Фома | Марина Журинская | 15.10.2007 |
1.
Принято считать, что молодежь — это наше будущее. Но если подумать, то мы-то молодыми в будущем не станем, так что скорее уж молодежь — это наше прошлое. А мы — их будущее.
Но в основном они нас, то есть свое возможное будущее, не знают и знать не хотят. Слегка пренебрежительно жалеют за то, что мы жили без тысяч маленьких и больших удобств, без которых они жизни не мыслят. А как же мы все-таки жили — не интересуются и не понимают.
В одном прав Фукуяма — история кончилась как предмет интереса и размышления. Но если еще раз подумать, то дело не в истории как процессе, а в людях, которые в ходе этого процесса в той или иной степени отзываются на голос Божий. Кто-то отзывается всегда и с высокой степенью понимания. А кто-то вовсе не желает отзываться, просто иногда у него все-таки получается. А кто-то считает, что у него здесь все в порядке. Ан нет…
Очень симпатичная юная супружеская пара. Им рассказывают, как при советской власти производился отсев при приеме в семинарию. По улицам тогдашнего Загорска рыскали патрули, милицейские и комсомольские, и проверяли документы. При отсутствии местной прописки выдворяли и убедительно просили больше носа не совать.
Реакция юных и симпатичных: «Это же незаконно! Они обязаны были протестовать! Как они могли этому подчиняться!». Объяснить невозможно, то ли не слушают, то ли не понимают, и все про законы да про законы. Ни капли сострадания, никакого желания о людях подумать. Так, пешки, которым не выйти в ферзи.
Еще более симпатичный молодой человек. Слушает «Московские кухни» Кима. Не понимает так много, что даже уяснить себе невозможно, что именно. На всякий случай дается реальный комментарий. Так, например, к строфе:
А кто играет за Париж и за Цюрих?
— Боря с Витей, ленинградская школа.
А кто за всех американцев танцует?
— Это ж Мишка из ЦК комсомола!
объясняется, что Борис Спасский и Виктор Корчной — эмигрировавшие гроссмейстеры; Корчной — понятно, а Спасский захотел жениться на француженке, а ему не разрешали.
Гневное недоумение:
— А как могут не разрешать на ком-то жениться?!
— А вот так и не разрешали.
— А он бы взял и женился.
— А он и женился, только для этого нужно было уехать и прослыть предателем.
Пожатие плеч. Не понимает — но и вникать не хочет.
А «Мишка из ЦК комсомола» — это Михаил Барышников, великий танцовщик и знатный невозвращенец.
— А зачем он полез в ЦК?
— А его не спрашивали. По разнарядке — талантливый представитель творческой молодежи.
— А он бы отказался!
— А отказываться было нельзя, точнее, можно, но слишком дорогой ценой: прощай, балет, здравствуй, психушка. Или что похуже. Точнее, он отказался единственным возможным способом — уехал на гастроли в Америку и там сбежал. И тоже стал предателем.
Опять плечи. Опять непонимание. И ни грамма дальнейшего интереса, не говоря уже о сочувствии. Сочувствия людям иной жизни нет и не предвидится. Никакого сострадания (греч. симпатия). Никакого ахматовского Я была тогда с моим народом/Там, где мой народ, к несчастью, был.
…Ой, они нарвутся!
2.
А почему, собственно, все про молодежь? В начале перестройки были в моде уличные телеопросы. Пожилым женщинам, совершенно искаженным своей ужасной жизнью, задавали однажды вопрос: «Хотите ли Вы, чтобы Ваши дети жили лучше Вас?». И вовсе не однажды прозвучал страшный ответ: «НЕТ! Мы мучались, а они чем лучше?». Лики при этом искажались уже беспредельно.
Немолодой женщине, вполне советской конформистке (то есть полное одобрение плюс мелкое жульничество с продуктами) дали прочесть «В круге первом». Реакция: «Ну и что такого? Им же масло давали, сам пишет».
Романтична судьба self-madе man’ов… А сколько раз приходилось наблюдать, как родители, люди заурядные, напрямую запрещали своим одаренным детям получать образование после десятого или даже восьмого класса: неча умнее родителей быть. И ведь не то чтобы оные родители сумели без образования сделать хорошую карьеру, скорее напротив — и вот именно потому…
Родился ребенок с тяжелейшей формой детского церебрального паралича. Такие обычно не живут. Родители посвящают уходу за ним всю жизнь. Совершают чудеса, как могут: ребенок физически развит и здоров, ходит, не без помощи, но управляется со столовыми приборами, любит слушать сказки и музыку, как-то общается. Врачи говорят — невероятно. Добрые знакомые рассуждают, какие именно пороки родителей вызвали эту болезнь. Переубедить невозможно, даже указывая, что родители явно люди вполне добропорядочные.
Впрочем, что ж все про советскую власть? С детства до старости церковные люди в беде слышат от окружающих радостные откровения: «Это тебе за то-то, за то-то и за то-то». Даже если ничего подобного нет и не было. Кальвинизм какой-то, при котором радость — это то, что я попаду в рай, а высшая радость — что туда не попадет мой сосед.
Но наблюдается в обществе и какое-то движение. Лет двадцать назад в метро на эскалаторе раздался жуткий женский крик: защемило женщину. И гигантская толпа атеистов, кажется, вся вскрикнула: Господи, помилуй! А года два назад в той же ситуации было уже нечто иное: радостное любопытство: «Ну-ка, что там? А, ничего особенного». Телевидение, фильмы ужасов и хроника.
Кажется, эти, «взрослые», уже нарвались, потому что живут плохо и сами это знают. Правда, считают виновными кого угодно, кроме себя. И поэтому ведь еще нарвутся, потому что будет «совсем» старость, а в ней к отсутствию сострадания присоединяется и еще одно нравственное зияние.
3.
Всем случалось делать подарки. И при этом, наверное, все получали то, что я — неоднократно:
— Ой, да зачем это, вот еще, да мне неудобно, да Вы потратились, да мне и не нужно вовсе…
Это все — вместо благодарности.
Благодарить не умеют. Сделанного добра не замечают или раздражаются в явной или неявной форме. На работе — то же, если не хуже; известна формула начальственной «благодарности»: сделал — и пшел вон, дурак.
Просто доброта становится непредставимой. У женщины на улице украли сумочку. Другая женщина, видя, как та мечется и восклицает, дала ей денег доехать до дома. Ограбленная догнала благотворительницу и обыскала: решила, что та и украла, иначе с чего бы ей деньги давать.
Жизнь рассматривается как постоянные личные гениальные и героические усилия, прерываемые незаслуженными неудачами, а вовсе не как неиссякаемый поток милости Божией, которой собственное слепое противостояние не дает реализоваться в полной мере.
Ганс Христиан Андерсен говорил: «Бог дарит нам орехи, но колоть их мы должны сами».
Жизненный опыт позволяет добавить: если Бог бросает нам апельсин, а мы морду воротим, то вполне даже чувствительно получаем по затылку.
Живая басня: в компостной куче на дачном участке по ночам добывают себе пропитание ежи. Проходящему мимо человеку достается полная порция яростного фыркания и злобных взглядов: честный еж трудится в поте лица, а тут мешают. Ежу никак не объяснить, что «честный еж» подбирает то, что оставил ему человек. Но может быть, человеку все-таки можно объяснить, что все доброе он получает от Бога, а все дурное — в конечном счете от себя?
Синтетический случай, весьма нередкий: кому не случалось, выражая сочувствие человеку в беде, услышать дикий крик:
— Не надо меня жалеть!
Это значит: не хочу сострадания, потому что за него следует испытывать благодарность, а я благодарить не хочу; не хочу думать, что мир, может быть, местами не так плох, как мне хочется считать.
Совсем ужасно: очень добропорядочная, рассудительная, честная и к честности стремящаяся дама. Сын — морской офицер высокого ранга, к матери приезжает дважды в год, привозит подарки, помогает деньгами. А она говорит: «Когда я совсем состарюсь, я пойду в дом престарелых. Не хочу ни от кого зависеть». На вопрос, понимает ли она, что эти намерения оскорбительны для ее сына, отвечает полным недоумением.
Потому что принимать заботу сына нужно с благодарностью, а благодарность требует смирения, а с этим плохо.
Язык не поворачивается применить к несчастным старцам, покинутым детьми (или разошедшихся с ними в сущности десятилетия назад) хлесткую фразу, стоящую в заглавии. Но окромя уважения к возрасту и горю так оно и есть.
…Очень неслучайно Господь соединил Себя и человека: люби Бога и ближнего. И не получается любить Бога, если не любишь ближнего: какая там любовь, если нет простого сострадания и благодарности? И как-то боком выходит любовь к ближнему, если не любить Бога, Которого тоже следует благодарить (апостол Павел: За все благодарите; святитель Иоанн Златоуст: Слава Богу за все) и без сострадания Которому нет веры в вочеловечение и воскресение.
И если любишь Его, как же не любить Его святых? Они — тоже наши ближние. Но это — другой сюжет.