 |
| Правая.Ru | Илья Хаськович | 20.09.2007 |
Нельзя сказать, что в Корее освобожденных пленников встретили как героев, наоборот, многие корейцы искренне недоумевали, зачем их соотечественники поехали в Афганистан навязывать другим людям, да вдобавок еще и живущим в условиях иностранной оккупации и гражданской войны, свои взгляды. Бывшим заложникам даже пришлось принести публичные извинения за то, что они заставили переживать за себя всю страну.
Единственный, кто остался несломленным, — это пастор Парк Эн-Джо, членами церкви которого «Сэммуль» и были захваченные миссионеры. «Уже две тысячи лет неверующие люди ругают и убивают наших истинных проповедников, — заявил он уже после их освобождения. — Думаете, что сейчас кризис христианства в Корее? Нет. Вы не правы. Все зависит от Бога, а неверующих вообще не нужно слушать. Мне кажется, это событие произошло, так как наш Бог хотел сказать нам о том, что мы должны еще активнее проповедовать в мусульманских странах. Я хотел бы посылать больше проповедников в мусульманские страны, в том числе и в Афганистан.»
Пастор Парк Эн-Джо вообще довольно известен неуемной миссионерской активностью своей церкви в мусульманских странах. И нынешний захват заложников — это не первые неприятности, которые возникают там у этой религиозной организации. В 2006 году в Узбекистане решением Ташкентского суда была на три месяца приостановлена деятельность представительства основанного пастором «Корейского института всемирной помощи». Причиной такого вердикта суда была именно, как сказано в судебном постановлении, «пропаганда протестантизма». Характерно, что это решение совпало по времени с пророссийским поворотом режима узбекского президента Ислама Каримова.
Думается, что это не такое уж случайное совпадение, как это может показаться на первый взгляд. В политическом смысле навязчивая проповедь протестантских миссионеров, конечно, всегда ведет к усилению американского влияния. Современный протестантизм цивилизационно отнюдь не нейтрален. Так, в самой Корее взлет популярности протестантизма в послевоенное время (в 1940 году в единой тогда Корее было всего 350 000 протестантов, а сейчас только на Юге их около 8 млн) был вызван прежде всего фактической американской оккупацией, продолжающейся и поныне, и резкой вестернизацией этой страны. Протестантизм, притом в самой своей простой и одновременно агрессивной методистской и баптистской форме стал эффективным средством включения Кореи в цивилизационную орбиту Запада, особенно на фоне противостояния Юга и коммунистического Севера, с его официальным воинствующим атеизмом. И сейчас уже сами корейцы являются активными проповедниками протестантских учений по всему миру, в том числе и на территории России, особенно на Дальнем Востоке.
По статистике на сегодняшний день в 173 странах мира работает более 16 тыс. южнокорейских миссионеров, представляющих группу евангелических церквей Кореи. При этом около 4700 миссионеров-евангелистов Кореи ведут свою деятельность в мусульманских странах Юго-западной, Юго-восточной и Центральной Азии, где национальное законодательство строго запрещает прозелитизм.
Для самих американцев такая активность корейских проповедников весьма удобна, поскольку избавляет их от обвинений в том, что они навязывают свои религиозные представления другим, Корею же в экспансионистских устремлениях уж совершенно точно никто не заподозрит.
Вообще надо сказать, что талибы точно почувствовали угрозу, и эта история не вписывается просто в рамки очередного эпизода религиозного противостояния между христианством и исламом. Показательно, что и талибы отнюдь не самые ортодоксальные мусульмане, многие их воззрения весьма отличаются от того, что в наше время принято называть традиционным исламом, и уж тем более корейские миссионеры, члены маленькой секты протестантов-харизматов, так хорошо знакомых жителям российских городов по зазывающим улыбкам и крепкому рукопожатию, никак не могут считаться типичными христианами. Скорее миссионеры и талибы выступают в этом конфликте в качестве глобалистов и антиглобалистов.
Одной из сторон глобализации является стандартизация всего и вся. Недаром во многих странах первыми мишенями антиглобалистов становятся рестораны «Макдональдс» — всемирный символ простой, быстрой и доступной пищи, на фоне которой изысканные блюда национальных кухонь кажутся сложными и долгими в приготовлении, не соответствующими требованиям современного мира, находящегося в постоянном движении.
Но при этом всемирная кухня эпохи глобализации состоит не только из гамбургеров и бигмаков, при всей своей скудности и ограниченности она весьма эклектична и включает в себя также, например, японские суши, итальянскую пиццу или мексиканские буритто.
По сути дела современный протестантизм, в его, прежде всего, американской версии (баптисты, методисты и евангелисты), которая как раз наиболее распространена в Корее, является таким же духовным фаст-фудом. Он упрощает традиционное христианство, как в его православном, так и католическом понимании (хотя католики и сами ускоренными темпами движутся по пути упрощения), обещая потребителю быстро и недорого (то есть не требуя от него больших аскетических усилий) удовлетворить его духовные запросы. Современные протестанты с легкостью отмели не только высокое богословие отцов Церкви и изыскания западных средневековых схоластов, их не интересуют даже штудии собственно протестантских профессоров-библеистов. Все просто: никакой ученой зауми и уж тем более никакой аскетики, достаточно следовать указаниям благообразного пастора современного вида, в костюме с галстуком, и харизматические дары сами сойдут на тебя.
Более чем эффективный подход в условиях общества потребления, когда люди уже привыкли, что если болит голова, то надо просто принять лекарство, а если появился кариес, достаточно сменить марку зубной пасты на «правильную».
Однако, как и в случае с едой, когда потребителю предлагается несколько вариантов, а не гамбургеры, религия эпохи глобализации не ограничивается одним только протестантизмом. Другим таким же глобальным духовным продуктом, редуцирующим в свою очередь, уже индийскую религиозную традицию, являются разного рода восточные культы, от печально известной японской секты «Аум Синрике» до модного сейчас среди представителей российского шоу-бизнеса Саи Бабы. Недаром талибы, с их, надо сказать, хоть и своеобразной, но местами довольно точной интуицией, прославились еще во время своего правления разрушением двух гигантских статуй Будды в городе Бамиан, в центре Афганистана. Конечно сам Будда тут ни при чем, да и статуи были созданы еще в V веке, но направление угрозы своим устоям «студенты» поняли правильно.
Конечную цель этих процессов многие авторитетные православные писатели (такие, как свт. Иустин Попович или о. Серафим Роуз) уже довольно давно определили как формирование из разных источников синкретической религии будущего, очищенной от излишних мудрствований и сверхзадач, которые современный человек, оторванный от корней и живущий во многом в перевернутом мире, уже воспринять не способен. Религия, не требующая от своих адептов сверхусилий и обещающая им моментальный или, во всяком случае, очень быстрый результат. Очевидно, что именно такая религия в конце времен сделает возможным приход антихриста и его принятие большей частью человечества.
Кстати говоря, совершенно не обязательно, что это будет одна общая для всех религия, вполне возможно, что у нее будет несколько вариантов, один из которых будет называться «христианством», другой — «исламом», третий — «буддизмом» и так далее, но, несмотря на свои громкие названия, все это будут муляжи, скрывающие под собой легко воспринимаемый, красиво упакованный продукт, готовый к немедленному употреблению в любой точке мира. Это будет вполне в духе глобализованного мира, который вовсе не отрицает разнообразия и даже конкуренции между собой различных торговых марок, притом, что выпускаемые под ними товары по сути дела идентичны.
И здесь таится скрытая угроза и для православия. Неумное и неумеренное миссионерство, к которому сейчас некоторые призывают, говоря, например, о необходимости идти проповедовать Христа мигрантам в национальные диаспоры, в погоне за стремлением обратить к вере как можно больше неготовых к этому людей, может привести к редукции самого православия, его упрощению. Конечно, такой процесс и так идет, и мы, как считают многие, христиане последних времен, уже неспособны на многое из того, что христианам прежних времен казалось само собой разумеющимся, и в Церкви подобное неизбежное снисхождение к человеческой слабости называется греческим словом «икономия». Но икономия подразумевает смирение человека, к слабостям которого нисходят, осознание им своей немощи, и в любом случае снижение требований никогда не понимается как норма, как-то, что «так и должно быть». Как только это происходит, а при бездумной масштабной внешней миссии искушение упрощением оказывается слишком велико, начинается редукция православия, превращение его в муляж самого себя. Дальше дело останется только за раскруткой и упаковкой.
К сожалению, отдельные тенденции в этом направлении уже наметились. Появляются уже православные игумены, считающие сказками жития святых и стыдливо избегающие разговоров об их чудесах, сводя все к высоконаучным беседам об общепринятых в средневековой литературе бродячих сюжетах. Собственно, именно с этого начиналась Реформация, приведшая западное христианство в его нынешнее, коммерчески выгодное, но духовно безнадежное состояние.
В свою очередь, и талибский фундаментализм при всей своей антизападной и антиглобалистской направленности точно так же является продуктом нашего времени, являя собой один из вариантов редукции ислама. От всего ислама здесь по большому счету оставляется только «фундамент», а на самом деле внешняя оболочка правил поведения и общественных установлений. Вообще, надо сказать, что глобализационный модернизм редуцирует в любой сакральной традиции, именно то, что с одной стороны трудно воспринять человеку, не посвященному в эту традицию, а с другой стороны, составляет самую суть религии — связь и общение с высшими надмирными силами. Из религиозной традиции глобализация изымает именно ее мистическую составляющую.
Этим путем шли и православные обновленцы первой половины прошлого века, и протестанты, и вот теперь, пусть может быть и невольно, «исламские фундаменталисты». Главная задача — сформировать такой религиозный продукт, который поможет его потребителю как можно духовно комфортнее устроиться в «сей привременной жизни» и тешить себя иллюзией, что жизнь вечная ему уже гарантирована.
