Татьянин день | Юлия Анохина | 21.07.2007 |
Вообще, картины, показанные в рамках этой программы, условно можно разделить на четыре группы:
— фильм о съемках фильма (он был только один: «Три Андрея» Владилены Мусатовой, 1966; здесь молодые Андрей Тарковский и Анатолий Солоницын рассказывали о работе над фильмом «Андрей Рублев»);
— фильмы о памятных местах, связанных с Тарковским («Щипок» Максима Гуреева, 2000; «Память» Сергея Миненка, 1997−2002; «Моя Родина под водой» Егора Карпова, 2007);
— фильмы-воспоминания об А. Тарковском, содержащие размышления о творчестве режиссера, его истоках и пути («Андрей Тарковский. Воспоминание» Андрея Тарковского-младшего и Алексея Найденова, 1996; «Московская элегия» Александра Сокурова, 1986−1988; «Острова. Андрей Тарковский» Виталия Трояновского, 2001; «Студент Андрей Тарковский» Анны Графковой и Галины Леонтьевой, 2003);
— фильмы-размышления о месте творческого наследия А. Тарковского в сегодняшнем мире, сегодняшнем кино («После Тарковского» Петра Щепотинника, 2003; «Свет звезды» Бориса Бермана и Ильдара Жильдарева, 1998).
Особняком стоят фильмы об А. Кайдановском («Сны Сталкера» Евгения Цымбала, 1998) и об Арсении Тарковском (дилогия Вячеслава Амирханяна «Посредине мира», 1990, и «Малютка жизнь», 2004; «Острова. Арсений Тарковский» Виталия Трояновского, 2006), которые также были показаны в рамках ретроспективы.
Краткую информацию о каждой из этих картин читатель без труда найдет на сайте Дома кино. Мне же хочется поделиться впечатлениями о том, что показалось наиболее интересным или наиболее спорным.
Пожалуй, самым спорным, если не сказать провокационным, был фильм Б. Бермана и И. Жильдарева «Свет звезды». Полемизируя с теми, кто считает кино А. Тарковского сугубо элитарным, режиссеры решили показать «простых зрителей», которые все-таки приняли это кино и не считают его чем-то сложным для понимания. Такими зрителями стали люди, весьма далекие от кино и от «элитарного» искусства: политики конца 90-х, популярный телеведущий и популярная же писательница. Единственным представителем мира кино в этой картине был Ролан Быков, снявшийся у Тарковского в фильме «Андрей Рублев».
Однако вот в чем парадокс: в своей попытке опровергнуть расхожий тезис (об «элитарности» кино Тарковского) режиссеры этой картины лишь подтвердили его правоту. Зритель в зале, слушая излияния откормленных «демократов» и «шоуменов» о Тарковском, постепенно приводится к мысли о том, что все эти люди ничего не поняли в его творчестве. Что Тарковский и «Битлз», Тарковский и ельцинский переворот 1991 года — «вещи несовместные». Более того, даже с пафосными аккордами Вэна Клайберна он никак не вяжется, несмотря на все субъективные ассоциации, которые прочно соединяют его музыку с фильмом «Солярис» в восприятии писательницы А. Марининой.
Это другое, более плоское представление о Тарковском, которому противопоставляется подлинно глубокое зрительское вживание и сопереживание такого мастера отечественного экрана, как Ролан Быков. Именно он произносит в фильме, по сути, ключевые слова: о невозможности превращения высокого искусства в массовое. И вот как он подводит зрителя к такому выводу. Р. Быков рассказывает о том, как однажды приехал на гастроли в некий северный город, где зарплаты были высокими, а жизнь — убогой. Вместе с одним из своих коллег он зашел пообедать в ресторан, где вовсю «гуляли» местные «трудящиеся». И вот, в грохоте дискотечных ритмов, сотрясавших зал, он услышал стихи Арсения Тарковского: «Вот и лето прошло, словно и не бывало…» Стихи, обезображенные уродливой «попсовой» музыкой, совсем не очищали душу. Отнюдь. В таком виде они стали такой же «попсой», китчем, частью массовой культуры, как и остальные песенно-дискотечные тексты, перестав быть произведением искусства.
Совершенно другое, но не менее яркое впечатление осталось у меня от фильма Андрея Тарковского-младшего, снятого в соавторстве с Алексеем Найденовым: «Андрей Тарковский. Воспоминание». Здесь о Тарковском, режиссере и человеке, рассказывает его сын. Голос автора звучит за кадром, лица его не видно, но мы как бы смотрим его глазами на все происходящее, вместе с ним беседуем с Анной Семеновной, тещей Тарковского, с Ларисой Павловной, его вдовой (она умерла вскоре после съемок фильма, в 1996 году), с французским переводчиком «Запечатленного времени» (монографии Тарковского о киноискусстве). И перед нами возникает образ живого человека: вдумчивого, серьезного, временами невыносимого, а временами — веселого, умеющего радоваться жизни, природе, красоте. А еще — образ русского человека, который сам, своими руками строит дом, колет дрова, мастерит какие-то вещи из дерева… Просто живой человек. Живой Тарковский.
Линию психологического (и творческого) портрета продолжает вгиковский фильм «Студент Андрей Тарковский». В основу картины легли воспоминания Александра Витальевича Гордона, мужа Марины Арсеньевны Тарковской и однокурсника Андрея Тарковского, а также архивные материалы ВГИКа. Фильм решен в форме монтажно-постановочной картины: эпизоды с актерами, снятые на черно-белую пленку, чередуются с кадрами кинохроники и документальными материалами. Режиссеры рассказывают нам о студенческих работах Тарковского: о фильмах «Убийцы» (по рассказу Э. Хэммингуэя), «Сегодня увольнения не будет» (по газетному очерку о подвиге саперов в мирное время), «Каток и скрипка» (о дружбе мальчика-скрипача с рабочим, водителем асфальтового катка). Зритель слышит предполагаемые беседы Тарковского с сокурсником, следит за их удаляющимися фигурами, но не видит лиц. Создается ощущение подглядывания, подсматривания за реальной жизнью. Особенно запомнился эпизод с выездом вгиковцев «на картошку». Два будущих режиссера несут тяжелые ведра через поле к грузовику и попутно ведут интеллектуально-философские беседы о том, чем гений отличается от таланта. «Гений, — отвечает молодой Тарковский, — это человек, без которого мы уже не можем представить своей жизни. Без которого история пошла бы иначе. А без таланта все было бы по-прежнему».
Пожалуй, сам А. Тарковский относится к числу таких художников, без которых уже нельзя представить себе сегодняшнего кинематографа, искусства вообще, как бы мы ни относились к его творчеству. Ведь, по словам Ингмара Бергмана, ему удалось проникнуть туда, куда сам он и другие режиссеры до Тарковского попасть не смогли: «Я вдруг очутился перед дверью в комнату, от которой до тех пор не имел ключа. Комнату, в которую я лишь мечтал проникнуть, а он движется там совершенно легко».
Теперь дверь в эту комнату открыта. Не для всех, а для каждого, кто готов в нее войти.