Русская линия
Вера-Эском Евгений Суворов25.04.2007 

Широка Двина-река
Наш корреспондент успел перейти ее до ледохода, чтобы побывать у настоятеля храма Царственных страстотерпцев в селе Нижняя Тойма

Возле русской печки

Старинный храм иконы Божией Матери «Знамение» – сегодня руины. Фото Евгения Суворова
Старинный храм иконы Божией Матери «Знамение» — сегодня руины. Фото Евгения Суворова
Через Северную Двину до Нижней Тоймы пять километров по льду. Пронизывающий ветер продувает насквозь, хотя для марта тепло, плюсовая температура. Второй день моросит мелкий дождик. Вообще-то мне сказали, что дорога через реку уже подтаяла: тонкий лед, лужи, полыньи и все такое — и поэтому перейти ее проблематично. Я решил держаться лошадиной тропы, и не ошибся: на ней воды нет, навстречу — одна повозка за другой, веселые возницы кнутами подгоняют ретивых жеребцов. Здесь гужевой транспорт самый верный и самый востребованный, лошадок держат в личном хозяйстве. Обгоняю ватагу ребятишек, не спеша бредущих через Двину. Мальчишки и девчонки не замечают ни дождя, ни ветра — смеясь, о чем-то увлеченно разговаривая, весело хрустят чипсами на ходу, сталкивают друг друга с тропы в сугробы. Спрашиваю, лишь бы что-то спросить: «Чего так медленно ползете?» Паренек, лет четырнадцати, тут же нашелся: «Тише едешь — дальше будешь!» — и все дружно прыснули, и смех рассыпался над бескрайними просторами заснеженной Двины. Веселое настроение от ребятни передается и мне, и я увереннее шагаю навстречу неизвестности, идя туда, где ни разу не был и где, по большому счету, меня никто не ждет.

А направляюсь я в Нижнюю Тойму, к священнику Валентину Рюмину. Батюшка окормляет строящийся храм Царственных мучеников и еще несколько близлежащих приходов. Дом его стоит рядом со старинным кирпичным полуразрушенным храмом недалеко от реки. А до нового деревянного храма, сияющего куполами на высокой горе, еще около двух километров.

…На русской печке собственной конструкции о. Валентин сделал вместо шестка плиту, под которой и горят дрова. На этой-то плите матушка Ольга и готовит ужин. На сковородке скворчит картошка, весело потрескивают дрова. Печь еще не оштукатурена и не побелена — так и стоит посреди кухни в красной глине. На ней сушатся мои промокшие насквозь сапоги, да и сам я прижимаюсь к ее теплым бокам, отогреваясь с дороги. Трое шустрых ребятишек — Надя, Настя и Алеша — создают в доме столько шума, словно галдит целый детсад. Ни батюшка, ни матушка не обращают на их беготню и крики никакого внимания. Даже когда они то и дело залезают на плечи отца при нашем разговоре, он смиренно выносит их шалости, не в силах, по доброте душевной, даже сделать замечание.

Прежде чем судьба забросила чету Рюминых в Нижнюю Тойму, им в поисках лучшей доли пришлось помотаться по свету, сменить не одно место жительства. Да и сейчас, похоже, они еще не до конца обустроились. В некоторых комнатах только-только сделан ремонт, наклеены новые обои, перекрыты полы.

— Когда поселились в этом доме, — вспоминает батюшка, — окна были разбиты, по всем комнатам сквозняк. Из-под пола иной раз было так дунет, что половики кверху поднимались. Прежде всего сделали свет, согревались за счет электрического обогревателя. Печку я складывал уже поздней осенью, на костре глину разогревал.

— А приехали мы сюда всей семьей позапрошлой осенью, — дальше вспоминает о.Валентин. — Выгрузились, а где ночевать? Нашли одну старушку, переночевали у нее, а на следующий день отправились искать пустой дом. И нашли — на самом краю села, в лесу. От него до деревни зимой можно добраться только на лыжах. Так и ходил на богослужения, все необходимое постоянно нося с собой, потому что у храма двери не закрывались.

Храм и село

Храм в Нижней Тойме построил Сергей Кичигин — предприниматель, ныне живущий в Канаде, по просьбе своей супруги Ольги, уроженки этих мест. Она, в свою очередь, выполняет завещание своей умершей бабушки Анны. Каждое лето Ольга Павловна и Сергей Александрович приезжают в Нижнюю Тойму отдыхать и одновременно строить храм. Конечно, нанимают профессиональных строителей. В прошлом году они обвенчались, и это было первое венчание в храме. Следом за ними повенчался и брат Ольги, Александр Третьяков. Он является здесь церковным старостой и очень любит колокольные звоны. На колокольне семь колоколов, Александр сам звонит на всех службах.

Сергей Александрович в прошлом кадровый военный. Мотался по разным уголкам страны, куда родина пошлет. И вот однажды в Фергане, когда для него наступили очень тяжелые времена, в большой тоске взмолился: «Господи, помоги жить лучше! Я Тебе потом отработаю». И после этого действительно жизнь стала налаживаться. А когда семья Кичигиных зажила совсем хорошо, Сергей Александрович стал «отрабатывать» Господу. На Украине он имеет издательство, является крупным благотворителем Церкви, лично знаком с митрополитом Владимиром. И когда в Нижней Тойме были возведены стены храма, попросил митрополита Владимира походатайствовать перед епископом Архангельским Тихоном, чтобы тот направил в Тойму священника. Конечно, владыка Тихон не мог отказать митрополиту и сразу же послал иерея Валентина Рюмина в еще не достроенный храм…

…Село, насчитывающее более чем 800-летнюю историю, растянулось вдоль правобережья Северной Двины почти на десять километров — несколько деревень, в которых около 600 жителей. Летом с отдыхающими горожанами это число увеличивается втрое. В основном приезжают к родителям дети, разъехавшиеся в поисках лучшей доли.

Жизнь в Нижней Тойме действительно не сахар. Никаких тебе производств, ни работы. В единоличном хозяйстве скотину сельчане держать не хотят, старики работать с утра до вечера не могут, а молодежь работать разучилась. Во время весенней и осенней распутицы Тойму отрезает от остального мира не на один месяц.

— Этой осенью было несколько ледоставов, река никак не могла встать, а зимней дороги нет, и никакого завоза нет, — жалуется матушка. — В магазинах только один хлеб, да и тот под конец не продавали, потому что мука в пекарне кончилась. И болеть здесь никак нельзя: ни больницы, ни врачей. Медсестре давно уже за 60, да еще фельдшер в медпункте тоже пенсионерка. Во время распут в больницу не выберешься, были случаи, что люди и умирали.

В разговор вступает батюшка:

— Мне наш благодетель говорит: «Хочу, чтобы ты здесь постоянно жил». А я ему: «Жить-то можно, Сергей Александрович, да только без автомобиля — хорошо бы, если бы это был «уазик» — здесь никак. И без моторной лодки. Тут это не роскошь, а самая что ни на есть важнейшая необходимость. Тогда я остался бы здесь навсегда. У меня «Нива» 79-го года выпуска, так я ее больше ремонтирую, чем езжу на ней. И сейчас она стоит поломанная.

Чрез поле беспамятства

Ранним утром мы с батюшкой пошли в храм Царственных страстотерпцев. Я пробираюсь за о. Валентином по узеньким тропиночкам, то и дело проваливаясь в глубокий мокрый снег. Выходим на дорогу, по ней до деревни Наволок, а дальше крутой-крутой подъем по деревянным настилам до храма. Храм, построенный на высокой горе, виден со всех уголков. Он необыкновенно красив даже в лесах. Купола покрыты жестью, их основания-барабаны обтянуты белым гипсокартоном, и создается впечатление, что в этих местах каменная кладка, покрытая белой штукатуркой. Отец Валентин сам мастер на все руки, принимает участие в строительстве. Рассказывает, с каким трудом ему пришлось везти из Котласа двести листов гипсокартона и как машина чудесным образом по снегу дошла до самого храма.

— А почему ваш храм назвали в честь Царственных мучеников? — спрашиваю батюшку.

— Это инициатива отца благочинного Валентина Кобылина. Он очень много делает в нашей епархии для прославления Царственных мучеников. Когда батюшка закладывал фундамент этого храма, я был у него послушником. Он тогда и в меня закладывал фундамент для почитания Царской Семьи. Я только еще начинал по его совету читать первые книги о Царе-мученике, его переписку с женой. Когда узнал, какие испытания претерпел Николай II, о его покорности воле Божией, то сразу же переменил к Царю свое отношение. Хотя и раньше не считал его «кровавым», как нам это твердили на уроках истории. Благодаря о. Валентину многие в Красноборске стали почитать Царскую Семью. Я знаю прихожан, которые годами их не принимали, а сейчас являются горячими поклонниками.

— Ничего случайного в жизни не бывает, — рассуждает батюшка. — Когда меня только рукоположили в дьяконы, к нам, в Архангельск, из Костромы привезли икону Феодоровской Божией Матери — покровительницы Царствующего дома Романовых. И так получилось, что я шел с фонарем впереди крестного хода перед Феодоровской иконой в золоченом стихаре, перешитом из архиерейского саккоса, — такая благодать! Потом я стал постоянно молиться Царственным мученикам и всегда получал помощь. Когда меня рукоположили во священники, икона Царственных мучеников сопровождала меня во всех поездках, была вложена в Апостол. Открываю Апостол и вижу эту икону, молюсь им. И вот они привели меня сюда, в храм, названный в их честь.

А здесь прежде люди вообще не представляли, кто такие Царственные мученики. Я стал все исповеди начинать с рассказа о Царственных мучениках, кто они такие, какой путь прошли. Говорю, что надо молиться им, потому что храм посвящен им. Всех благословляю их иконой. И вы представляете: люди настолько осознают грех цареубийства, что приходят ко мне и раскаиваются в этом грехе. Это ведь пожилые люди, которые всю жизнь прожили при советской власти. Какая огромная духовная работа должна была произойти в их сознании, чтобы они не только осознали этот грех, но и раскаялись в этом!

Сейчас вот на деньги прихожан мы заказали две храмовые иконы: одну — на престол, другую — в иконостас. Я заказал такой образ, который мне больше всего нравится, где Царь в военном кителе, Царевич в красном мученическом военном плаще, а Царица с Царевнами в одеянии сестер милосердия. Мне кажется, эта икона больше всего выражает сущность их самоотверженного служения. Ведь они прошли по жизни не в царских золоченых одеждах, а вот так — скромно, с достоинством, до самой мученической кончины.

Отец Валентин показывает храм:

— Вначале мы отделали его изнутри, чтобы в нем служить можно было, а потом принялись за внешнюю отделку. Храм строился, и одновременно службы в нем шли. Так и строительство стало быстрей продвигаться. Первую зиму служили вообще без отопления, в холоде. Потом печку поставили, но она отапливает плохо. Люди все соберутся около печки, смотрят на меня, как я в алтаре служу, а у меня с умывальника сосулька свисает, и мороз до костей пробирает. Силой Божией, наверное, только и держался.

О том, как воцерковлялись сельчане, разговор мы продолжили, уже вернувшись в дом о.Валентина. Они с матушкой вспоминают, что начинать просвещение пришлось на голом месте, буквально с нуля: «Люди не знали, как в храм зайти, как перекреститься».

— Ничего не знали, — говорит о.Валентин. — Поэтому и ругать их не за что было, и спрашивать с них нечего. Я им никакие епитимьи не назначал, да и сейчас еще не даю. Главное ведь научить, не оттолкнуть от храма. И к каждому нужно подобрать свой ключик, заинтересовать, не обидеть. Вот я иногда думаю: правильно ли я поступаю, что крещу всех подряд, кто ко мне приходит. Конечно, с каждым перед этим беседую, расспрашиваю, почему решил креститься, что к этому привело. Никаких молитв они не знают, и я не отправляю их из-за этого домой, чтобы выучили. А что, если они потом вообще в церковь больше не придут? Ведь некоторые приезжают из дальних деревень. Хорошо, если покрестятся в другом храме, а если уйдут к сектантам? Некоторые ведь несколько лет ждали того момента, когда у них свой храм построят, чтобы именно в нем покреститься.

— На прошлую Пасху всех приглашали позвонить в колокола, — вступает в разговор матушка Ольга. — Школьники в храм шли, как на экскурсию. Я встречала их на улице и прямо с порога начинала рассказывать, что такое храм Божий, как надо в него заходить, как креститься, как себя вести, куда в первую очередь подойти, что такое иконостас, какие есть иконы, как надо свечку ставить. А потом посылала всех к батюшке на колокольню. Батюшка им еще рассказывал о Пасхе, о том, как ее праздновать. Вся школа, целыми классами, приходила на колокольню в колокола звонить. Так это было им радостно. А вначале был такой курьезный момент (матушка смеется) — и смех и грех. Написали мы в церковной лавке образцы записок о здравии и об упокоении. Я читаю их записки и обращаю внимание, что на всех одни и те же имена. «Почему вы все одни и те же имена пишете?» — спрашиваю. «У вас так было написано». Стала им объяснять, что нужно писать имена своих родных и близких, за которых они хотят помолиться.

— А как я людей приучал к церкви? — говорит батюшка. — Сперва стал служить водосвятные молебны. Объяснил, что такое святая вода, как ей надо пользоваться, и люди потянулись за святой водой. Сразу же после молебна панихидку послужу, помолюсь за умерших. Первых усопших дома и на кладбище отпевал, чтобы люди знали, что за их родных в церкви молятся. Здесь ведь больше восьмидесяти лет никого не отпевали.

Народ здесь хороший

— Как-то мне сильно захотелось грибов, — матушка с улыбкой рассказывает о той душевной связи с местными жителями, о том «вживании» в сельское сообщество, которое абсолютно необходимо для нормальной жизни в деревне. — А мы только приехали, мест грибных не знаем. Смотрю в окно: прихожанка Галина Алексеевна несет целую корзину красноголовиков. Принесла и рассказывает, как с утра собиралась за грибами, но пока была на службе, все ее домашние в лес уже сходили, полные корзины грибов принесли. Досадно, что без нее. Беру, говорит, корзину, а мама меня останавливает: «Куда ты побежала, нам и эти грибы не перебрать, видишь их сколько». «А я матушке соберу!» Набрала целую корзину и принесла нам. А мне так приятно.

— Народ здесь хороший, — продолжает батюшка. — Добросердечные люди. Так хорошо приняли нас, что мы ни в чем не знаем нужды. Пока что огорода своего у нас нет, да и времени на него нет, люди обеспечивают всем необходимым. Пришла как-то раба Божия Фока, яиц принесла: «Когда я сюда приехала, тоже ничего не было. Ничего, и вы обживетесь». А сейчас она у нас самая ответственная прихожанка. Помогают продуктами не только прихожане, но и неверующие, даже некрещеные. В душе-то все православные.

— И многие ведь стали постоянными прихожанами, — добавляет о.Валентин. — Вот у нас есть такая удивительная бабулечка — Зоя, ей 79 лет, она вся больная: давление высокое, ноги уже не ходят, а все равно, как только литургия, в любую погоду ползет в храм. Каждый раз исповедуется и причащается. Однажды с ней приступ случился прямо во время службы. Упала на пол, ей таблетки, которые надо принимать при ее болезни, дают. А она говорит: «Нет, не буду пить… до причастия, лучше помру». Отнесли мы ее на лавочку, она долежала до конца службы, причастилась, а потом своими ножками ушла домой. А ведь путь до ее дома неблизкий, около часа ей надо ползти по тропинкам через сугробы. А храм на горе, туда крутой подъем, и молодому-то трудно подняться. А ей все нипочем, из последних сил, но ползет. Уж если литургия назначена, ей обязательно на ней надо быть.

Правда, и сейчас в Нижней Тойме не все такие, как баба Зоя. Постоянных прихожан мало.

— Когда крещу людей, спрашиваю, собираются ли они ходить в храм, — рассказывает о.Валентин. — И далеко не все собираются это делать постоянно. И что же, из-за этого их не крестить? Исходя из своего опыта могу сказать, что и я когда крестился, ничего не знал. Повели мы с матушкой крестить своего первого сына в 90-м году. Батюшка спрашивает: «А отец-то крещеный?» А я вот оказался некрещеный, вместе с сыном пришлось крестить и меня. И после этого еще семь лет я в храм не ходил. А потом начались скорби, неустроенность, переезды с места на место, и я уже сознательно обратился к Богу.

Стал ходить в церковь, помогать батюшке: сперва по хозяйственным делам, потом в алтаре, потом псаломщиком — так Господь в Свои служители меня и привел. А теперь вот через меня, грешного, приводит других людей к Богу. А ведь если бы меня здесь не было, не у кого было бы и покреститься. И если еще я начну всех отталкивать, смогут ли они вообще когда-нибудь прийти к Богу?

Я соглашаюсь с о.Валентином. Село не город, здесь должен быть свой подход к людям. И если человек решается прийти в храм покреститься, надо его окрестить. В дальнейшем сам деревенской уклад будет подталкивать к жизни именно на православных началах. Если, конечно, человек не запьет. Да и случись что, вдруг умрет некрещеным — это разве лучше? За него ведь и помолиться будет нельзя.

На разных берегах

Под окормлением отца Валентина еще три прихода. И все — на другой стороне Северной Двины. Уже шесть лет, как зарегистрирована община в с.Воздвиженском. Домовой храм там организован в здании сельской администрации, прямо над кабинетом главы администрации на втором этаже.

— Они вообще молодцы, — говорит настоятель, — сами собираются, молятся, на свои деньги храм строят. Я к ним приезжаю, у них двадцать человек, и все исповедуются и причащаются. Такие же крепкие общины в Пучуге и Согре. Там храмы старинные сохранились полностью, готовые к службе стоят. Вот на Сретенье мы ездили в Согру к мощам преподобного Сергия Малопинежского. С утра затопили храм, он всю зиму не отапливался, долго не мог прогреться. Я думал, что застыну, пока больше двух часов исповедовал желающих. Два года, наверное, у них священника не было, а они там настолько духовно просвещенные, с такой великой ответственностью подходят к Таинству исповеди, что я искренне за них порадовался. Великое счастье испытал. После исповеди я так сильно прозяб, думаю: не отогреюсь, заболею. Но когда служил литургию, во время евхаристического канона мне стало так хорошо, так тепло, что я понял: это благодать Божия меня согревает. После литургии отслужили молебен Сергию Малопинежскому, потом я еще крестил. Мощи внизу, в отдельном помещении, туда нужно спускаться. Матушка моя прикладывалась к мощам до молебна и после. Пришла ко мне после молебна. «Ты что, — говорит, — кадил, что ли, там?» — «Нет, не кадил, я туда еще не ходил». А там благоухание после молебна разлилось. Так преподобный ответил нам на молебен ему.

Этой зимой воры из храма вынесли очень много икон, некоторые утащили из алтаря, и иконки преподобного я не нашел. Сразу же после Согры я поехал на праздник Власия Севастийского в храм, посвященный ему, я еще одну староверческую общину окормляю. И вот стал искать икону святого Власия — и нашел иконку Сергия Малопинежского, местного письма, но очень хорошо написана. Так преподобный Сергий показал мне себя…

Конечно, общины за рекой обижаются, что я не с ними живу, — вздыхает о. Валентин, делясь со мной заботой. — И нет у меня возможности посещать их часто. Я их всегда утешаю: «Не зря, — говорю, — Господь направил меня в Нижнюю Тойму к тем, кто вообще ничего не знает о Христе. Видимо, Господь вначале дает тем, кто ничего не имеет и кому неоткуда взять, чтобы напоить их верой Христовой. А вы уже имеете, постоянно вместе собираетесь, молитесь. И дальше продолжайте собираться и молиться. Не думайте, что вы оставлены Господом. Вы не оставлены, потому что вы всегда со Христом. А нижнетоемцы — они только познают Бога, у них община только-только складывается, и им нужен пастырь, чтобы помочь обрести веру».

Остров среди водополья

Отец Валентин — добрый батюшка. К своим прихожанам и окружающим он относится как к своим детям. Если и вразумляет, то с большой любовью. Та деревня, в которой он живет, называется пьяным поселком, потому что люди очень много пьют, и пьют все подряд. Не оттого ли эта напасть, что дома построены на старинном церковном кладбище, прямо на могилах предков? Рядом со старинным Знаменским храмом — скотные дворы, разлит навоз. Постоянно в этом поселке с жителями случаются какие-то несчастья. Чтобы остановить пьянство, однажды о. Валентин даже попытался отслужить подряд сорок ежедневных молебнов перед иконой «Неупиваемая Чаша».

Как-то идет он по поселку в храм. Навстречу мужик, видно, что с большого похмелья. Подходит к батюшке и говорит:

— Дай мне 16 рублей на одеколон!

— Как же я тебе дам, грех ведь на мне будет.

— Так я ж никому не скажу.

— Ты-то не скажешь, а Бог-то все видит.

— Что же мне делать? — вопрошает мужик, не в силах разрешить своего бедственного положения.

— Вот я сейчас иду в храм, — говорит ему батюшка, — там буду молиться за умерших, сегодня родительская суббота. Я всех умерших поминаю, пойдем со мной, и ты за своих родных помолишься, тебе и полегчает.

— Да, — говорит мужик, — и за мою бы маму надо помолиться, через три дня уже пять лет будет, как она умерла.

— Ну, вот видишь, пойдем со мной, — повторяет о.Валентин. — Помолишься за свою маму, я тебе свечку дам, ты поставишь за ее упокой. Глядишь, тебе легче будет, и одеколон не понадобится…

Увы, нет у этой истории чудесного святочного конца, не прожгла выпивоху боль за свою нелепо растраченную жизнь. Только затряс он своей чугунной головой, видимо, представив дорогу в гору, к храму: «О-о-ой, не смогу, не пойду». И заковылял дальше своей дорогой искать 16 рублей на одеколон…

…В деревянном доме хорошо. Из окна видно реку и острова. Батюшка сказал, что во время разливов все вокруг затопляет и дом оказывается посреди воды на небольшой возвышенности. А в этом году обещают большой паводок, и некоторые жители пугают Рюминых, что дом большой водой снесет. «Его и без наводнения может снести, если на то будет воля Божия», — со смирением раздумывает о.Валентин.

Нестяжательность батюшки и покорность воле Божией искренне растрогали меня. Когда я узнал, что отремонтированный им дом еще ни на кого не записан, решил помочь советами, как оформить его на себя. «Вроде бы прямых гонений на священников не предвидится, — говорю батюшке, — но жизнь в России — сплошные катаклизмы. Может такое случиться, что и дом отберут, и всего остального лишат». «Если что, и так отберут, даже если дом будет записан не на приход, а на меня, — отвечает о.Валентин. — И машину с лодкой я прошу не для себя, а для прихода… Ничего, Господь поможет».

http://rusvera.mrezha.ru/538/3.htm


Каталог Православное Христианство.Ру Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика