиане первых веков отнюдь не содрогались пред грядущими ужасами… Так же радостно и бодро, с такою же уверенностью в победе и с такою же готовностью принести Христу и Его Церкви все свои силы и способности должны ожидать и сыны Православной Русской Церкви грядущее на нее испытание. В дальнейшем потребуют от нас уже не красных фраз и не заученных силлогизмов, не пестрого наряда показной учености, от нас потребуют духа и жизни, потребуют веры — настоящей православной учености, настоящего познания христианства, потребуют, чтобы мы писали не чернилами, да еще заимствованными, быть может, из чужих чернильниц, а кровью из нашей собственной груди…».

Последние слова владыки оказались пророческими. Вскоре огромное число христиан действительно кровью засвидетельствовало свою веру и верность Христу, тогда как многие, не выдержав, пали. Готов был до крови свидетельствовать об Истине и сам владыка, но Бог судил ему иной жребий. 6 октября 1905 года епископ Сергий был назначен на самостоятельную Финляндскую и Выборгскую кафедру с возведением в сан архиепископа. Обстановка в Финляндии была сложной, финская интеллигенция стремилась насаждать среди православных карел финскую культуру и в Православной Церкви видела препятствие для проведения «финизации». Архиепископ Финляндский Сергий вынужден был обратиться к генерал-губернатору Финляндии с просьбой оградить православных карел от насильственной финизаиии. Много внимания он уделял развитию приходской жизни и школьному делу в своей епархии.

С 1905 года преосвященный Сергий почти беспрерывно работает на сессиях Святейшего Синода, а в 1911 году был включен в его состав. Он руководил важными синодальными учреждениями: был председателем Особого совещания по вопросам внутренней и внешней миссии, председателем Совещания по исправлению церковно-богослужебных книг, с 1912 года назначен председателем Предсоборного совещания, с 1913 года — председателем Учебного комитета.

После отречения императора Николая II архиепископ Сергий возглавил Синод нового состава и Предсоборный Совет. На Поместном Соборе 1917−1918 годов архиепископа Сергия избрали членом Священного Синода, а после интронизации Патриарха Указом Святейшего он был возведен в сан митрополита.

Преосвященнейший Сергий занимает последовательно архиерейские кафедры во Владимире на Клязьме, а потом в Нижнем Новгороде. В годы гражданской войны он подвергался неоднократным арестам. В 1918—1921 годах митрополит Сергий — один из ближайших сотрудников Святейшего Патриарха Тихона.

Самый неоднозначный период его жизни пришелся на 1922−1924 годы, когда он примкнул к обновленческому расколу. В 1924 году после публичного покаяния в соборе Донского монастыря митрополит Сергий был принят назад в лоно Русской Православной Церкви. Но настоящие испытания ждали его впереди. В 1925 году, вскоре после смерти Святейшего Патриарха Тихона, митрополит Сергий был назначен заместителем Патриаршего Местоблюстителя.

С этих пор он по Промыслу Божию фактически возглавил Русскую Православную Церковь, приняв на свои руки заботу о ней в страшные годы гонений, в себе исполнил слова своего святого предшественника: «Умереть нынче немудрено. Нынче труднее научиться как жить» и «Пусть погибнет имя мое в истории, лишь бы Церкви была бы польза».

Но если сам митрополит Сергий был готов стоять до смерти за веру Христову, то не мог позволить себе хранитель Святой Церкви отправить на эшафот тех православных русских людей, кто остался верен Христу, обречь христианство на истребление по всей некогда Святой Руси. Тогда и пошел он на диалог с безбожной властью, заявляя о церковной лояльности и гражданском непротивлении, сохранив при этом за Церковью право на сохранение вероучения и свободу внутренней жизни.

Широко известно его Послание к пастырям и пастве от 29 июля 1927 года, так называемая Декларация, в которой было сказано, что Церковь, храня верность Православию, разделяет радости, успехи и неудачи со своей гражданской родиной, тогда — Советским Союзом (а вовсе не «с большевиками», как об этом иногда ошибочно говорят).

Архивы донесли до нас предварительный, запрещенный к публикации властями текст этого Послания, в котором владыка Сергий еще яснее выразил эту мысль: «Отнюдь не обещаясь примирить непримиримое и подкрасить нашу веру под коммунизм, мы религиозно остаемся такими, какие есть, — староцерковниками, или, как нас величают, тихоновцами. Прогресс церковный мы видим не в приспособляемости Церкви к „современным требованиям“, не в урезке её идеала и не в изменении ее учения и канонов, а в том, чтобы при современных условиях церковной жизни и в современной обстановке суметь зажечь и поддержать в сердцах нашей паствы весь прежний огонь ревности о Боге и научить пасомых в самом зените материального прогресса находить подлинный смысл своей жизни все-таки за гробом, а не здесь. При всем том мы убеждены, что православный христианин, свято соблюдая свою веру и живя по её заповедям, именно потому и будет всюду желательным и образцовым гражданином какого угодно государства, в том числе и Советского». Митрополит Сергий исполнил Божию заповедь о том, что кесарю надлежит отдавать кесарево, а Божие Богу (Мф. 22: 21).

«…Ни веры святой мы не предаем, — писал он — ни от свободы церковной не отрекаемся…». Но дипломатический шаг митрополита Сергия бросил тень на его дела, встретив непонимание среди русских эмигрантов. Владыка, которому не пришлось пожертвовать ради веры своей жизнью, пожертвовал ради всей Церкви своим добрым именем.

Для многих это, может быть, даже и мучительнее, чем сама смерть — быть непонятым, презираемым, тем более, в своих лучших чувствах и желаниях. «Мы с Вами подошли уже к той черте, у которой все земные ценности и всякие земные счеты теряют свою абсолютную значимость, — писал в те тяжелые годы митрополит Сергий одному из епископов, — и остается только одно: дать добрый ответ на судилище Христовом…».

Но главная цель была достигнута: Русская Православная Церковь в Отечестве получила хотя и зыбкое, но все же «право на существование» в богоборческом государстве. Однако Русская Зарубежная Церковь надолго порвала свои отношения с Московской Патриархией. Лишь в настоящее время эти разногласия преодолены.

«Идет война народная, священная война…»

Особого уважения заслуживает деятельность Патриаршего Местоблюстителя в дни, когда началась война с фашистской Германией. 22 июня 1941 года, в День Всех Святых, в Земле Российской просиявших, через два часа после выступления по радио наркома иностранных дел Молотова о нападении Германии на Советский Союз и за две недели до обращения Сталина к советскому народу митрополит Сергий призвал верующих, собравшихся в Богоявленском кафедральном соборе Москвы, весь народ дать отпор агрессору.

Из уст Церкви — гонимой, но перед лицом смертельного врага отодвигающей свои обиды, прозвучали великие слова о том, что наше святое дело — дело правое, и враг будет разбит. Победа будет за нашим народом. Митрополит Сергий сказал находившимся возле него: «Господь милостив, и Покров Пресвятой Девы Богородицы, всегдашней Заступницы Русской Земли, поможет нашему народу перенесть годину тяжелых испытаний и победоносно завершить войну нашей Победой».

В тот же день он стал рассылать Послание «Пастырям и пасомым Христианской Православной Церкви» по всем приходам Русской Православной Церкви. В нем было сказано: «…Православная наша Церковь всегда разделяла судьбу народа. Вместе с ним она и испытания несла и утешалась его успехами. Не оставит она народа своего и теперь. Благословляет она небесным благословением и предстоящий всенародный подвиг….именно нам нужно помнить заповедь Христову: „Больше сея любве никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя“. Душу свою полагает не только тот, кто будет убит на поле сражения за свой народ и его благо, но и всякий, кто жертвует собой, своим здоровьем или выгодой ради Родины…. Церковь Христова благословляет всех православных на защиту священных границ нашей Родины. Господь нам дарует Победу!»

Слова, обращенные к «братьям и сестрам», о нашем «правом деле», о «великих предках», которые должны были вдохновить стоящих насмерть русских воинов, — абсолютно новые формулы в устах коммунистического руководителя! — повторит 3 июля 1941 года в своем выступлении по радио Председатель Комитета Обороны Сталин.

В осадные октябрьские дни 1941 года, когда до Москвы, до Кремля фашистам оставалось едва ли полсотни километров, митрополит Сергий вновь обращается к московской пастве: «Не в первый раз русский народ переживает иноплеменных, не в первый раз ему принимать и огненное крещение для спасения родной земли!». Силен враг, но и «Велик Бог земли русской» — так воскликнул Мамай на Куликовом поле, разгромленный русским воинством. «Господь даст, придется повторить этот возглас теперешнему нашему врагу».

12 октября 1941 года митрополит Сергий написал завещание, в котором на случай своей смерти передавал полномочия Местоблюстителя митрополиту Ленинградскому Алексию (Симанскому). Через неделю после составления завещания Патриархия была эвакуирована в Ульяновск и разместилась в маленьком доме на окраине города.

7 ноября 1941 года войска прямо с парада уходили на фронт. Верховный главнокомандующий — теперь уже с трибуны мавзолея — обратился к воинам и говорил о вещах, слабо соотносимых с идеологией того времени: пусть вдохновляет вас образ великих предков… Сталин называет имя святого благоверного князя Александра Невского, называет имя святого благоверного князя Дмитрия Донского, называет имена Минина и Пожарского, Суворова и Кутузова… Вот кто должен был вдохновлять бойцов Красной Армии! Это был последний резерв у Верховного главнокомандующего. В тот момент никаких больше резервов под Москвой не было. Дальше Сталин говорит о том, о чем и положено говорить вождю большевистского государства. Но его обращение к предкам — это историческое обращение. Это признание той роли, которую должна играть Церковь.

И недаром в 1942 году, несмотря на военное положение и комендантский час, в Москве было разрешено празднование Пасхи, на которое в Богоявленский собор стянулись тысячи людей.

Продолжение следует…

http://www.ioannp.ru/publications/16 362