 |
| Столетие.Ru | Анна Петросова | 27.09.2007 |
Помимо многочисленных мемуаров, Борис Григорьев и Борис Колоколов использовали неопубликованные источники из Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ), Российского государственного исторического архива (РГИА), Российского государственного архива литературы и искусства (РГАЛИ).
Читателю интересно будет узнать, что первые жандармы испытывали неприязненные чувства к своим «источникам информации».
«Осведомителей многие жандармские генералы глубоко в душе презирали и давали им это понять самым бесцеремонным и неприкрытым образом… как Бенкендорф, так и Дубельт (управляющий Третьего отделения — А.П.), рассчитываясь с ними, в зависимости от ранга информатора, исходили из сумм 3, 30 и 300 рублей или червонцев — как бы в память о 30 сребрениках, за которые Иуда продал Христа». А генерал А.А. Сагтынский пошел еще дальше. Он «во время петрашевцев 23 апреля 1849 года демонстративно держал в руке документ, в котором был указан агент-доноситель П.А. Антонелли, да так, чтобы арестованные непременно могли прочитать. Первым фамилию секретного сотрудника прочел Ф.М. Достоевский и тут же поставил об этом в известность своих товарищей. Что пережил бедный Антонелли, можно только догадываться».
Такое поведение первых жандармов России авторы объясняют только тем, что тайный сыск для них был делом новым и непривычным. Все они только что вышли из военной среды, где доносы считались позорным делом.
В дальнейшем политический сыск достиг профессионального уровня. Начальник московского охранного отделения С.В. Зубатов на рубеже XIX—XX вв.еков не смотрел на «сотрудничество» как на простой акт купли-продажи, а видел в нем идейное начало.
«Вы, господа, — учил он жандармов, — должны смотреть на сотрудника как на любимую женщину, с которой вы находитесь в нелегальной связи. Берегите ее, как зеницу ока. Один неосторожный шаг, и вы ее опозорите. Помните это, относитесь к этим людям так, как я вам советую, и они поймут вас, доверятся вам и будут работать с вами честно и самоотверженно».
Согласно архивным данным, которые приводят авторы, недостатка в желающих стать «сотрудником» охранки не было. Единственная среда, которая не давала информаторов, были офицеры.
Чаще люди шли на сотрудничество из-за денег, реже — по идейным соображениям. Нередко ими руководила месть за несправедливость или обиду, нанесенную им в организации. Авторы приводят случай, когда в охранку с предложением о сотрудничестве явился член еврейского Бунда, разносчик пропагандистской литературы. Причины для этого были до смешного прозаичными: Бунд обещал купить ему… калоши, но не купил. Обозленность его на обман с калошами была так велика, что в охранке ему, первым делом, подарили резиновые калоши. И проваливал же он потом своих товарищей с каким-то остервенением.
Иногда агентами становились по причинам личного характера. Так, при планировании ликвидации одной эсеровской-максималистской группы Саратовское охранное отделение вышло на женщину 35 лет, содержательницу подпольной квартиры. Ее арестовали и под угрозой передачи дела в суд завербовали для дальнейшего наблюдения за группой. Увидев А.П. Мартынова, начальника отделения, она сразу согласилась работать на охранку. Как потом выяснилось, особа влюбилась в молодого и красивого жандарма. Понимая, что никаких ответных чувств не последует, она все равно стала преданным и храбрым агентом.
Стереотип, который сформировался во многом благодаря советской историографии, о беспомощности и непрофессионализме жандармов, авторы разрушают следующим примером.
Если филеры фиксировали, что объект наблюдения опустил в почтовый ящик письмо, они немедленно докладывали об этом начальнику отделения, тот в свою очередь звонил начальнику почты и просил доставить ему из этого ящика всю выемку. Осторожно вскрывался нужный конверт и извлекался текст письма. Письмо проверялось на наличие тайнописи. Для таких сообщений тогда использовался в основном лимонный сок, и достаточно было подержать лист бумаги над керосиновой лампой, чтобы текст проявился.
Как правило, тайнописное сообщение представляло собой шифровку, состоявшую из одной двухзначной и множества четырехзначных цифровых групп. Теперь предстояло текст расшифровать. Что не составляло труда, учитывая, что в распоряжении имелась специальная брошюра (ее своевременно передал секретный сотрудник). Первая группа из двух цифр обычно означала номер страницы книги. А дальше в каждой четырехзначной группе первые две означали строку, а последние две — место буквы в строке.
«Значительно труднее теперь точно воспроизвести «разрушенный» оригинал послания, но и эта работа умельцам из охранного отделения по плечу. Способный к подражанию почерка писарь переписывал начисто открытый текст, а потом с употреблением лимонного сока и тайнопись. Оставалось вложить в конверт изготовленный дубликат и вернуть его обратно на почтамт». Так что умением жандармы обладали отменным.
«Департамент полиции трудился, как с издевкой пишет русский писатель Алданов, со вкусом и любовью. Начальники охранных отделений, особенно столичных, были большие знатоки партийного дела и владели теорией социализма и революции не хуже своих противников. Жандармские офицеры «входили во вкус» их террористической и подрывной деятельности, перенимали язык, термины, манеру мыслить и с большим сочувствием изучали биографии отдельных революционеров. Так, например, в одном из течений РСДРП Департамент полиции в своем циркуляре с явным неодобрением отмечает его «склонность к оппортунизму».
В характеристике Луначарского содержатся слова: «…обладает симпатичной внешностью»; нравился департаменту и Ленин, который, по их характеристике, «наружностью производит приятное впечатление».
Неодобрительно отзывался Департамент полиции о нарушениях партийной дисциплины: в сообщении Московскому охранному отделению чуть ли не с возмущением говорилось о том, что «Богданов, Марат и Красин перешли к критике Большевистского Центра, склонились к отзовизму и ультиматизму и, захватив крупную часть похищенных в Тифлисе денег», начали заниматься тайной агитацией против партии.
Царские спецслужбы выдвинули из своих рядов целую плеяду профессиональных жандармских офицеров и полицейских чиновников. Благодаря работе Бориса Григорьева и Бориса Колоколова их дела предстают в совершенно ином виде. Приходит четкое понимание, что возникшие в советское время спецслужбы, вопреки утверждениям их создателей, появились отнюдь не на пустом месте. Они использовали весь накопленный Департаментом полиции опыт агентурно-оперативной работы, скромно умалчивая об этом.
