Русская линия
Столетие.Ru Наталья Нарочницкая04.05.2007 

«И меня очень растревожили эти дни..»
Актуальный комментарий событий в России и мире

Драматические события последних дней комментирует депутат Государственной Думы, президент Фонда исторической перспективы Наталия Алексеевна Нарочницкая.

— Наталия Алексеевна, эти дни были насыщены чрезвычайно разными и порой противоречивыми смыслами, И первое из них — уход из жизни первого президента России Бориса Николаевича Ельцина. Позволю себе заметить, что исторически государственность российская начинается все-таки не с этой фигуры…

- Да уж точно. Кстати, не случайно послание президента, которое также было важным событием года, заканчивалось очень емкой фразой: мы только тогда будем иметь успех в строительстве будущего, когда будем опираться на ценности и наследие, накопленные в течение нашей тысячелетней истории. Ею он ответил и тем, кто считает, что Россия родилась в 1917 году — ортодоксам коммунистам, и тем, кто считает, что Россия родилась в 1991-м, — нашим либералам-западникам.

Что касается Ельцина, то отношение у меня к нему, как и к церемонии прощания с ним, двоякое. Культура политического траура и такт не позволяют никому высказывать все, что он думает о человеке, только что ушедшем. Но поскольку похороны уже состоялись, я попробую все-таки, как историк, взглянуть на то, что мы видели и слышали в течение этих дней. Пафос всех выступлений сводился к тому, что только в 1990-е страна и народ были осчастливлены, и началась их подлинная история. Мне кажется, это было большим неуважением к огромному числу тех людей (их — почти половина населения!), которые совершенно иначе интерпретирует этот исторический период, считая его драматическим. И это необходимо было учесть нашим СМИ, показать прощание с Б.Н.Ельциным в какой-то достойной и подобающей для дня похорон форме.

Всем ясно, что буквально в течение десяти лет Россия тогда утратила свое положение среди великих держав, были сданы, как плата за тоталитаризм, ее 300-летнии позиции. Все это происходило на наших глазах. Сегодня говорят, — только Ельцин дал нам свободу. Но вспомним, как расколото было общество в те годы — это хотя бы можно было признать? Не было в нем согласия ни по одному вопросу, касающемуся прошлого, настоящего и будущего. Но разве та часть, которая иначе относилась к тому эксперименту, имела возможность высказывать свое суждение, в равноправной и честной дискуссии отстаивать какой-то иной путь развития страны? Это было тем более драматично, потому что, в принципе, в 1980-е годы перемен хотели практически все. Одни считали, что эти перемены должны быть в рамках той же системы, другие были готовы пойти дальше. Но никто не спросил тогда у населения напрямую: хотели ли бы вы уничтожить державу? Хотели ли вы попрать результаты Победы, понести за нее такую кару, какую мы видим сегодня в Эстонии? Хотели ли вы масштабной деиндустриализации и демодернизации страны?

— И люмпенизации…

- И люмпенизации, причем люмпенизации такого масштаба, когда затронут весь образованный слой нации, затронута вся сфера образования, потрясены мировоззренческие основы, которые закладываются в школе. Все это происходило на наших глазах.

И вот теперь все споры сводятся к одному: дал Ельцин свободу слова или не дал? Вспомним, а разве сам Ельцин возник не в ситуации, когда уже была возможна свободная дискуссия? Ведь вся его «драка» с Горбачевым происходила на экранах телевизоров, перед многомиллионной аудиторией! Свобода дискуссии, столкновение разных мнений были как раз при Горбачеве (что не оправдывает его не способности оценить последствия своих действий, но она была!). И как раз властолюбие первого президента России, а оно было написано на его лике, побудило его опереться на очень узкую, очень амбициозную и беспринципную часть постсоветской и даже посткоммунистической интеллигенции, которая была тесно связана с Западом и которая, судя по ее выссказываниям, ненавидела дореволюционную Россию так же, как Троцкий ее ненавидел. Потому что именно в период последнего этапа перестройки мы как раз услышали из их уст повторение тех же обличений в адрес России — «тюрьмы народов», терминологию большевиков в 1914—1918 годов, разрушителей «старого мира» «до основания». Потом она была изъята из советской доктрины, русская история, так или иначе, инкорпорировалась в советскую.

Мы видели, как эта узкая группировка, завладевшая всем информационным полем в стране после расстрела парламента (ох, апофеоз демократии!), изъяла из эфира все альтернативные мнения. Так что, насчет свободы слова — это абсолютный миф! Как раз только утвердившись за счет той, «горбачевской», свободы, которая уже была, эта группировка, на которую опирался Борис Николаевич Ельцин, безусловно, попрала все демократические принципы. Я помню, как люди моего мировоззрения, особенно после расстрела парламента, были изгоями и не могли нигде печататься в серьезной прессе. Такое положение стало немного исправляться только к 1999 году. Хотя, мне кажется, до конца оно не исправилось и по сей день. За последние дни, скажу с горечью, мы лишний раз убедились в том, кому по-прежнему принадлежат СМИ. Малейший поворот — и мы увидим тех же героев 1990-х — и Бурбулиса, и Гайдара…

— Вы долго работали на Западе. Как там, на ваш взгляд, обстоят дела со свободой прессы?

- Я действительно работала в США в 1980-е годы. И, надо сказать, никогда не видела там ни одной серьезной дискуссии по крупным историческим темам. Усомниться, скажем, в Соединенных Штатах в концепции ее внешней политики было так же невозможно, как у нас в период торжества марксизма: «Учение Маркса всесильно, потому что оно верно». Зато поговорить о том, кто любовница президента — это свобода!

Вот газета «Гардиан», солидная британская пресса, статьи из которой переводят у нас на сайте «Иносми», пишет: «Для Запада это был лучший президент в истории России, потому-то россияне его и ненавидели. Он довел большую часть своего народа до невообразимой нищеты, при этом фантастически обогатив свою клику. Президент, который ограбил целое поколение, украв у них пенсии, отпустил уровень жизни в свободное падение. Урезал на десятки лет среднюю продолжительность жизни российских мужчин — теперь она самая низкая в развитых странах. Так начался процесс вымирания России-матушки, продолжающийся по сей день. Человек, начавший свою карьеру в качестве популиста с кампании против скромных доходов и привилегий партийных функционеров, позже стал главой страны в эпоху такой широкомасштабной коррупции и бандитизма, какие не имеют аналогов в истории». Это пишет британский журналист Марк Симпсон. Далее он пишет о том, что возможно Запад ценит Ельцина за то, что он похоронил коммунистический режим, который на Западе никогда не пользовался симпатией. Здесь я уже как историк скажу: коммунистический режим ничем не угрожал Западу в конце 1980-х, потому что был уже совершенно непривлекателен. Для третьего мира — это была какая-то альтернатива, поэтому там и сейчас идет процесс поиска левой идеи. Во времена же Ельцина, мы увидели, что давление на некоммунистическую Россию по всем азимутам только многократно увеличилось по сравнению с давлением на коммунистический Советский Союз. Значит, дело было не в доктрине коммунизма и ее воплощении на нашей почве, а в том, что мы — геополитический гигант. И главное, что произошло, когда президент Ельцин опирался на свою узкую группировку прозападной интеллигенции, — это то, что Запад продиктовал нам условия принятия этой клики в мировую олигархию. Ведь с коммунизмом она рассталась не потому, что коммунизм разочаровал ее как инструмент развития собственной страны. Он разочаровал ее именно, как препятствие на пути в мировую олигархию. Цена была названа еще в эпоху Горбачева, в эпоху Ельцина она была выплачена — Прибалтика, Черное море, позиции в Европе, ракетный потенциал, СНВ-2 с утратой единственных в мире ракет — «Сатаны», против которых бессильна противоракетная оборона США. Они дорого были готовы дать за их уничтожение, но им ничего не пришлось заплатить — все это мы сдали сами.

Но самое страшное, о чем я уже говорила, — произошла масштабная деиндустриализация страны и ее демодернизация. Производственная сфера превращается в лакея мировой финансовой элиты.

Страна на все эти «преобразования» тут же ответила демографической катастрофой. А чего же еще ждать, когда с экранов телевизоров ежедневно внушают, что Россия неудачница в мировой истории, что история страны началась в 1991 году, что ее патриотом может быть только негодяй. Что цепляться за Севастополь, город русской славы, военно-морскую твердыню, может только империалист. Что апофеоз свободы — это парады содомитов и транссексуалов. Естественно, что такая страна утрачивает библейский инстинкт продолжения рода. Это главная причина депопуляции, а даже не материальные условия. Хотя и они настолько ужасны для того, чтобы рожать детей.

Поэтому когда я оцениваю ельцинский период правления, я даю такую горестную оценку не для того, чтобы опять сейчас встать друг против друга, кричать: распни его, распни! Но и нельзя забывать, что именно в тот период произошел раскол нации, и геополитическая позиция страны стала заложницей внутриполитической борьбы. Поэтому так важно иметь консенсус, согласие по неким общим представлениям о своей исторической миссии и историческом пути.

Честный британец Симпсон пишет: «Если бы Ельцин, успешно свергнув коммунистический режим, вместо алкогольного хаоса и бессилия воздвиг на его руинах сильную Россию, которая отстаивала бы собственные интересы и была бы влиятельно мировой арене, его репутация на Западе была бы совсем иной и на него обрушились бы те самые, которые его сегодня превозносят». Он даже пишет: «Он втоптал сам Россию в грязь, чтобы нам не пришлось этого делать. Это была удобная фигура».

Было бы, конечно, прекрасно, если бы в постсоветское время наша экономика достигла расцвета и нам не пришлось бы страдать. Но этот период можно так охарактеризовать: в научном коммунизме (который мне приходилось изучать, как и всем гуманитариям моего поколения) был такой тезис: главное содержание нашей эпохи — это переход от капитализма к социализму. В это Прокрустово ложе пытались уложить все процессы и явления, духовные и геополитические, экономические и прочие. Сегодня можно, перефразируя, сказать, что главное содержание той эпохи — это уничтожение российского великодержавия во всех его духовных и геополитических аспектах. Прежде всего, как равновеликой всему совокупному Западу силы и, во-вторых, как самостоятельной исторической личности с собственным поиском смысла исторической жизни. Только сейчас Россия начинает выходить из всего этого. И меня очень растревожили эти дни…

- Наталия Алексеевна, может быть, история совсем не случайно поставила события одно за другим. Ушел символ одной эпохи, и мы сразу же услышали кредо человека, который олицетворяет собой следующую эпоху. И вот эти разломы, эти ключевые вопросы, о которых вы сейчас очень точно говорили, они нашли отражение в послании президента, с которым он обратился к Федеральному Собранию.

- Я не хочу выступить апологетом действующего президента, это как-то всегда вызывает подозрения, но послание было составлено виртуозно. С точки зрения его содержания и такта. Кстати, там была одна фраза — если мы не хотим возврата в недавнее прошлое, где все было так ужасно, то мы должны сделать то-то и то-то… Это и была очевидная характеристика того времени, о котором столько слез было пролито Бурбулисом, Гайдаром, Немцовым с телеэкранов.

Важно, конечно, не только само послание. Важно, что будет сделано по его реализации. За эти годы мы не всегда получали конкретные действия, которые бы соответствовали мобилизационным идеям. Над этим надо думать.

Послание, что особенно мне дорого, началось с духовной сферы. Впервые в нем было сказано о том, что духовные и нравственные ценности — это главное. Для меня, как человека православного опирающегося в своей работе на христианские добродетели при формулировании каких-то идей, это очень успокоило. Мы видим, как та же Европа сейчас капитулирует перед мигрантами не потому, что она слаба и пришельцев слишком много. А потому, что у нее нет больше святынь, нет больше готовности отдать жизнь за веру, отечество, честь, любовь, долг. За свою Церковь католическую, как это было раньше.

В послании было все: от макроэкономики до микроэкономики. Там было сказано о демографической катастрофе, пусть не впрямую, но, тем не менее, Год Семьи не случайно был обозначен. Огромное внимание уделено жилищному вопросу. Я знаю, москвичи меня поймут с полуслова: человек не может себя чувствовать гражданином страны, если даже самый благополучный, хорошо оплачиваемый глава семьи с работающими домочадцами не может и мечтать накопить за свою жизнь на элементарную квартиру. И если нас поставят перед необходимостью платить полностью за те убогие жилища, в которых большинство живет, то просто встанет вопрос ребром: не можешь платить — выгонят, живи в бараке, все имущество будет распродано. Это чудовищный итог как раз того, что было заложено в 90-е годы, когда раздавались призывы типа: доступное жилье всем категориям граждан, то есть даже малоимущим, и что в результате?

Что касается внешней политики, здесь я, как международник, была удовлетворена тем, что имела свое продолжение мюнхенская риторика, причем вполне конкретное. Может, люди не всё знают про «Договор об обычных вооруженных силах в Европе», но мы, напомню, единственные, кто его ратифицировал, причем Договор подписывался совершенно в иных геополитических реалиях. Сейчас НАТО расширяется уже до наших исторических границ. Выход к мору на Балтике — теперь сфера НАТО. Мы ограничены даже в передвижении своих вооруженных сил на собственной территории. Хотелось бы верить, что за словами президента последуют кадровые и прочие системные изменения, которые показали бы, что это руководство к действию.

— Наталия Алексеевна, Вы упомянули страны Балтии. Сейчас у всех на слуху события, которые происходят в Таллине. События приняли драматический оборот. Какой шаг России был бы адекватным сегодня, с вашей точки зрения?

— Я, в принципе, ожидала, что они пойдут до конца. Это связано с внутриполитическим положением в Эстонии, с теми силами, которые на выборах опирались на самую оголтелую, исторически неграмотную молодежь. Но это еще и показатель позиции Запада — никогда бы Прибалтийские страны, полностью зависящие экономически от ЕС, не посмели бы лаять, как моськи на российского слона, если бы они не выполняли роль этакого передового отряда. Смысл происходящего, помимо аморальности и желания оскорбить Россию, еще и в том, что идет ползучее переосмысление не только Великой Отечественной войны, а вообще всей Второй мировой войны и борьбы с гитлеровским нацизмом. Всегда считалось, что эта война потому объединила Соединенные Штаты — страну капиталистическую и нашу страну — коммунистическую, что это была война за право на жизнь европейских народов. Это была война не за то, каким будет наше государство, а за то, чтобы остаться в мировой истории, не превратиться в безликий человеческий материал для исторического проекта другого народа. Фигурально выражаясь, чтобы латыш и эстонец не превратились в горничную и свинопаса для Третьего рейха, не умеющих читать на родном языке и едва умеющих читать на немецком географические указатели. Вот какую участь европейским народам несла нацистская доктрина с тезисом о природной неравнородности людей и наций. Эстонцы ушли от нас с полным пакетом инженерной мысли; они становились в нашем отечестве, испытав вместе с нами все тяготы времени, офицерами, генералами, профессорами, академиками, химиками, скрипачами; за достижения в национальной культуре получали государственные награды и всегда были пропорционально представлены в органах государственной власти. Какой же это оккупационный режим? Абсурд!

Тут мы должны понимать, что оккупационный режим — это не презрительная кличка, это юридическое понятие — прежде всего неравенства перед законом местных жителей и оккупантов. Даже если законы страны вызывают критику и не нравятся, но они одинаковы для всех, это нормально. При чем тут оккупационный режим? Скажем, Эльзас и Лотарингия переходили от французов к немцам раз шесть за историю. И никто не называл предыдущий режим оккупационным, они могли оспаривать свою принадлежность. К тому же, не надо забывать, что Прибалтика была частью Российской империи до революции, и никто этого не оспаривал. И утрачена она была чисто случайно. Поэтому нет ничего удивительного в том, что Сталин воспользовался шансом восстановить дореволюционную территорию. Это ничуть не отличалось от многочисленных подобных договоров прошлого. Я имею в виду пакт Молотова-Риббентропа, где иные страны считали себя вправе дорисовывать границы… Здесь ничего такого нет. Ведь не делают демона всех времен и народов из Робеспьера, совершившего Французскую революцию, хотя это была страшная драма, не превзойденная до сих пор.

Поэтому нам, конечно, нужно понять, что именно в 1990-е годы, когда собственные отечественные либералы нам внушали, что наше государство преступно и отвратительно, и что победа была не Победой — вот это поругание, начатое на своей же Родине, теперь оборачивается глумлением над нашей Победой за рубежом. Это нам урок — не плюй в собственную историю, неси ее бремя высоко. Об этом я написала в своей книге «За что и с кем мы воевали». Книга вышла к 60-летию Победы большим тиражом и вся разошлась.

Сегодня, я считаю, мы обязаны приостановить все интересующие наших деловых партнеров переговоры до того, как они определятся по этой нравственной и исторической теме.

Статья подготовлена по материалам программы телевизионного канала СТВ «Актуальный комментарий». Видеоверсию можно найти на сайте www.stv.s

http://stoletie.ru/russiaiworld/70 503 161 406.html


Каталог Православное Христианство.Ру Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика