 |
| Русское Воскресение | Юрий Осипов | 30.07.2007 |
Во-первых, это соотношение всегда формируется в конкретном историческом, культурном и социальном контексте. Поэтому в истории человечества можно найти периоды разных взаимоотношений между наукой и религией — от плодотворного сотрудничества, например, во времена Средневековья, до резкого противостояния, например, в эпоху Просвещения и в XIX веке.
Во-вторых, необходимо отличать науку как рациональ ную познавательную деятельность от так называемого на учного мировоззрения, которое на самом деле наукой не является, но использует науку, а также опирается на неко торые философские системы; самый яркий пример — это материализм. Проанализировав историю по крайней мере трех с половиной столетий, сегодня мы можем пригнать: такое эксцентричсское мировоззрение, претендующее на уни версальность и заменяющее религию, конечно, не состоя лось, чего нельзя сказать о науке. Безусловно, в разные периоды своего развитая наука переживала серьезные кризисы, но всегда умела находить новые формы своего суще ствования, которые приводили к качественно новым знани ям, новым достижениям в технике.
Конечно, наука не противостоит религии как рациональное иррациональному. Религия немыслима без рационального, понимающего и объясняющего подхода, столь разви того в теологии, которая, кстати, как и наука, никогда не стоит на месте.
Рационализация церковной традиции, включая становле ние догматики, была направлена на отстаивание истинного содержания христианской веры от намеренных или случай ных ее искажений, а иногда и просто от нападок враждеб ных учений. Например, в ранний патриотический период христианская теология формировалась в полемике с гности ками, арианами и другими духовными течениями, которые деформировали истину Предания и Писания. В этих спорах отцы Церкви опирались не только на Святое Писание, но и на рационально развитые философские учения — неоплато низм, аристотелизм, стоицизм, продолжая отшлифовывать высокую интеллектуальную культуру Древнего Мира.
Яркий пример — теологии блаженного Августина и свя того Фомы. Это свидетельства большой интеллектуальной культуры, а не только глубины и силы христианской веры. Поэтому нельзя упрощать историю и противопоставлять науку религии как рациональное иррациональному.
В мировых религиях рациональное начало органически сочетается с верой, потому что в их рамках человеческое поведение регулируется системой знаний о разумно-нравст венном божественном миропорядке, определяющем нормы человеческих взаимоотношений.
В то же время, говоря о взаимоотношении науки и рели гии, мы должны учитывать исторические рубежи проблемы. Догреческий мир не знал противостояния науки и религии. Классическая античность уже знает этот конфликт. Однако самые развитые рациональные космологические системы, как правило, венчаются представлением о божественном уме, Логосе, как тогда говорили, правящем в мире. И в позднем эллинизме причастность человека божественному Логосу, осу ществляемая на высших стадиях познания, предполагает оп ределенную религиозно-мистическую практику.
Только внутри христианской культуры проблема отноше ний науки, как в достаточной мере развитого знания о внешнем мире, и религии, исходящей прежде всего из опы та взаимоотношений человека с Богом, становится острой, ясно артикулированной.
Отношения науки и религии складываются по-разному на Востоке и Западе христианской цивилизации. Наиболее драматичны они были на католическом Западе. Это было обусловлено тем, что Запад оказался колыбелью новоевро пейской науки. Католическое богословие уже с ХП-ХШ веков поддается соблазну строить себя как рациональную систему знаний, и поэтому, естественно, стремится вклю чить в себя естественнонаучные теории. Но поскольку ко смологические представления античности, на которые опи ралась средневековая наука, нередко противоречили христи анским догмам, церковным властям приходилось решитель, но осуждать положения античной науки. Яркий пример: в 1277 году парижский епископ осудил 219 положений, свя занных с аристотелевой физикой и философией.
Навязанные силой космологические представления, в ос новном обусловленные теологическими постулатами, парадоксальным образом работали на возникновение науки Нового Времени. Они способствовали разрушению арис тотелевой космологии, подрывая методологическую пре тензию аристотелевой физики на априорную дедукцию космологии из каких-то начал, и тем самым открывали дорогу к экспериментальному естествознанию. Это очень важно понимать. Следуя этому пути, например, уже в XIV столетии ученые признают рациональное существование пустого пространства, как мы говорим, вакуума, за грани цами сотворенного мира.
Однако стремление приказывать науке сыграло злую шутку с католической ортодоксией. Вспомним историю с коперниканской системой мира. Совсем недавно, уже в девяностые годы нашего столетия, католическая церковь сделала официальное заявление, что история эта, как было сказано, — досадное недоразумение.
Исследования историков за последние годы внесли су щественные коррективы в известную историографию, со гласно которой нет и не было у науки более заклятого врага, чем религия. Хорошо известно, что в нехристианских стра нах наука в новоевропейском смысле вообще нигде не воз никла. И христианский импульс носил разнообразный ха рактер, зависящий от конкретной исторической ситуации. Например, Ван-Гельмонд, голландский ученый XV — XVI века, развивает химию Парацельса, расширяет ее во всеохватыва ющую философию и интересно называет ее: то естествен ной, то химической, то христианской. Последний эпитет неслучайный, потому что для многих исследователей создаваемая натуральная философия казалась именно христианской, явно в противовес языческим спекуляциям Аристотеля и вы дающегося древнегреческого врача Галена.
Однако возрожденческая натурфилософия и концепция природы характеризовалась смешением таких базовых кате горий как божественное и природное или естественное. Для нового математического естествознания необходимо было четко разграничить эти понятия, чтобы отделить науку от религии, и не было лучшей возможности для этого, чем возникавшее новое механистическое естествознание. Именно оно позволило однозначно определить, с точностью до аксиоматики, что же такое естественное, или природа, являвшаяся его, естествознания, законным предметом. Рели гии и теологии в качестве их собственного предмета оста валась область божественного или сверхъестественного, как тогда говорили.
Для того, чтобы противостоять возрожденному анимизму, магии, оккультным учениям, чуждым и враждебным христи анству, нужен был новый рационализм, дающий более стро гое, экспериментально проверяемое понимание законов приро ды, чем-то понимание, которое мог дать уже дискредитиро ванный аристотелизм. Это понимание предложил" Коперник, Кеплер и с особой силой Галилей. Поэтому совсем не случай но, что защита христианства от магии соединилась с защитой ценностей новой механистической науки. И для творцов, но вой науки натурфилософы Возрождения были представителя ми равным образом и антирелигии, и антинауки.
Таким образом, религиозная мотивация в пользу новой механистической науки и научная мотивация в пользу хри стианства, под крылом которого новая наука чувствовала себя защищенной, сливались в едином импульсе, созидаю щем новую культуру.
Кризис культуры в Европе XVI — XVII веков был глубо ким системным кризисом. Под вопрос было поставлено само духовное единство европейского человечества — как его христианское ядро, так и традиционный, идущий еще от античности рационализм. И тот союз науки и христианства, который тогда оформился, явился спасительным для судеб европейской культуры.
Без верности творцов новой науки христианской тради ции с усвоенным его из античности рационализмом наука нового времени просто бы не возникла. Но тогда, когда она возникла, вместе с ней возник и соблазн отказаться от учения о двух истинах, разделявшегося, например, Декар том, у которого истины так называемого «естественного светлого разума» отличались от «истин света веры» (это в его терминологии). Причем вторые по иерархии стави лись выше первых. Но уже ближайший ученик Декарта Леруа отказывается от принципа двойственности истины и приходит к атеистическому, материалистическому мировоз зрению, под которое подводится в качестве его научной базы механистическое естествознание эпохи. Но этот шаг не возникал автоматически из самой науки.
Он становится понятным, если учитывать контекст всей истории Европы той эпохи, потерпевшей неудачу обрести вечный мир и желанную гармонию для се народов в рамках всех устраивающей религиозной формулы. Именно эта не удача заставит обратить сердца и умы европейцев к науке как эрзацу религии. В результате на науку были возложены задачи явно религиозного порядка: не только создать с помо щью зависимой от нее техники рай на земле, но и полно стью преобразовать саму природу человека. К концу нашего тысячелетия обнаружилось, что эти надежды не оправдались. Именно поэтому человек нашего времени ищет путей к хра му, стараясь при этом сохранить и ценности науки, границы которой он, конечно, теперь понимает по-новому.
На христианском Востоке отношения науки и религии никогда не принимали такого обостренного характера, как на Западе. Это было обусловлено в основном традицион ной и более трезвой локализацией научного знания в пра вославной духовной культуре. Христианский Восток за поздал с развитием науки, понимаемой как математичес кое естествознание. Поэтому о взаимоотношениях науки и религии в этом регионе приходится говорить, имея в виду XIX столетие и ограничиваясь главным образом русской культурой.
Один из русских философов в середине прошлого века писал: «В Церкви Православной отношения между разумом и верою совершенно отличны от церкви римской и от протестантских исповеданий. Это отличие заключается, между прочим, в том, что в Православной Церкви божественное откровение и человеческое мышление не смешиваются, пре делы между божественным и человеческим не переступают ся ни наукой, ни учением Церкви. Как бы ни стремилось верующее мышление согласить разум с верой, но оно никогда не примет никакого догмата Откровения за простой вывод разума, никогда не присвоит выводу разума авторитет От кровенного догмата. Границы стоят твердо и нерушимо. Ни Патриарх, ни собрание епископов, никакое глубокомысленное соображение ученых, никакая власть, никакой порыв так на зываемого общественного мнения какого бы то ни было времени не могут ни прибавить нового догмата, ни изменить прежний, пи приписать его толкованию власть божествен ного Откровения и выдать таким образом изъяснение чело веческого ума за святое учение Церкви или вмешать авторитет вечных, незыблемых истин Откровения в область науки, подлежащей развитию, изменению, ошибкам, личной совести каждого. Всякое распространение церковного учения далее пределов церковного Предания само собой выходит за рамки церковного авторитета и является как частное мнение, бо лее или менее уважительное, но подлежащее суду разума».
Это было написано, повторяю, в середине прошлого века. Православное понимание взаимных отношений между сфе рами научного знания и религии во многом предвосхитило выводы исторических и философских исследований фено мена науки, предпринятых во второй половине XX века,
Беспрецедентно бурное развитие науки в нашем столе тии заново поставило вопрос о взаимоотношении науки и религии. Если до научной революции, начавшейся на рубе же XIX — XX веков, жестко детерминистическая модель мира по существу не оставляла религиозному сознанию иных возможностей, кроме деизма, то в XX веке, после измене ния фундаментальных представлений о пространстве, вре мени, причинности, после появления в квантовой механике соотношений неопределенности и принципа дополнительности, мир уже больше не представляется абсолютно де терминированной машиной, в которой Богу просто не было места. Кроме того, историко-научные, историко-философские исследования показали существенную зависимость науки от социокультурных факторов эпохи, в частности, от религиоз ных представлений.
Диалог между наукой и религией вышел на новый уро вень. Естествознание XX столетия, по преимуществу физика и космология, самой логикой эволюции новоевропейского научного разума было подведено к вопросу о происхождении мира и его элементов, и в рамках физики оказались осмыс ленными вопросы (не ответы — вопросы), как и почему воз никли элементарные частицы со строго определенными па раметрами, почему, например, радиус электрона — 1013 см, а не больше и не меньше. В рамках космологии сегодня ста вятся вопросы, почему и как возникла наблюдаемая Вселен ная со строго определенными параметрами, почему прост ранство трехмерно, а время одномерно и так далее.
До тех пор, пока предметом изучения в научных дис циплинах был мир, подчиняющийся локальным законам, то есть законам, выявленным и установленным эмпирическим естествознанием, когда существование наблюдаемых эмпирических фактов требует какого-то общего объясне ния, европейская наука удовлетворяла требованиям, кото рые можно сформулировать так: факты требуют объясне ния в законах.
Новая задача, возникшая перед европейским естествозна нием, теперь уже должна удовлетворять другому требова нию: законы, которым подчиняются наблюдаемые факты, требуют объяснения. Выяснилось, что сами законы есть просто тонкий поверхностный слой той сферы принципов, симметрии и неких фундаментальных закономерностей, ко торым подчиняется бытие мира в целом. Без знания по следних невозможно объяснить, почему наш локальный мир подчиняется именно этим законам, а не другим.
Один из отцов эволюционной космологии советский уче ный Ландау на первое место среди проблем космологии ставил проблему происхождения Вселенной. Он говорил буквально следующее: «Один из мучительных вопросов, стоящих перед космологами, состоит в том, было ли что-нибудь до момента Т=0, до какого-то начального момен та, и если нет, то как и откуда возникла Вселенная. Рож дение и смерть Вселенной, подобно рождению и смерти человека, являются одной из наиболее волнующих проблем, стоящих не только перед космологией, но и перед всем современным естествознанием «.
Таким образом, сама научная космология сегодня ставит проблемы, соотносящиеся с обсуждаемыми в традиционной теологии вопросами происхождения Вселенной. Как гово рится, круг замкнулся и замкнулся очень сильно. Не слу чайно многие естествоиспытатели и математики, начав свои изыскания людьми неверующими, каждый своим путем, по-разному, но приходили в конце концов к вере, ибо создание любой стройной научной системы неизбежно приводит к мысли о существовании, как говорят в нашей среде, Абсо лютного Бытия.
В современном научном познании все чаще исследова тель сталкивается с ситуациями, когда поиск истины оказы вается тесно связанным с нравственными проблемами. Об этом сегодня говорил Его Святейшество. В таких областях науки и техники, как генная инженерия, изучение генома человека, клонирование и так далее, оказываются недоста точными классические принципы научного этоса, которые ориентируются на объективное изучение мира и рост ис тинного знания. В этих областях наука и техника вторгают ся в святая святых самих основ человеческого бытия, и ориентиром деятельности здесь становятся наиболее широкие нравственные принципы, которые вырабатываются уже не в самой науке, а в других областях культуры, и в значительной степени — в области религиозно-нравственного поиска. И как актуально звучит сегодня мудрое напомина ние Серафима Саровского о необходимости избегать рассе яния ума, пробуждать у людей голос совести, сердечное сокрушение и желание перемен к лучшему.
В настоящее время в отношениях религии и науки набирают силу процессы их явного сближения. И если в начале Нового Времени, в эпоху Просвещения наука стремилась обрести полную автономию от религии и, наконец, вытес нить ее с позиций мировоззренческого и духовного центра культуры, то теперь происходит их сближение и взаимодействие в формировании ценностей культуры, ориентирующей ся на человека. При этом процесс обновления затрагивает и религиозные институты, а не только науку.
На заре возникновения новой науки ей помог союз с христианством. Возможно, что новый союз науки и хрис тианства, а в нашей России — Православия, поможет пре одолеть трудный период экологического и нравственно-эти ческого кризиса, в котором оказалась современная цивилизация.
Выступление на Соборных слушаниях Всемирного Русского Народного Собора «Вера и знание: наука и техника на рубеже столетий», 18−20 марта 1998 года, Москва — Сергиев Посад
Юрий Осипов, академик РАН, президент Российской Академии наук
