 |
| Правая.Ru | Илья Хаськович | 24.09.2007 |
А ведь было несколько лет в начале этого десятилетия, когда казалось, что такой феномен, как заказное убийство известных людей уходит в прошлое, перекочевывая в вечно отстающие от быстро меняющейся жизни сериалы про «ментов».
Можно вспомнить, что последним громким событием подобного рода было убийство весной 2003 года известного «демократа первой волны» депутата Сергея Юшенкова. Но оно рассматривалось скорее как последнее убийство уходившей эпохи. С тех пор ничего подобного больше не происходило, за исключением, может быть, почти театрального покушения на Анатолия Чубайса в марте 2005 года, которое быстро из уголовно-политического события превратилось в странный фарс с генералом Квачковым в главной роли.
И вдруг все вернулось, и громкие убийства посыпались одно за другим. Сначала 13 сентября 2006 года от пули киллера гибнет заместитель председателя Банка России Андрей Козлов, затем, менее чем через месяц, 7 октября прямо в день рождения Владимира Путина, убивают Анну Политковскую, ну и затем, как апофеоз — «убийство века», отравление полонием в ноябре того же года, в Лондоне бывшего сотрудника ФСБ, личного друга опального олигарха Бориса Березовского, Александра Литвиненко.
После этого события развиваются приблизительно по одному и тому же сценарию. Вокруг каждого из этих убийств немедленно поднимается, с каждым разом все более громкая шумиха в прессе, нагнетаются нешуточные страсти и создается весьма мрачная атмосфера возвращения «всеобщего беспредела». Власти стараются как можно быстрее успокоить потрясенную общественность, уже через несколько дней появляются сообщения о том, что правоохранительные органы вышли на след преступников, через несколько недель говорится, что следствие располагает списком подозреваемых, через несколько месяцев подозреваемых арестовывают, а через год следует объявление о том, что преступление раскрыто.
Ответная реакция со стороны «общественности» тоже следует во всех случаях одному и тому же алгоритму. Сначала убежденные разговоры о том, что никого не найдут, затем, что найдут, но не тех, после, что может даже и тех, но не организаторов убийства, а стрелочников, на которых все и свалят и т. д. Со стороны создается впечатление, что, собственно истина в этом увлекательном процессе никого не интересует, или даже, что обе стороны с самого начала знают, что произошло на самом деле и кто в этом виноват, но молчат и делают вид, что им ничего неизвестно или известно что-то совсем другое.
Самое существенное, что в этом своего рода пинг-понге «подача» оказывается каждый раз на стороне оппонентов государственной власти. Последней постоянно приходится в чем-то оправдываться и кому-то что-то доказывать. Таким образом, каждое новое убийство становится сильнейшим стрессом для властей, подрывающим их веру в способность не просто сохранять контроль над ситуацией, а обеспечивать покой и тишину в стабилизирующейся стране. Ведь политическая стабильность последних лет — это, наряду с экономическим ростом, главное достижение нынешней власти. Этим достижением она может по праву гордиться и использовать его как свой главный ресурс. Еще в конце 90-х, на фоне экономического кризиса, тлеющей войны в Чечне, постоянных терактов и непрекращающейся грызни между собой политических элит было очевидно, что тот, кому удастся сделать жизнь в России хоть немного спокойнее и безопаснее, обеспечит себе задел на несколько лет вперед. Нынешней российской власти, прежде всего в лице президента Владимира Путина, удалось этого добиться, притом успехи, достигнутые на этом пути, превзошли, судя по всему, даже ее собственные ожидания.
В стране действительно наступила невиданная с 70-х годов прошлого века стабильность, притом теперь она воспринималась не как что-то само собой разумеющиеся, как тогда, но как реально выстраданное достижение после всех пережитых в предыдущие годы беспокойств и лишений. Здесь неважно, насколько эта стабильность была на самом деле успехом действующей власти, а насколько удачно сложились обстоятельства. Скорее всего, было и то и другое. Так или иначе, к лету 2006 года ситуация для властей была настолько благополучной, что единственное, что могло беспокоить, так это выборы, которые всегда были в новейшей истории России, за исключением может быть кампании 2003−2004 годов, сильнейшим дестабилизирующим фактором. Тем не менее, многим тогда казалось, что этот период удастся пройти на одной технике: парламент с помощью политических технологий будет построен, а преемник найден.
Конечно, и теперь нельзя исключать, что так все и получится и с парламентом, и с преемником, однако всем уже ясно, что тихо и спокойно этот период не пройдет.
Возможно, кстати говоря, что именно пониманием этого факта вызвана и смена премьера и явное желание Владимира Путина не торопиться с объявлением преемника. За этим стоит стремление минимизировать, насколько это возможно, переходный период, в том числе и по времени.
Режим Владимира Путина, и он сам лично, с самого начала вызывал, мягко говоря, раздражение у многих и в России, и за рубежом. Но долгое время казалось, что недруги российского президента, то ли не знают, как с ним бороться, то ли чего-то ждут, чтобы включить все имеющиеся у них возможности. Была попытка, после событий на Украине, запустить в России свой «оранжевый проект» и даже в какой-то момент показалось, что из этого может что-то выйти, однако, в Москве сработали довольно оперативно и в течение нескольких месяцев 2005 года эта угроза, во всяком случае на время, была снята.
Тем не менее, было понятно, что, поскольку главным ресурсом действующей власти была внутриполитическая стабильность, основные усилия ее противников должны быть направлены именно на то, чтобы дестабилизировать положение в стране. Самым эффективным средством для этого являются, конечно, теракты, но с ними после, пусть и относительного замирения Чечни стало сложнее, хотя события последних недель в Ингушетии показывают, что про этот инструмент тоже не забыли. Однако и громкие убийства известных людей также являются давно испытанным средством воздействия на политическую ситуацию. Здесь достаточно вспомнить хотя бы знаменитое убийство австрийского эрцгерцога Фердинанда, с которого началась Первая Мировая война. Недаром в первых же комментариях российских официальных лиц после убийства Политковской лейтмотивом звучала мысль о том, что главная цель заказчиков преступления «дестабилизировать ситуацию в стране». И, откровенно говоря, в определенной степени это удалось.
Также воспринял это убийство и сам Владимир Путин. Через несколько дней после гибели Политковской президент заявил, что у него есть «информация о том, что многие люди, которые прячутся от российского правосудия, давно вынашивают идею принести кого-то в жертву, чтобы создать волну антироссийских настроений в мире». Дело, однако, было не только в том, чтобы спровоцировать очередной приступ антирусской истерии за границей, но и в том, чтобы внутри страны создать впечатление, что что-то меняется, что ситуация «зашаталась». Кроме всего прочего, российскому руководству был дан ясный сигнал, что просто так проскочить выборы и смену власти в Кремле не получится, что его противники сделают все от них зависящее, чтобы максимально усложнить Москве прохождение этого и без того непростого периода и что во избежание дальнейших неприятностей лучше всего будет сесть за стол переговоров с «заинтересованными сторонами» и вместе обсудить, что делать с Россией дальше.
Однако российские власти, прежде все сам президент Путин, не сделали из происшедшего тех выводов, которых от них, судя по всему ожидали и тогда, спустя всего полтора месяца после гибели Политковской, последовала история с невероятным по способу исполнения убийством Литвиненко. Поскольку бывшего сотрудника ФСБ отравили в Лондоне, случившиеся было сразу же объявлено терактом, угрожавшим безопасности граждан Великобритании и расследованием всех обстоятельств уже впрямую занялись английские спецслужбы. Дальнейшее хорошо известно: британцы обвинили в убийстве российского бизнесмена Лугового, Москва, ссылаясь на конституцию, отказалась выдавать его Лондону для суда, в результате в августе этого года между двумя странами разразилась самая настоящая дипломатическая война с высылкой дипломатов, сворачиванием официальных контактов и угрозами ужесточения визового режима.
По большому счету, необходимый результат был достигнут: Владимиру Путину и другим высшим российским чиновникам теперь на каждой встрече со своими западными коллегами, прежде чем приступать к обсуждению действительно важных вопросов, приходится сначала отвечать на вопросы о том, как там дело Политковской и когда выдадите Лугового. С другой стороны, благодаря двум этим убийствам шутка про «кровавый режим Путина», дружными усилиями СМИ перестала быть для простого западного обывателя шуткой и стала для него неоспоримым фактом, и теперь этот обыватель с легкостью поддержит практически любые действия своих властей, направленные против России.
Но что самое важное, сама российская власть в непростой для себя переходный период оказывается под постоянным давлением, которого некоторые ее представители могут и не выдержать и начнут совершать ошибки, подобные той, что совершила Генпрокуратура, поспешив с объявлением о том, что дело об убийстве Политковской раскрыто.
Это заявление, независимо от того, насколько у генерального прокурора Юрия Чайки были основания его сделать, вышло совершенно неподготовленным, произошедшее после этого замешательство, закончившееся то ли сменой руководителя, то ли «усилением» состава следственной бригады, привело к существенной утрате доверия к действиям генпрокуратуры, которого и так не было у ангажированной части СМИ. Даже выпущенный на следующий день после заявления Юрия Чайки на сцену Андрей Луговой с очередными обвинениями в адрес Березовского, на этот раз и в убийстве Политковской не сумел отвлечь внимание от неудач прокуроров.
Но Луговой оказался далеко не первым, кто обвинил беглого олигарха в причастности ко всем трем самым громким убийствам последнего времени. В самых разных заявлениях официальных лиц тень Березовского маячила почти за каждым громким убийством последнего времени. Более того, трое из убитых за последние годы, начиная с депутата Юшенкова, были, если не соратниками олигарха, как Литвиненко, то, как минимум, принадлежали к одному с ним политическому лагерю, как Политковская. Несколько особняком в этом списке стоит Андрей Козлов, о причастности к гибели которого Березовского заговорили только в самое последнее время, как раз после того, как на это намекнул на встрече с президентом генпрокурор Юрий Чайка, делая свое сенсационное заявление о раскрытии убийства Политковской.
В итоге все версии, выдвигаемые российскими правоохранительными органами по каждому из убийств, так или иначе, приходят к Березовскому, при этом непосредственными исполнителями преступления оказываются обычно люди с чеченскими именами. Поскольку Березовский, как и покойный Литвиненко, нашел себе прибежище в Лондоне, там же, где и ряд видных борцов за «свободную Ичкерию» во главе с Ахмедом Закаевым, с которым бывший олигарх поддерживает весьма тесные отношения, то сама собой мысль напрашивается о причастности ко всему происходящему британских спецслужб. Естественно, что российские официальные лица не могут открыто заявить об этом, все-таки наши отношения с Великобританией не достигли еще такой степени враждебности, чтобы позволить себе такую «откровенность». Однако у нас есть Андрей Луговой, ставший фактически рупором транслирующим эти подозрения. В любом случае из разного рода заявлений вырисовывается треугольник Лондон — Березовский — чеченское подполье. В этом нет ничего нового, теснейшие связи внутри этого треугольника появились еще во время Первой чеченской войны, и с тех пор никогда не прерывались. У каждой из его сторон в этом полутайном-полуявном союзе есть свои интересы, но сходятся они на том, что всем им мешает один и тот же враг — Россия.
Того же Березовского часто называют политэмигрантом, но это верно только с юридической точки зрения, по большому счету он никакой не эмигрант, это человек без родины, давно и глубоко инкорпорированный в международный бизнес-интернационал. Сражаясь сейчас с «режимом Путина», он борется с ним не за свое видение будущего России, а за то, чтобы нашей страны как самостоятельной силы на мировой арены не было вообще.
Общепризнанным центром этого бизнес-интернационала, своего рода его столицей, является лондонский Сити, находящийся в теснейшей связи с британской политической элитой, в том числе и королевской семьей. Как верно заметил Владимир Карпец в своей статье «Четвертое измерение русского Каваказа»: «На международном политическом жаргоне выражение „Британская Корона“ относится не к Королевскому семейству, а к Лондонскому Сити». Кроме всего прочего, более половины крупнейших мировых частных состояний, подчас ведущих свою историю еще со времен эпохи Возрождения, имеет британское происхождение, и именно англо-саксонский мир навязывает сейчас всему миру свой сценарий глобализации, предполагающий ослабление роли отдельных государств и постепенную передачу всей власти крупным международным организациям, контроль над которыми в конечном счете будут осуществлять транснациональные корпорации.
Однако все дело в том, что, в отличие от эпохи классического капитализма, эти ТНК по сути дела не являются частными предприятиями, по своей структуре большинство крупнейших мировых компаний это — акционерные общества, контрольные пакеты акций которых принадлежат различным банкам, инвестиционным и фондам и управляющим компаниям, владельцами которых, в свою очередь, в конечном счете являются представители 30−40 богатейших семейств Европы и Северной Америки, чьи корни уходят в глубокое прошлое. Наиболее известны из таких семейств бароны Ротшильды, активное участие которых в мировых политических процессах в последние два века уже давно не является тайной. Не являются большой тайной и их давние тесные связи с британским королевским домом (поэтому, кстати, они и лорды, несмотря на свое отнюдь не британское происхождение). В принципе даже не совсем понятно: то ли Сити управляет Великобританией, то ли, наоборот, он сам является удобным инструментом борьбы за глобальные британские интересы. Недаром многие исследователи утверждают, что, несмотря на то, что движущей силой в борьбе за установление «нового мирового порядка» являются США, на самом деле за американским гигантом стоит небольшое Объединенное королевство Великобритании и Северной Ирландии, с его вековыми традициями мирового владычества. И затяжной кризис американского доллара на мировых рынках, длящийся уже, с небольшими перерывами, несколько месяцев только подтверждает это мнение.
Интерес крупного европейского капитала к богатейшим русским ресурсам также имеет давнюю историю. Те же Ротшильды еще в конце ХIХ века разрабатывали нефтяные месторождения под Баку, однако, их деятельность там была сильно ограничена усилиями царской власти. В результате они ушли оттуда задолго до революции, окончательно лишившей мировой капитал доступа к богатствам России.
После падения Советской власти экспансия международных корпораций в нашу страну возобновилась с новой силой. Так, одним из первых в Россию пришел британский полугосударственный нефтяной гигант British Petrolium, среди акционеров которого числятся, в том числе и компании Ротшильдов. Появившиеся в результате весьма неоднозначной приватизации по Чубайсу российские олигархи быстро осознали, что без признания их мировой бизнес-элитой все их сомнительным путем приобретенное богатство, повисает в воздухе. Необходимо, что называется, налаживать контакты с нужными людьми. Одним из первых это понял Борис Березовский, выступивший в органичной для него роли посредника между представителями тех самых богатейших семейств, контролирующих по сути дела всю западную экономику, и российскими олигархами. К концу 90-х эти контакты переросли в переговоры о цене, за которую Россия перейдет под контроль хозяев лондонского Сити. Царившая в то время в нашей стране смута создавала для подобного рода переговоров весьма благоприятный фон.
Однако что-то не сложилось. Пришедший к власти, при участии того же Березовского, в 1999 году президент Владимир Путин начал политику возвращения государству контроля над экономикой, и российским олигархам в итоге пришлось выбирать между борьбой с новым режимом и подчинением ему. Завязалась трудная, длившаяся несколько лет борьба, закончившаяся на данном этапе победой российского государства. Часть, бывших теперь уже, олигархов бежала заграницу, некоторые даже, как Михаил Ходорковский (который, видимо, до конца не верил, что все может повернуться так серьезно) оказались в тюрьме, большинство же смирилось с потерей своей политической субъектности и сосредоточилось на зарабатывании денег. В стране наступила та самая стабильность, о которой говорилось выше, резко сузившая поле для маневра тем, кто уже готов был приступить к разделу России и ее богатств.
Но одержанная победа не является окончательной, и это понимают по обе стороны границы. Желающих вернуться к прежним славным временам хватает и там и там. Ясно, что для этого необходимо вернуть Россию в состояние смуты или, иначе говоря, «дестабилизировать ситуацию». Вся проблема в том, что нынешний российский режим сам предоставляет богатые возможности для подобного рода попыток, будучи переходным и по своей природе, и по своей идеологии. Стремление к самостоятельности сочетается у нашей власти с желанием следовать общемировым правилам, резко ограничивающим ее возможности. При всех громких заявлениях о суверенности России, о ее независимости от того, что думают о ней в других странах, наши правители все равно чувствуют себя неуверенно, и никак не могут отказаться от навязанных им извне, еще в 90-е годы правил игры, в том числе от нынешней конституции, нормы которой раз в четыре года предписывают устраивать в стране небольшую смуту, под названием «выборы», а раз в восемь — ставить Россию на грань новой революции, требуя принудительной смены ее главы, независимо от желания ее народа и исторической необходимости.
Тем временем противники суверенитета России не прощают нам даже малейшей слабости. Борьба идет, в буквальном смысле, не на жизнь, а на смерть, и в ней наши «партнеры», как их вежливо называет Владимир Путин, не жалеют ни своих, ни чужих. И что им Политковская, что им Литвиненко? Это всего лишь разменные карты в большой игре, где цена человеческой жизни определяется политическими условиями текущего момента. Да и на месте Бориса Березовского, стоило бы задуматься: не безопаснее ли ему будет в русской тюрьме, чем в лондонском офисе, где уже и так обнаружили следы полония. Хотя, может быть, он боится, что стабильность в России приведет к появлению в ней на следующем этапе действительно самодержавной власти, которая, в числе прочего, может восстановить смертную казнь?
