 |
| Седмицa.Ru | Андрей Кострюков | 11.07.2007 |
 |
| Архиепископ Серафим (Соболев) |
Архиепископ Богучарский Серафим (Соболев) не относится к числу церковных деятелей, забытых потомками. Могила иерарха посещалась православными болгарами и паломниками из других стран даже в годы атеистических гонений, а многочисленные жизнеописания архиепископа Серафима охватывают период от момента рождения будущего святителя до его праведной кончины. Не остается без внимания и письменное наследие архипастыря — его проповеди и сочинения переиздаются как в России, так и за рубежом.
И всё же, при изобилии житий архиепископа Серафима, существует в жизни владыки ряд моментов, оставшихся без должного внимания со стороны исследователей. Один из таких моментов — участие епископа Серафима в событиях, последовавших после указа Святейшего Патриарха Тихона и соединенного присутствия Священного Синода и Высшего Церковного Совета N 348/349 от 22 апреля/5 мая 1922 г. об упразднении Высшего церковного управления за границей [1].
Данный указ стал одним из ключевых моментов в жизни Русской Зарубежной Церкви, некоей гранью, перейдя которую, Зарубежный Синод встал на путь самостоятельного существования. И прояснить, какую позицию занял в этом важном вопросе епископ Серафим, впоследствии перешедший в Московский Патриархат, представляется очень важным.
Напомним основную канву событий. Постановление N 348/349, не опубликованное в прессе и пришедшее за границу после известия об аресте Патриарха Тихона [2], повергло зарубежных архиереев в глубокое недоумение. Архипастыри были растеряны: Патриарх арестован, в Петрограде готовится смертный приговор митрополиту Вениамину, власть в Русской Церкви формально принадлежит обновленческому ВЦУ. Смущение зарубежных архиереев было столь сильным, что поначалу даже решили не предавать указ огласке. Вплоть до сентября 1922 г., когда состоялся Архиерейский Собор, указ был известен только узкому кругу зарубежных церковных деятелей [3]. В течение летних месяцев сформировались две партии — сторонников и противников указа. Твердо и последовательно стоял за выполнение постановления только епископ Вениамин (Федченков). Митрополит Евло-гий (Георгиевский), которому, по мысли указа, передавалась власть над приходами в Европе, хотя и склонялся к тому, чтобы выполнить постановление, твердости в данном вопросе не проявлял.
Среди противников указа были члены Заграничного ВЦУ протоиерей В. Востоков, генерал Батюшин, а также секретарь Заграничного Высшего церковного управления Е. Махароблидзе. К осени данную позицию занял и митрополит Антоний (Храповицкий), первоначально желавший передать власть митрополиту Евлогию и удалиться на покой. Большинство находившихся за границей архиереев также стояло за невыполнение указа. В такой обстановке, несмотря на протесты митрополита Евлогия и епископа Вениамина, 19 августа/1 сентября 1922 г. Архиерейский Собор принял решение отложить выполнение указа до установления в России законного церковного управления и освобождения Патриарха [4].
2 сентября 1922 г. в Сремские Карловцы прибыл архиепископ Анастасий (Грибановский). Под его воздействием первоначальное решение было отменено. Заседание, на котором присутствовали только архиереи (12 человек), постановило указ исполнить, то есть упразднить Высшее церковное управление, созвать Русский Заграничный церковный собор (с участием мирян) для организации власти, а власть временно передать Синоду архиереев [5].
Следующий Архиерейский Собор, открывшийся по благословению Сербского Патриарха Димитрия 18/31 мая 1923 г., поставил точку в вопросе реорганизации церковного управления за границей. Было решено, что высшей властью для Зарубежной Церкви будет Архиерейский собор, созываемый один раз в год. Синоду передавалась власть в промежутках между соборами [6].
Рассмотрим, какое участие в данных событиях принимал епископ Серафим.
Прежде всего, надо отметить, что в начале двадцатых годов епископ Серафим значительного влияния на деятельность Заграничного ВЦУ, по всей видимости, не оказывал. Даже о дате проведения Кар-ловацкого собора (ноябрь 1921 г.) владыка имел информацию не из первых уст, а из газет. «Ядо сих пор не знаю, — писал епископ Серафим в Карловцы 21 сентября 1921 г., — когда будет Всезарубежное Церк[ов-ное] собрание. В газете «Новое Время» даются разные сведения — то 8 ноября ст[арого] ст[иля], то в окт[ябре]. Будьте добры сделать распоряжение сообщить мне об этом"[7]. И все же епископ Серафим обладал правом голоса, и прочие архиереи не могли не считаться с этим.
Отношение владыки Серафима к патриаршему указу N 348/349 проявилось на Соборе в сентябре 1922 года. На заседании 1 сентября епископ Серафим пытался занять некую взвешенную позицию, не становясь на сторону противников патриаршего указа, но и не соглашаясь со сторонниками его безоговорочного исполнения.
По словам протоиерея В. Востокова, на этом заседании владыка призвал отнестись к указу «с мудростью змеиною и кротостью голуби-«о/о» [8]. Первоначальное решение, согласно которому выполнение указа откладывалось, не удовлетворило архипастыря. Это показали события, произошедшие на следующий день.
Прибывший в Карловцы архиепископ Анастасий не согласился с принятым накануне постановлением. В этом он в какой-то степени проявил единомыслие с митрополитом Евлогием и епископом Вениамином. Конечно, трех голосов против девяти было недостаточно, и архиепископу Анастасию была необходима поддержка. И именно в этот критический момент владыку Анастасия неожиданно поддержал не кто иной, как епископ Серафим. К ним присоединился архиепископ Феофан (Быстров). Вслед за ними свой голос за выполнение указа подал митрополит Антоний (Храповицкий). При равенстве голосов за и против председательский голос владыки Антония оказался решающим, и принятое накануне постановление было отменено [9]. Как видим, голос владыки Серафима на этом заседании сыграл довольно важную роль, и кто знает, как бы сложились дальнейшие отношения Синода с Москвой, не выступи архипастырь в поддержку владыки Анастасия.
В течение девяти месяцев до следующего собора архипастыри решали вопрос о дальнейшей судьбе Зарубежной Церкви. В Синод шли письма от иерархов, священников и мирян, от приходов и общественных организаций. В феврале 1923 г. в Карловцы пришла докладная записка и от епископа Серафима.
В этом документе архипастырь изложил свои соображения как относительно указа N 348/349, так и относительно будущего устройства Зарубежной Церкви. Доводы, приведенные владыкой Серафимом, интересны даже сейчас, не говоря о феврале 1923 г., когда вопрос об организации церковной власти за границей еще не был решен.
Епископ Серафим начинает свое письмо с того, что напоминает о неопределенном положении, в котором находилось Заграничное ВЦУ до его упразднения. «Нельзя сказать, — пишет архипастырь, -чтобы авторитет Высшей Русской Церковной Власти заграницей до появления здесь указа Святейшего Патриарха Тихона от 5 мая 1922 г. за N 348 был непререкаем. Даже среди заграничных русских епископов не у всех одинаково наблюдалось надлежащее к ней отношение». После же патриаршего указа «вопрос об организации Высшей Церковной Власти стал вопросом мучительным и трудно разрешимым» [10].
Трудность исполнения указа привела к тому, что создан был только временный орган управления — Архиерейский Синод, а собор, который должен был решить окончательно этот вопрос, все откладывался и откладывался, оставляя Зарубежную Церковь в неопределенном положении. Первоначально собор было намечено провести 21 ноября (по старому стилю) 1922 года. Затем он был перенесен на январь 1923 г., а затем на 17/30 мая, когда и состоялся. Перенесение собора не могло не беспокоить. Ситуация была непонятная. С одной стороны, собор 1922 г. заявил, что его решения временны, с другой — никто не знал, когда новый собор будет созван. Помимо этого архиереев тревожило возможное участие в соборе мирян. Первоначально собор планировалось провести по образцу Карловацкого. Однако печальный опыт этого собора, когда здравомыслящее меньшинство архипастырей оказалось заложниками мирянского большинства, подсказывал, что собор должен состоять из одних архиереев. В этом убеждали и настроения, царившие в среде русской эмиграции. Из писем, которые шли в Синод от различных организаций, следовало, что миряне, в большинстве своем, были настроены к указу намного более непримиримо, чем архиереи. Не связанные дисциплиной, столь важной для иерархов, многие из мирян не считались с авторитетом Патриарха Тихона и были готовы идти на раскол с Церковью в России ради политической деятельности. Не следует забывать, что именно миряне Махароблидзе и Батюшин были наиболее активными противниками указа на соборе в сентябре 1922 года.
Епископ Серафим не оставил в стороне и эту проблему. В своем письме он крайне отрицательно отзывается о перспективе участия в будущем соборе мирян. По мнению владыки, лучше нынешняя неопределенность, чем собор с участием мирян, которые внесут смуту. Доводы архипастыря убедительны.
«Может быть, будет лучше, — пишет он, — если такой Собор не состоится совсем. Ведь главным центральным предметом при обсуждении вопросов об организации Высшей Церковной Власти будет указ, связанный с именем Святейшего Патриарха Тихона. Но допустимо ли положение на церковном Соборе, в котором по необходимости миряне окажутся в роли судей по отношению к Патриарху. Это обстоятельство, несомненно, подорвет авторитет личности Патриарха Тихона не только в глазах всего русского народа, но ив глазах всего мира. Поэтому нам кажется, что лучше созвать собор из одних только епископов для окончательного решения данного вопроса. С канонической точки зрения он будет правомочен это сделать, ибо не миряне, а епископы — главные ответственные лица в Церкви, и все равно им будет принадлежать решающее слово по вопросу Высшей Церковной Власти» [11].
Далее епископ Серафим переходит к рассмотрению вопроса об организации высшей церковной власти за границей. Владыка считает, что такой вопрос должен решаться соборно, и только это убережет Зарубежную Церковь от раскола [12].
Епископ Серафим выступает за соборное управление Зарубежной Церковью. Такое управление владыка противопоставляет единоличной власти. В качестве таковой епископ Серафим рассматривает, прежде всего, власть митрополита Евлогия. Здесь владыка Серафим переходит к рассмотрению прав последнего в свете указа N 348/349. «Мы должны, — говорит владыка, — отказаться от мнения, которое, основываясь на указе, хотело бы передать всю полноту власти Митрополиту Евлогию. Мы думаем, что самый указ не дает юридического основания для этого. Указ не предоставляет Митрополиту Евлогию новой власти, а только оставляет за ним то, что он имел прежде. «В силу допущенных Высшим Русским Церковным Управлением заграницей, говорится в этом указе, означенных политических от имени Церкви выступлений и принимая во внимание, что за назначением тем же Управлением Преосвященного Митрополита Евлогия заведующим русскими православными церквами заграницей собственно для Высшего Церковного Управления там не останется уже области, в которой оно могло бы проявить Свою деятельность, означенное ВЦУ упразднить, сохранив временно управление русскими заграничными приходами за Митрополитом Евлогием и поручить ему представить соображения о порядке управления названными церквами». Конечно, словам: «Заграничными приходами» можно было бы придать слишком преувеличенное значение, если бы не было здесь слова: «сохранить». Последнее указывает на предел, до которого должна простираться власть Митрополита Евлогия» [13].
Границы власти митрополита Евлогия, по мнению епископа Серафима, ограничены указом Патриарха от 26 марта/8 апреля 1921 г. за N 424, в котором Патриарх признал в ведении владыки Евлогия лишь приходы в Западной Европе, в соответствии с назначением Заграничного ВЦУ. Митрополит Евлогий, таким образом, только один из нескольких глав епархий, находящихся в Европе.
«Митрополиту Евлогию, — пишет владыка Серафим, — предоставлена власть епархиального архиерея над русскими заграничными приходами в Западной Европе. Но ему не предоставлена власть над заграничными русскими приходами, находящимися на ближнем востоке: в Греции, Турции, Болгарии и Сербии, власть над коими вверена тем оке Высшим Церковным Управлением заграницей четырем русским архиереям с такими же одинаковыми правами — епархиального епископа. Власть этих архиереев над заграничными русскими приходами во вверенных им заграничных русских епархиях нисколько не отнимается указом Патриарха от 5 мая, ибо уничтожение им В[ысшего] Русского] Щерковного] Управления] з[аграницей] вовсе не означает, что им уничтожены все его прежние постановления и, в частности, его постановления о назначении архиереев в Турцию, Болгарию и Сербию в качестве правящих епархиальных епископов» [14].
Указ N 348/349, по мнению владыки Серафима, не может лишить кафедр этих епископов и передать их права митрополиту Евлогию. «Отнять эту власть у последних можно только по суду. Но и в этом отношении означенные епископы находятся в одинаковом положении вместе с Митрополитом Евлогием: они сейчас не предаются суду Патриарха, а только будут преданы суду, когда Святейший Синод при Патриархе Тихоне будет поставлен в нормальные условия работы, как об этом свидетельствует указ Патриарха. Итак, по нашему мнению, последний не дает юридических оснований к тому, чтобы Митрополиту Евлогию быть главою всех русских заграничных приходов всей Русской заграничной Церкви» [15].
Рассмотрев каноническую сторону вопроса, владыка Серафим переходит к стороне нравственной, а именно к вопросу о том, правильно ли поступила Зарубежная Церковь, издав послание к Генуэзской конференции. Следует отметить, что епископ Серафим, несмотря на свои монархические взгляды, не берется доказывать правильность решения о восстановлении Царя из Дома Романовых, ибо этот вопрос «вызывает к себе различные отношения» [16]. Владыка защищает здесь только послание к Генуэзской конференции и утверждает, что обвинять Высшее церковное управление за границей в издании этого документа неправильно. Послание это — «вопль тяжко страдающей русской души с мольбою ко всем народам мира — спасти всеми возможными мерами вплоть до оружия несчастный русский народ от большевизма как «культаубийства, грабежа и богохульства в России»» [17].
Свое мнение владыка Серафим подтверждает примерами, не замеченными другими защитниками Высшего Церковного Управления.
«Обратившись с таким посланием к мировой конференции, — говорит владыка, — члены Всезаграничного Русского Собора сделали по существу то же самое, что сделали некогда отцы Карфагенского Поместного Собора, обратившись к государям — двум сыновьям императора Феодосия Великого с мольбою прислать вооруженную помощь для спасения Церкви и православных людей от насилий еретиков-донатистов, на которых не действовали добрые меры вразумления» [18].
Далее епископ Серафим приводит цитату из 93 (104) правила Карфагенского собора, где содержится ссылка на апостола Павла, прибегшего к воинской помощи против «людей бесчинных», и заключает: «Если бы этот древний исторический факт из жизни Православной Церкви не был бы достоин для нашего подражания, то он не был бы занесен Церковью в одно из Канонических своих правил. Но в таком случае, члены Всезаграничного Церковного собора пред судом Церкви и Ее законом — каноном, являются не только неповинными за послание к мировой конференции и достойными осуждения, но заслуживающими похвалы, ибо они сделали не худое, а доброе дело — такое, какое некогда совершил и Патриарх Московский Гермоген, из-под земли рассылая свои послания русскому народу и призывая его встать на защиту России от владычества и тиранства Поляков, за что он принял мученическую кончину и причислен к лику святых» [19].
Далее владыка Серафим рассуждает так: если Патриарх осудил шаг, с канонической стороны безупречный, значит, он сделал это под давлением. «Мы не хотим тем самым осуждать Святейшего Патриарха… - говорит епископ Серафим. — Мы хотим только сказать, что такое отношение к означенному факту Святейшего Патриарха не может быть его свободным волеизъявлением, а есть плод небывалого насилия врагов нашей Церкви, которое испытывает Она, в особенности в лице Ее главы — Патриарха Тихона» [20].
Теперь автор докладной записки подходит к вопросу о том, нужно ли выполнять то, что дано под давлением. Здесь владыка снова приводит пример, правда, связанный не с Православной Церковью, а с Римо-Католической. Однако, пример удачен тем, что описывает поразительно похожую ситуацию.
«Мы, — пишет епископ Серафим, — епископы Русской Заграничной Церкви, не должны быть в положении тех католических епископов, которые в течение пятилетнего заключения Папы Пия VII Наполеоном I-ым были введены в заблуждение относительно действительной воли Папы. Тогда в Католической Церкви во Франции стоял на очереди кардинальный церковный вопрос. Дело шло об издании правил назначения на епископские кафедры при совместном участии в этом акте государственной и церковной власти. Государственная власть в лице Наполеона настаивала пред Папой на издании таких правил, которые освобождали бы ее от необходимости постоянного обращения к Папе при замещении епископских кафедр. Для того, чтобы вынудить у папы согласие на издание таковых правил, что впоследствии и было достигнуто, Наполеон не останавливался ни перед чем: он лишил Папу свободного общения с внешним миром, созывал епископские Соборы, обманывал епископов относительно истинного положения Папы к сему вопросу, вымогал желательные ему от них решения, не останавливаясь пред преследованием тех немногих епископов, которые до конца стояли на том, что Папа находится в условиях, исключающих возможность считать подписанное им решение касательно данного вопроса за выражение его действительной воли. Пять лет длилась борьба. Папа узник ничего не знал о давлении на епископов, и последние ничего не знали о том давлении, в силу которого Папа принужден был подписать акт в угоду Наполеона. Но после Папа так писал Наполеону: «В присутствии Бога объявляем, что совесть наша не допускает исполнения заключенного соглашения и что все, что мы не сделали во время своего заключения было бы лишь делом насилия и скандала, а потому мы… отказываемся от своей подписи». Освобожденный Папа одобрил поведение тех епископов, которые… решили стоять до конца и не считать за выражение его воли подписи, данной им в обстановке, при которой невозможно было свободное решение"n [21].
Епископ Серафим был уверен (и оказался прав), что, как и папа Пий VII, Патриарх Тихон подвергается давлению. «Если Богу будет угодно всем нам дождаться освобождения не только Патриарха Тихона, но и всей России от Советской власти, то мы узнаем, какое величайшее давление испытывал Святейший Патриарх от врагов нашей Церкви и Родины, пред которыми Наполеон является невинным младенцем со всеми ужасами своего насилия» [22].
Вывод владыки Серафима однозначен: выполнение указа означает отказ от правды, отказ от свободы, отказ от борьбы с безбожниками.
«Пока же, — считает владыка, — мы должны с крайнею осторожностью относиться к указу Патриарха Тихона. Ведь если нам принять его как руководство в своей деятельности, то мы должны осудить свое обращение к мировой конференции и впредь отказаться от подобных действий, которые направляются к защите нашей мученической гонимой Церкви и спасению русского православного народа. Можем ли мы, не испытывая такого насилия над собою, какое терпит сейчас Патриарх Тихон, отказываться от этого. Пусть ответит нам на этот вопрос наша собственная совесть» [23].
Далее епископ Серафим переходит к рассмотрению вопроса о церковной власти за границей. Владыка считает вполне обоснованным, что митрополит Евлогий не может претендовать на власть в Зарубежной Церкви. Разве может митрополит Евлогий взять власть, которая дается ему указом, прямое выполнение которого обязывает Зарубежную Церковь к прекращению борьбы с бунтовщиками. «Удобно ли… - спрашивает владыка Серафим, — принять, как руководство к своей деятельности, указ Патриарха Тихона Митрополиту Евлогию и в особенности в таком важном вопросе, каким является вопрос о принятии на себя главенства в заграничной Русской Церкви. Мы думаем, что на основании указа Патриарха этого сделать нельзя одинаково, как по мотиву юридического, так и нравственного свойства».
Однако далее епископ Серафим делает довольно неожиданное предложение. Он считает, что и митрополит Антоний не имеет права на власть, как не имеет он права быть «Наместником» Патриарха. «Нельзя быть главою Церкви или Наместником Патриарха и Митрополиту Антонию, как он уже мыслился на Карловацком Соборе его членами; - нельзя по той простой причине, что для сего нужно иметь назначение от Патриарха Тихона, а этого назначения не было» [24].
Итак, владыка Серафим предлагает противоречие: митрополит Антоний не имеет права на власть по причине отсутствия указа о назначении, митрополит же Евлогий, такой указ имеющий, не может выполнить его по соображениям «юридическим и нравственным».
Далее епископ Серафим переходит к вопросу об Архиерейском Синоде, который тоже необходимо упразднить. Синод есть явление временное, оставаться в таком состоянии высшая власть за границей больше не может. По мнению владыки, «Синод оставить нельзя, ибо это может подорвать авторитет самой последней высшей инстанции власти, остающейся для нас — власти соборной» [25]. Помимо того, что Синод нарушает принцип соборности, он еще и неканоничен, так как является тем же, чем было зарубежное ВЦУ. Из этого владыка делает следующий вывод: чтобы быть последовательными и сохранить послушание Патриарху Тихону, Архиерейский Синод надо упразднить. «Тем более, — продолжает владыка, — следует это сделать, что среди мирян и духовенства приходится слышать голоса, что указ Святейшего Патриарха Тихона касательно ВЦУ не исполнен, ибо оно продолжает существовать в виде Архиерейского Синода, и что последний существовать поэтому не должен» [26].
Епископ Серафим отмечает, что растет недовольство Синодом. Кроме того, многие полагают, что указ Патриарха дан добровольно. Все это рано или поздно приведет к расколу в Зарубежной Церкви.
Владыка Серафим пишет: «Здесь налицо не одна только искренняя и ошибочная уверенность, что указ Патриарха есть истинное его волеизъявление. Здесь вспоминается отрицательное отношение к авторитету Высшей Русской Церковной Власти заграницей вообще и к Председателю Синода в частности. Так или иначе, но такой взгляд на Архиерейский Синод ведет к умалению его авторитета и может, в случае разъединения, в среде самих нас, Иерархов, окончиться церковным расколом».
Казалось бы, в этой ситуации может помочь собор из епископов и мирян, но это приведет к «умалению авторитета святейшего патриарха Тихона и может принести большой вред не только в Церкви нашей заграничной, но и в России» [21]. Таким образом, и Синод, и ВЦУ необходимо упразднить.
Но кто же будет управлять Зарубежной Церковью? Владыка предлагает следующее решение: «остаться при Высшей Власти Соборной, разумея под нею власть собора епископов». О преимуществах такого управления владыка пишет: «Последняя не достигается указом Патриарха, она стоит вне его отрицательного действия; но вместе с тем она каноническая и единственная для всех нас, теперь — после указа Патриарха, авторитетная» [22].
Однако владыка понимал, что собор не может заседать постоянно. И автор докладной записки предлагает следующее: «Собор епископов не может при настоящих условиях нашей жизни быть таким постоянным органом Высшей Власти, каким является синод. Но ведь и члены Синода не заседают беспрерывно в течение года. Во всяком случае для нас, заграничных епископов, вполне будет возможно, если в течение года будет созываться собор четыре раза, с тем, чтобы один собор был великим при обязательном на нем присутствии всех заграничных епископов, и чтобы три собора было малых с обязательным присутствием на них половины всех заграничных епископов, в которую должна входить в свою очередь половина епископов правящих» [29].
Конечно, трудно признать удачным предложение владыки. Собрать даже половину зарубежных епископов четыре раза год в тех условиях вряд ли было возможно. Собрать же всех епископов, пусть даже один раз в год, тем более невозможно. Не могли ежегодно съезжаться в одно место и все европейские, и все дальневосточные, и все американские иерархи.
Но даже если бы они и съезжались, это не гарантировало нормальной работы Зарубежной Церкви. В перерывах между соборами кто-то должен был решать текущие дела. Владыка Серафим предлагает сделать такой властью Синодальную канцелярию с Управлением, состоящим из архиереев. Владыка пишет: «В Канцелярию будут направляться все дела, требующие решения от Высшей Церковной Власти, откуда в подготовленном виде они будут поступать в соборную сессию» [30].
Итак, с учетом последнего высказывания епископа Серафима, можно сказать, что его предложение состояло в сохранении некоего «Управления», которое мало чем могло отличаться от Синода. При этом владыка стоял за более частый созыв соборов. Таким образом, епископ Серафим предложил форму власти, которая в скором времени, хотя и в несколько иной форме, установилась в Зарубежной Церкви.
Более восьмидесяти лет отделяют нас от упразднения Заграничного ВЦУ. Сейчас уже установлено, что данный указ не был добровольным [31]. И в настоящее время в диалоге между Московским Патриархатом и Русской Зарубежной Церковью вопрос об указе N 348/349 не является основным, постепенно переходя из области полемической в область историческую.
Поэтому, наверное, не стоит пытаться ответить на вопрос, в чем прав, а в чем не прав был епископ Серафим, когда высказывал свое отношение к данному указу и предлагал свои формы организации церковного управления за границей. Важным представляется другое — находясь за пределами России, владыка Серафим не оставался в стороне от вопросов, тревоживших русское зарубежье, пытаясь вместе с другими иерархами-изгнанниками найти приемлемый выход из сложившейся в 1922 г. ситуации.
Примечания
1] Текст указа см.: Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной власти, 1917−1943 гг./ Сост. М. Губонин. ПСТБИ; Братство во Имя Всемилостивого Спаса, 1994. С. 193.
2] См.: Артемов Н., прот. Постановление N 362 от 7/20 ноября 1920 г. и закрытие зарубежного ВВЦУ в мае 1922 г. Историческое и каноническое значение // История Русской Православной Церкви в XX веке (1917−1933). Мюнхен: Изд. Обители преп. Иова Почаевского, 2002. С. 184.
3] ГАРФ. Ф. 6343. Оп.1. Д. 4. Л. 67.
4] См.: Никон (Рклицкий), архиеп. Жизнеописание блаженнейшего Антония, митрополита Киевского и Галицкого. Т. 6. Нью-Йорк: Изд. Северо-Американ-ской и Канадской епархии, 1960. С. 19.
5] Там же. С. 20−21.
6] ГАРФ. Ф. 6343. Оп.1. Д. 2. Л. 14 об.-15.
7] Там же. Д. 1.Л. 43.
8] Там же. Д. 4. Л. 168.
9] Там же.
10] Там же. Д. 5. Л. 52.
11] Там же. Л. 52
12] Там же. Л. 52 об.
13] Там же. Л. 52 об.
14] Там же. Л. 53.
15] Там же. Л. 53−53 об.
16] Там же. Л. 53.
17] Там же. Л. 53 об.
18] Там же. Л. 53 об.
19] Там же.
20] Там же. Л. 54.
21] Там же. Л. 54−54 об.
22] Там же. Л. 54 об.
23] Там же.
24] Там же.
25] Там же. Л. 54 об.
26] Там же. Л. 55.
27] Там же.
28] Там же.
29] Там же. Л. 55−55 об.
30] Там же. Л. 55 об.
31] Следственное дело Патриарха Тихона: Сборник документов по материалам Центрального архива ФСБ РФ. М.: Памятники исторической мысли; Православный Свято-Тихоновский Богословский институт, 2000. С. 118−122, 128, 154; Применить к попам высшую меру наказания // Источник. 1995. N 3. С. 116.
Кострюков А.А. Канд. богословия, научный сотрудник ПСТГУ
(Приводится по: Вестник ПСТГУ. II: История. История Русской Православной Церкви. 2006. Вып. 3 (20). С. 47−59)
http://www.sedmitza.ru/index.html?sid=77&did=45 097&p_comment=belief&call_action=print1(sedmiza)
