Наше кино

История о чеченском мальчике, обвиняемом в убийстве приемного отца, не может не вызвать отклик в нашей стране. «12», снятый по мотивам фильма «12 разгневанных мужчин» (1957) американского режиссера Сидни Люмета за очень короткий срок в промежутке между съемками продолжения «Утомленных солнцем», заслуживает особого разговора.

Сюжет на первый взгляд прост: мальчика обвинили в убийстве приемного отца, военнослужащего российской армии. Его судьбу решает суд из 12 присяжных, причем решение должно быть принято единогласно. Присяжные — очень разные люди из всех слоев нашего общества: от директора телевизионного канала до простого пенсионера, от грузина в исполнении Сергея Газарова до пожилого еврея в исполнении Валентина Гафта. Обвинение сработало прекрасно, адвокат весь суд просидел безучастно, итог очевиден: никто не выскажется в пользу чеченца против российского военного, улики налицо. Присяжных приводят в спортивный зал школы для того, чтобы они вынесли свой вердикт и быстро разошлись. Но по непонятным причинам один из них (герой Маковецкого) решает вступиться за мальчика. Хотя бы потому, что было бы просто нечестным подписать документ и разбежаться — так он формулирует свой отказ голосовать сразу. И на вопрос: «А что же вы хотите?» — отвечает: «Давайте просто поговорим». И с этого разговора, как снежный ком, начинает закручиваться история, совсем не такая, как представлялось изначально.

Фильм длится два с половиной часа. После просмотра сильно удивляешься, что прошло столько времени. Усадив несчастных присяжных в небольшой спортивный зал, режиссер сужает пространство действия фильма до этого зала. Актерам приходится очень постараться, так как ничего, кроме их игры, не спасет в случае неудачи — ни спецэффектов, ни картин удивительных стран, ни драк с перестрелками в фильме нет. Кино камерное, но не потому, что предназначено для узкого круга ценителей (скорее наоборот), а потому, что создано на небольшом пространственном промежутке Михалкову удалось показать маленькую зарисовку с сегодняшней жизни, с ее неустроенностью и проблемами. Достигается это за счет мелочей: трубы, пропущенной не «как полагается» по технике безопасности снаружи, а внутри школы, «как договорились»; пианино, запертого от учеников за железными решетками, шприцев и нижнего белья, оставленных в раздевалке учениками. Причем отображение современной действительности и грустная ирония над ней не являются главными целями режиссера. Напротив, через мелочи, детали современности он предлагает поразмышлять о понятиях вечных, неизменных — сострадании, добре, жалости. Как определенные ориентиры в картине появляются фразы-цитаты из несуществующего автора Б. Тосьи, которому режиссер доверил озвучить свои мысли, как например: «Не следует искать здесь правду быта; попытайтесь ощутить истину бытия». Они возникают в виде текста в начале и конце фильма.

На фоне разговора с присяжными очень редко зрителю демонстрируются эпизоды из жизни мальчика, то, что он вспоминает, сидя в тюрьме и ожидая приговора: мать, эпизод знакомства с приемным отцом, встреча с боевиками.

Возможность нормального функционирования системы суда присяжных в нашей стране вызывает большие сомнения. В начале картины мы видим ставшее обычным отношение к вопросу — с приговором все ясно, чего рассиживаться, голосуем и пошли по своим делам. Своеобразная иллюстрация того стереотипа отношения к жизни и судьбе другого человека, который сложился в наше время. И только один из двенадцати предлагает задуматься и просто поговорить о судьбе обвиняемого.

Пересматривая и анализируя дело, присяжные неожиданно приходят к выводу, что в деле не все так очевидно и просто. Они пытаются восстановить и исследовать картину происшедшего своими силами. Люди как бы пробуждаются, они хотят понять, что на самом деле случилось, каждый со своей точки зрения. Те, кто считает мальчика виновным, стремятся как-то обосновать обвинение, другие — опровергнуть его. По ходу размышлений присяжных всплывают эпизоды из их собственной жизни. Объясняя свою позицию в пользу обвинения или против него, каждый рассказывает небольшую историю, определенным образом раскрывающую их поведение и аргументацию — «за» или «против». Например, становится понятнее и ближе герой Маковецкого, не нашедший применения собственным силам и способностям и из-за этого опустившийся и утративший себя. Когда он, пьяный, ищущий смерти, как чего-то желанного, задирая людей в электричке, ждет, что кто-то ударит его посильнее или сбросит с электрички, то слышит разговор девочки с мамой. Девочка говорит своей маме о том, какой страшный человек едет с ними рядом. На что мама отвечает: «Ты не понимаешь, ему просто очень плохо». Эта фраза спасает героя. Он женится на женщине из электрички и находит применение своему труду. Каждый из героев рассказывает о себе нечто подобное. Кульминацией становится рассказ героя Гармаша, так называемого «истинно-русского мужика"-шовиниста, который с самого начала не может взять в толк, как можно защищать нерусского мальчика, убившего русского офицера.

Зрителю становится понятнее каждый из высказывающихся, но смена решений присяжных на протяжении фильма не дает расслабиться и отвлечься от происходящего на экране. Стимулом для просмотра является неослабевающий интерес к тому, чем же все-таки закончится фильм.

Когда неочевидность убийства становится для всех присутствующих данностью, они решают проголосовать против обвинения и тем самым освободить мальчика. Радостно, как и в начале, голосуют и уже хотят уйти, не заметив, что председатель суда их решение не разделяет. Здесь сюжет фильма делает очередной виток, возвращая нас к самому началу.

Председатель объясняет остальным, что их решение по многим причинам скорее погубит мальчика, чем спасет. И более правильным было бы все же спрятать мальчика на какое-то время в тюрьму, уберечь его таким образом от людей, желающих, чтобы он оказался за решеткой или на том свете. А дальше — найти хорошего адвоката, опротестовать решение суда и попытаться спасти мальчика, сохранив ему жизнь. На вопрос одного из присяжных: «А кто же это будет делать?» — он отвечает: «Мы, конечно. А вы знаете еще кого-то, кому нужен бездомный чеченский мальчик и кто был бы готов ему помочь?». Все соглашаются с его словами, но, парадокс, никто не находит времени для того, чтобы помочь. У каждого появляются какие-то срочные, неотложные дела, которыми они прикрываются от помощи. Благое дело превращается в фарс. Все бодро голосуют против обвинения и спешно уходят по своим делам, желая сохранить ощущение того, что они сделали доброе дело. Мальчик выходит из тюрьмы на холодные и чужие улицы. У него нет дома, нет близких. Он один. Рядом сидит старик, который спрашивает, как его зовут. Мальчик знакомится со стариком. Тот обещает ему помочь. «Зови меня дядя Николай», — говорит старик, и зритель узнает в нем председателя суда присяжных.

В обещании отомстить тем, кто убил приемного отца мальчика, которое дает ему Николай, герой Михалкова, мы не находим христианской идеи прощения. Казалось бы, нет логики? Но логика есть — председатель суда не навязывает собственного мироощущения человеку чуждой культуры. Он хорошо знает культуру мальчика, ведь не зря обращается к нему на чеченском языке. И помощь, которую он предлагает, это то, что требуется в данном случае с точки зрения традиций народа этого мальчика. Возможно, кого-то оттолкнет подобная позиция, но здесь прослеживается очень четкая логика, против которой трудно поспорить.

Из всех, кто действительно хотел помочь этому мальчику, находится только один человек. И это его история, единственная, которую мы не слышим из уст героя, а наблюдаем сами. В самом финале герой Маковецкого возвращается в спортивный зал, чтобы забрать предмет, который он забыл там. Этим предметом оказывается небольшая икона Богоматери. Возможно, что именно она помогла ему начать разговор о сопереживании другому, чужому человеку. И кто знает, как бы все обернулось, не будь ее в этом зале.

Фильм Никиты Михалкова спорный. О нем говорят и пишут, его обсуждают, и каждый находит в нем свое. Режиссер обращается к тем темам, которые касаются каждого из нас, — Чечня, правовое государство, вера, доброта. Но главной темой все же является сострадание. По словам режиссера, «фильм важен потому, что-то, о чем мы там говорим, это то, о чем мы все думаем, но не всегда решаемся высказать это вслух. Тут нет развлечения — это сложная, но очень важная работа души и сердца. Я надеюсь, что некоторые мысли и убеждения у зрителя переменятся после картины в лучшую сторону. Главное, не оставайтесь равнодушными!». Поэтому рекламный слоган к фильму — «Для всех и про каждого» — предельно правдив. Он о том, что касается каждого из нас, а в совокупности всех до единого. Ведь не быть равнодушным и чувствовать боль другого в наше время получается совсем у немногих людей, и соотношение здесь будет не один к двенадцати, как показано в фильме, а гораздо меньше. Но учиться видеть чужую боль или пытаться просто ее заметить и захотеть помочь другому — многого стоит. Ведь суть кино — сопереживание. Жизни другого, и его боли, и его радости, и всем остальным чувствам. Если же в жизни нет сопереживания чужой боли, то должен был появиться фильм, который напомнил бы людям об этом. Указал на то, что есть другая жизнь, а не только то, что происходит перед глазами. Появление подобной картины — некий шанс для человека вернуть себе это утраченное ощущение сопереживания. И главное, не пропустить его мимо себя.

Спустя несколько дней после премьеры стало известно, что именно «12» будут представлять в этом году Россию на самом знаменитом кинематографическом конкурсе «Оскар» в 2007 году. Трудно сказать, какая судьба ждет картину там, но напомню, что за фильм «Утомленные солнцем» Н. Михалков в 1994 году получил именно эту награду.

http://www.eparhia-saratov.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=4329&Itemid=83