 |
| Столетие.Ru | Николай Митрофанов | 12.10.2007 |
«Вы угадали мои мысли, мое желание для этого храма, которое я тайно хранил в себе, не предполагая, чтобы архитекторы удовлетворили меня; вы заставили камни говорить», — сделал ему чрезвычайно лестный комплимент царь.
Но наделить камни красноречием мог, по мнению самодержца, только православный. А Витберг был протестантом. Поэтому по желанию царя автор проекта принял православие. При крещении он был наречен именем самого императора — Александр.
Проект Витберга представляет сейчас для нас не только исторический интерес. Сопряженные с ним обстоятельства тогдашней жизни ярко вырисовывают отношение власти и народа к недавно прогремевшей войне. Охватив своим пожарищем и первопрестольную, она оставила неизгладимый след в сознании ее жителей, на глазах которых гибли в огне их дома и родные. Боль утрат и гордость за победу переполняли сердца людей. Они были охвачены огромным желанием воздать хвалу Всевышнему за счастливое избавление от вражеского нашествия. Поэтому весть о появлении плана строительства небывалого храма на Воробьевых горах никого не оставила равнодушным.
Когда-то на самой их вершине стоял дворец Бориса Годунова. Потом на его месте был выстроен другой, названный Пречистенским, но и тот к началу ХIХ века уже не существовал. Облюбованная царями местность была любима и москвичами, из поколения в поколение передававшими предание, будто березовую рощу здесь насадил сам Петр Великий.
Храм предполагалось воздвигнуть высотою в 112 сажен (237 метров), от подножия горы до креста. В 70 саженях (149 метрах) от набережной Москвы-реки должна была начинаться лестница длиною в 50 сажен (106 метров), состоящая из пяти громадных террас-уступов. Она вела к нижнему храму, по обеим сторонам которого простиралась колоннада. Здесь предполагалось поместить имена всех павших в Отечественной войне 1812 года воинов. На оконечностях этих галерей намечалось поставить две триумфальные колонны по 50 сажен высотой. Материалом для первой должны были служить пушки, отбитые у бежавших французов еще до границы, для второй — орудия, взятые в зарубежных баталиях вплоть до Парижа.
Наземная часть храма планировалось создателями чрезвычайно высокой — 170 метров (при диаметре главного купола — более 50 метров). Для сравнения: высота собора Петра в Риме — 141,5 метра, колокольни Ивана Великого — 80 метров (над уровнем Москвы-реки 122 метра).
1 сентября 1817 года, в пятую годовщину появления французов на Воробьевых горах, на месте заложения храма был установлен скромный, непритязательный символ начала грандиозной работы — деревянный крест. На следующий день место будущего храма окропили святой водой и стали рыть фундамент.
Основные церемонии в честь закладки храма были назначены на 12 октября 1817 года. Центральным действующим лицом торжеств предстояло стать, разумеется, самому царю Александру I. Разработке многочисленных деталей производства были посвящены усилия самых изощренных умов его свиты и московской начальнической братии.
Выбор главной праздничной даты был отнюдь не случаен, об этом позаботились в первую очередь: 12 октября 1817 года исполнялось ровно пять лет, как войска захватчиков ушли из Москвы.
Расквартированные в городе войска (50 тысяч человек) собрались на девичьем поле. Жители Москвы (общим числом более 400 тысяч) частично были тут же, другие поспешили на Воробьевы горы. В 10 часов утра Александр I вместе с двором был в Малых Лужниках. Там в небольшой церкви во имя Тихвинской иконы Божией матери за Новодевичьим монастырем, расположенной на берегу Москвы-реки, были совершен торжественный молебен.
По сценарию праздника взорам всех собравшихся надлежало обратиться к Воробьевым горам. Туда с образами и хоругвями двинулись участники торжественного богослужения. Около полудня начался крестный ход через мост, специально переброшенный по такому случаю из Лужников через Москву-реку.
На средних уступах Воробьевых гор, примерно в том месте, где предстояло оказаться алтарю нижнего храма, царь Александр прошел через ряды священнослужителей. После водоосвящения он положил первый камень в основание храма Христа Спасителя.
Как свидетельствуют документы и воспоминания, в этот день в Москве царил необычайный подъем. На улицах гремела полковая музыка, обыватели и гости отплясывали до позднего вечера, не забывая при этом угощаться за столами, заставленными даровой снедью.
Стечение народа было невиданным. Балконы и окна заполнены людьми. Некоторые облюбовали крыши, а кое-кто устроил для себя специальные «насесты», чтобы с высоты наблюдать за церемонией.
Главные участники торжеств тем же путем вернулись к Тихвинской церкви (ее разрушили в 1950-х, во время строительства известной спортивной арены). До позднего вечера на Воробьевых горах толпился московский люд, осматривая места будущих работ. Никто не миновал площадку, на которой появился крест, обозначавший место, где предполагалась постройка храма.
Стройка на Воробьевых горах особенно активно развернулась в первой половине 1820-х годов. Более 11 тысяч землекопов готовили ложе для фундамента храма Христа Спасителя. Но грунт был не исследован, и возникли сомнения, сможет ли удержаться на береговом склоне столь грандиозное сооружение.
Правда, компетентные исследователи полагают, что главной причиной отказа от строительства стали хищения и финансовые злоупотребления.
Алчным подрядчикам удалось прикарманить такие крупные суммы, что сам Витберг бросился в Петербург жаловаться царю на казнокрадов. Однако судили его вместе с ними, признали виновным и сослали в Вятку (там, кстати, он сдружился с соседом по изгнанию Александром Герценом).
После вступления на престол Николая I идея создания храма на избранном месте еще теплилась. Но подспудно менялось мнение о проекте Витберга, в котором были заметны масонские симпатии архитектора, развитые не без поддержки влиятельных фигур, находившихся на ключевых постах самодержавной иерархии. На новый конкурс некоторые архитекторы рискнули подать свои проекты. Однако после того, как царь выбрал К.А. Тона на роль официального создателя собора, вопрос о ранее избранном месте отпал. Тон предложил три новых площадки: за Воспитательным домом у церкви Никиты Мученика, у Страстного или Алексеевского монастырей. Как известно, самодержец остановился на последнем варианте. Новому собору, как и храму Витберга, предстояло вознестись, обратившись к Москве-реке. Но на этом сходство практически заканчивалось. Тон кардинально отошел от проекта Витберга, начав своим детищем эпоху новой русской архитектуры, возрождавшей древнюю отечественную художественную традицию.
А крест простоял долго. Во всяком случае, в 1912 году Н.И. Пастухов, издававший знаменитую газету «Московский листок», включил фотографию старинной московской реликвии-памятника в исторический очерк о Москве в эпоху войны с Наполеоном.
Уничтожение храма Христа Спасителя в 1931 году стало нашей национальной трагедией.
Вместе с ним погибли и многие художественные ценности. Так, подвергся бессмысленному разрушению даже прекрасный образец изящного искусства — алтарь из каррарского мрамора в виде храма, хотя его изъявляли желание купить американцы.
На месте храма, как известно, началось строительство Дворца Советов. Архитектурный гигант должен был «улететь» своей вершиной за облака, вместе со стометровой фигурой Ленина его высота составила бы 415 метров. Однако уже в 1941 году стало ясно, что железобетонный фундамент и мощные шпунты из легированной стали не смогут удержать массу спроектированного здания: наши предки в свое время залили в основу храма многие тонны свинца, однако эта «подушка» была разбита взрывами 1931 года. Металл стальных балок, забитых в грунт, забрали для оборонных нужд, а потом на месте несостоявшегося политхрама большевиков устроили открытый плавательный бассейн, зачастую (особенно зимой) окутанный огромными клубами пара. Банный дух над древним Чертольем закономерно родил пословицу: «Был храм, потом хлам, а теперь — срам».
Возрождение храма Христа Спасителя на его исконном месте стало событием поистине символическим. В гранях истории этого легендарного сооружения с новой силой отразились исключительно ценные напоминания об уроках минувшего.
