 |
| Правая.Ru | Дмитрий Данилов | 06.09.2007 |
Это неудивительно — ведь понятие автаркии для современного сознания получило негативный смысловой оттенок с подачи марксистской и либеральной экономических школ, которые всегда трактовали автаркию исключительно в терминах политэкономии. Еще Плеханов, а затем и Ленин замечали, что периоды доминирования «свободной торговли» часто совпадали с эпохами экономического процветания, а периоды государственного протекционизма — с эпохами экономического спада и депрессий. Тем не менее, сам феномен автаркии включает в себя явления, далеко выходящие за рамки его «экономической» подоплеки.
Любопытно, что исходный смысл греческого слова «автаркия», который буквально переводится как «самоудовлетворение», «самодостаточность», «полное довольство», у Платона и Аристотеля, а затем и у стоиков означал не столько идеал хозяйственной независимости древнегреческого полиса, сколько нравственный идеал духовной самодостаточности мудреца и, шире — человека вообще. Поэтому «автаркий» на самом деле может существовать очень много и примат ее экономического измерения, безусловно, существенен, но он не объясняет всю сложность феномена. Помимо чисто экономической, бывает автаркия геополитическая и цивилизационная (независимая политическая политика, самобытность и индифферентность к глобальным интеграционным процессам), внешнеполитическая (нейтралитет страны) и внутриполитическая (стремление к суверенизации и сепаратизму отдельных районов и территорий внутри государства), этническая и социальная (существование самобытных и саморегулирующихся этно-конфессиональных общин, а также движений и социальных групп), духовная (например, экзистенциальная автаркия Церкви как принципиальная инаковость и параллельная субъектность по отношению к этому миру по словам Спасителя — «Царство мое не от мира сего»).
Нынешнее «экономическое» прочтение понятия «автаркия» берет свои истоки в начале XIX века, когда немецкие консервативные мыслители — в первую очередь Иоганн Готтлиб Фихте и Фридрих Лист — попытались противопоставить либеральным концепциям «свободного обмена» Адама Смита альтернативу «экономического национализма». Идея «экономики почвы» заключалась в том, что государство использует прямые протекционистские меры для стимулирования национальной экономики, для чего создаются соответствующие таможенные барьеры, ограничивается импорт, вводятся запретительные пошлины и т. д. Таким, к примеру, был проект Фридриха Листа, предложившего создать единую таможенную систему для немецких государств (Zollverein).
Таким образом, режим экономической автаркии всегда стремится к максимальной хозяйственной независимости от товарооборота, сырьевой базы и производств, находящихся вне сферы влияния или политического контроля государства. При этом режим автаркии, ограничивая импорт товаров и технологий, стремится максимально дифференцировать собственное производство для оптимального баланса национальной экономики, одновременно регулируя тарифные расценки, налоговую систему, товарообмен и коммерческую деятельность внутри страны.
Разумеется, в условиях, диктуемых уровнем развития современной экономики, подобные меры могут иметь лишь ограниченный и временный характер, но в ряде ситуаций режим жесткой экономической автаркии является необходимым, например, в случае войны или экономической блокады государства. Таковыми в относительно недавней истории можно назвать примеры сталинского СССР, «корпоративной» государственной модели фашистской Италии, а также национал-социалистическую модель экономики и общества Германии (следует различать германский национал-социализм, являющийся способом общественного и государственного устройства III Рейха от нацизма — чисто идеологической доктрины гитлеровской Германии).
Но на нынешнем этапе развития глобальные процессы экономической и политической интеграции в условиях все возрастающей неоднородности пространства мирового рынка, превращение ТНК в своеобразных «мировых экономических жандармов», делают существование «чистых» автаркийных моделей практически невозможным. В современном мире более или менее последовательными автаркийными хозяйственными системами остались, пожалуй, лишь Северная Корея с ее идеологией самодостаточности «чучхэ», и Куба, в отношении которой, как известно, действует режим экономического эмбарго со стороны США. Все возрастающая эскалация напряженности вокруг ядерной программы Тегерана к экономической автаркии подталкивает и режим иранских аятолл.
Однако, как мы видим, степень вовлеченности в мировые политические и экономические процессы даже в случае Северной Кореи, которая согласилась на эрозию собственной автаркийной модели в схеме обмена «денуклеаризация в обмен на продовольствие», делает автаркийные системы очень неустойчивыми. Еще больше на неустойчивость этих систем влияет странная взаимосвязь между фактором бедности собственными сырьевыми ресурсами и автаркийными тенденциями в политике и экономике государства. Парадоксально, но факт — наиболее характерные и жесткие автаркии современной эпохи (фашистская Италия, гитлеровская Германия, нынешняя Северная Корея) были обделены теми необходимыми природными ресурсами, которые обеспечили бы им устойчивое развитие и действительную безопасность. Правда, есть одно исключение из этого ряда — Россия, которая обладает не только всеми необходимыми ресурсами, но и всеми геополитическими условиями, формирующих онтологическую предрасположенность нашей страны к автаркийному типу государственного и цивилизационного устройства. Действительно, если мы посмотрим на историю России, то мы легко обнаружим, что на протяжении столетий Россия существовала и продолжает существовать как уникальная автаркийная цивилизация, где никакие внешние интеграционные модели не вовлекали ее полностью в зону своего влияния. Напротив, интеграционные модели в России всегда развивались исключительно как ее внутренний фактор (концепции «Москва-Третий Рим» и «социализм в отдельно взятой стране», Варшавский Договор и СЭВ, из новейшей истории — СНГ и ЕвразЭС).
Государство, построенное по автаркийному принципу, всегда дрейфует в сторону имперского изоляционизма и стремится не столько обособиться от других стран, сколько включить в зону своего прямого политического влияния как можно большее пространство — как правило, соседние территории, колонии или экономические зоны. Современная автаркия, если ей позволяют ресурсы, всегда стремится «раздвинуть» собственно политические границы до масштаба закрытого военного или экономического блока. Это неудивительно — ведь в современном мире жизнеспособна только та автаркия, которая эволюционирует в Мета-автаркию цивилизаций, континентальных геополитических блоков и культур. Это автаркия больших пространств — логический итог развития автаркийных политических и экономических моделей по Листу. Можно легко заметить, что путинская Россия движется именно по этому пути, становясь инициатором создания и главным связующим звеном таких закрытых для внешнего влияния таких организаций, как ЕвразЭС, ОДКБ и ШОС. Автаркийные тенденции проявляются и в деятельности Евросоюза, особенно в последнее время, когда объединенная Европа постепенно останавливает безудержный рост собственной интеграции на Восток и начинает все больше замыкаться.
Отсюда возникает закономерный вопрос: справедливо ли автаркийные схемы почти во всех современных учебниках и словарях считаются неэффективными и регрессивными, формирующими «отсталость» хозяйства и политической системы государства? Отчасти — это так. Но только отчасти. Но нельзя забывать, что «отцы-основатели» концепции «экономического национализма», борясь с «идеальными» конструкциями либерализма, провозглашающие абсолютно свободный обмен, сами были романтиками. Они видели в автаркии тоже своего рода идеальный принцип экономического и политического устройства государства. Этот принцип возвращал в «золотой век» доиндустриальной Традиции, потому что стопроцентная автаркия существовала только в докапиталистических формациях. Так, например, Фихте в своем знаменитом труде «Закрытое торговое государство» провозглашал такие утопическим меры, как полный запрет внешний торговли за исключением самых необходимых товаров.
Но помимо романтической тоски по «идеальной экономике», в автаркии заложены вполне реально работающие экономические механизмы. Парадоксально, но именно поступательная реализация идей Фридриха Листа привела к процветанию дореволюционную Россию в эпоху экономической политики графа Витте, а после Второй мировой войны — Западную Германию и таких сегодняшних «тигров» мировой экономики, как Япония и Южная Корея. Более того, даже флагман современного монетаризма — США — в свое время пришли к процветанию и международному экономическому доминированию благодаря чисто автаркийным методам.
Например, не все помнят, что Америка смогла окончательно перебороть последствия Великой депрессии 1929−1933 годов только после 1945 года. Достаточно вспомнить, что еще в 1944 году экономисты всего мира ожидали кризис американской промышленности из-за неизбежной конверсии экономики США с военного на мирный лад. Несмотря на это, произошло нечто прямо противоположное: американский ВПК, который по логике должен был стать главным препятствием экономическому росту, в реальности стал основным фактором, обеспечившим экономическое процветание США. Благодаря успеху типично автаркийной схемы, по которой ведущая отрасль «вытягивает» за собой всю экономику, приоритетность американского ВПК позволила окончательно вывести страну из последствий кризиса 1929−1933 года. Уровень безработицы в США сократился в 4,5 раза по сравнению с довоенным, производства заработали на 100% мощности, в то время как до войны американская промышленность достигала лишь 75%.
Все это произошло потому, что США после Второй мировой войны в условиях нового противостояния с СССР сделали свою военную мощь лучшим гарантом экономической стабильности, что происходит отчасти и до сих пор. США сегодня — реальный экономический банкрот, чья экономическая мощь поддерживается только военно-политическими методами и методами прямого политического контроля над каркасом мировой экономической системы, который американцы давно отождествляют как продолжение своей национальной экономики. Вашингтон заставил весь мир считаться с простой максимой: рухнет американская экономика — рухнет весь мир. В этой схеме довольно долго можно весь мир снабжать казначейскими билетами Федеральной резервной системы США, которые в реальности почти ничем не обеспечены.
На самом деле, если не поддаваться искушению красивой риторики про монетаризм и либерально-космополитические экономические модели, Америка прошла настоящую автаркийную революцию. Как и предсказывал еще в 30-е годы XX века основоположник «атлантического автаркизма» и автор «теории экономической инсуляции» Джон Мэйнард Кейнс, США действительно превратились в экономически независимый Остров. Но только с той разницей, что этот Остров рассматривает как зону интересов своей национальной экономики весь мир. Более того, в условиях угрожающих факторов — таких, как, к примеру, угроза террористических ударов по объектам США, Америка даже чисто политически превращается в полузакрытое автаркийное государство тоталитарного типа под тезисом «общая безопасность важнее личных свобод».
Если вспомнить историю, то путь США во многом начался именно с автаркических тенденций — сначала с геополитического «инсулярного» обособления от тогдашнего мирового Острова — Англии, а затем — с формирования изоляционистской доктрины Монро 1823 года. Тогда в своем послании к Конгрессу президент США Джеймс Монро дал понять, что любую попытку вмешательства европейских государств в дела стран американского континента «Соединенные Штаты будут отныне рассматривать как враждебный по отношению к ним политический акт». Тем самым вплоть до «гуманистической» эпохи президента Вудро Вильсона США развивались исключительно как обособленное большое пространство, чьи национальные интересы редко выходили за пределы американского континента.
США сегодня являются не менее, а может даже и более автаркическим государством, чем какое-либо другое. С той лишь разницей, что автаркия США — это мондиалистская космополитическая автаркия мирового рынка, «нового мирового порядка», находящегося в значительной степени под контролем американских промышленных и финансовых групп, поддерживаемом военно-политической силой. В этом плане либерально-космополитические монетаристские концепции Фридриха фон Хайека, Милтона Фридмана, Джеффри Сакса по стержневой модели мало чем отличаются от теоретических выкладок американских экономистов и политиков из лагеря «изоляционистов» и «реалистов», таких как Джон Кейнс, Линдон Ларуш и Томас Грэхэм.
Интересно, что в своем противостоянии США и Россия реализуют, в общем, одни и те же автаркийные модели, отличающиеся друга от друга лишь своей структурой и разнонаправленностью векторов развития и политического влияния. Если США — это «автаркия мира», то Россия — это «автаркия Бога», «автаркия Бытия». Если Америка захватывает в сферу влияния своей автаркии все без исключения пространства, погружая их в хаос, то Россия стремится к распространению своей автаркии лишь на дружественные территории и цивилизации, которые, как правило, находятся с ней по соседству и интересны вследствие своего противостояния мировому беззаконию.
Даже в структуре своих социумов, не говоря уже о политике и экономике, США и Россия являют собой противоположности. В «одноэтажной» Америке в каком-то смысле — «рай» чисто автаркийных общин и американский патриотизм является лишь формальным общим знаменателем «общества всеобщего благоденствия». В России же наоборот — десоциализированные и разобщенные массы населения, крайне слабо связанные формальным гражданским долгом и реальными общинными связями, стремятся к «сильной руке», к «порядку» и «соборности», выраженными в персонифицированном гаранте всех этих «бонусов» — в Верховном Правителе, а в идеале — в Монархе. При этом даже внешнеэкономические и внешнеполитические тенденции у русских и американцев зеркальные: в отличие от мирового «газо-нефтяного поставщика» России США не расбрасываются на мировом рынке собственным стратегическим сырьем. Более того — логика внешнеполитической активности США в мире на словах — предельно гуманистична, а на деле — предельно националистична. Россия же — наоборот. Мы на словах очень много говорим о «державности», «имперскости» и об «особой миссии России», а на деле наше участие в мировой политике до сих пор распыляется в чисто гуманистическом флёре, мало подчиненным национальным интересам, зато сверх меры синхронизированным с каждой запятой устава ООН.
Эпоха глобализации ясно обозначила не только неоднородность автаркии, но и предельно выявила ее экзистенциальную сущность. Такие порождения глобализма, как международный терроризм, сепаратистские и националистические тенденции, всплеск интереса к области духа и религии, на самом деле являются чисто автаркийными механизмами защиты своего или коллективного «Я» от угрозы его размывания в чуждой среде. Эти механизмы часто жесткие и болезненные, так как боль — одно из самых важных чувств, возвращающих организму чувство принадлежности к реальности. Отчуждение и смешение в нашем мире «сетевых обществ», где разрушены почти все вертикальные иерархические и социальные связи, неизбежно порождают защитные автаркийные механизмы как в политике и экономике, так и в человеческом сознании.
Действительно, если мы посмотрим более внимательно на современное общество, то мы заметим, что в нем превалируют две социальные тенденции, которых условно можно обозначить как тенденции «Граждан Почвы» и «Граждан Мира». Или же, выражаясь языком Максимилиана Волошина, стоит лишь прислушаться «ко всем явленьям жизни», то обнаруживается «двойной поток: цветенье и распад». Но эти две тенденции, совершенно противоположные по знаку, качеству и индексу активности, сегодня странно совпадают в одном — в своем стремлении к обособлению от внешнего мира. Как почвенники-патриоты, так и носители либерально-космополитического мировоззрения в глобализованном мире способны активно проявлять себя как группы или клубы автаркийных сообществ, устроенных по сетевому принципу.
Когда почвенник говорит о приоритете национальных интересов, о преображении и возрождении своей страны, например — России, на самом деле его мессианский тезис в реальном измерении обозначает не более, чем максимальное распространение среды своей смысловой автаркии и максимальное расширение союза своих автаркийных сообществ: людей, общин и пространств. Также и либерал-космополит, когда рассуждает о «всеобщей свободе», представляет он ее себе вполне конкретно, в духе песенки Макаревича «Дом»:
Двери покрепче справим,
Рядом на цепь посадим
Восемь больших голодных псов.
Чтобы они не спали,
К дому не подпускали
Горе, врагов и дураков.
Рядом с парадной дверью
Надо вкопать скамейку,
А перед ней тенистый пруд.
Чтобы присев однажды
Мог бы подумать каждый,
Нужен ли он кому-то тут?
Иными словами, в идеале мир либерала — это мир замкнутых коттеджных хуторков, в котором живут «приличные люди», обособленные автаркией собственного комфорта от внешних «стихии» и «хаоса». Даже корни таких явлений, как индивидуализация, лежат в глубоко автаркийных психологических моделях: провозглашение либерального примата прав и интересов индивидуума перед обществом является типичной автаркией, на сей раз — абсолютной автаркией личности.
В этом отношении имеет смысл говорить о противостоянии «позитивной» и «негативной» автаркий. В этом противостоянии одни проявления автаркии можно рассматривать как стремление к Бытию, а другие — как стремление к Небытию. Последние отличаются от первых тем, что они не знают пределов для реализации собственных автаркических тенденций. К ним можно отнести концепцию всемирного правительства One World, когда автаркия достигнет планетарных пределов и развиваться ей дальше будет уже некуда. Тогда, по слову св. Иоанна Богослова явится «тайна беззакония» — глобальная империя Антихриста, которая будет последней и самой мощной автаркией на земле, но чья суть будет проявлена не в обособлении от себе подобных, а в обособлении от Бога, от Бытия и его законов. Но святые отцы вслед за апостолами говорят нам, что эта автаркия не проявится в своей полной силе до тех пор, пока будет существовать «автаркия Удерживающего», воплощенная в России и ее Катехоне — будущем Государе.
