 |
| Правая.Ru | Илья Хаськович | 04.04.2007 |
Революция Карла Великого, который не стал искать в Византии даже формального признания своей власти, а был коронован напрямую в Риме Папой, не изменила этого положения, только теперь «единственным императором на земле» стал считаться властитель Запада. Это была фактическая узурпация звания главы христианского мира. Законность подобного акта была, конечно, довольно сомнительной, поэтому и неудивительно, что довольно скоро появились новые претенденты на это звания, первыми из которых стали римские папы.
Параллельно с этим шел процесс формирования национальных государств лидеры которых все чаще ставили под сомнение необходимость подтверждения своих прав на власть откуда-то извне. Так или иначе, все паневропейские начинания в Средние века и, особенно в Новое время, предполагали, что главным сувереном, обеспечивающим общеевропейское единство, и, соответственно, прочный мир в вечно воюющей Европе может быть лишь одна из великих европейских держав, одержавшая окончательную победу над своими конкурентами. Такими проектами были и французская империя Наполеона и германский Третий Рейх.
Мировые катастрофы первой половины ХХ века кардинально изменили всю ситуацию. Вторая Мировая война закончилась поражением для всех европейских стран, а не только для формально проигравших Германии и Италии. Освобожденная англо-американскимии войсками Франция, тоже не могла считать себя победительницей. Возникший в результате войны ялтинский мир, не предусматривал более существования европейских держав как самостоятельных и суверенных субъектов мировой политики. СССР и США фактически поделили Европу на зоны влияния, внутри которых каждая из сверхдержав устанавливала свои правила поведения, далеко не всегда сообразуясь с волей стран и народов находившихся на этой территории. Евросоюз, скромно называвшийся в момент своего создания в 1947 году «Общим рынком» вовсе и не претендовал вначале на достижение глобальных политических целей. Перед ним стояла задача обеспечения экономической интеграции европейских стран между собой, с целью восстановления разрушенного войной хозяйства. Политическая стабильность Европы обеспечивалась за ее пределами, в Москве и Вашингтоне.
С окончанием Холодной войны, после распада восточного блока и, последовавшего за этим, ухода в историю Советского союза казалось, что для Европы наступило время выйти из тени сверхдержав. Объединение Германии, фактически возвратившее эту страну в мировую политику, делало эти предположения еще более основательными. Казалось, что теперь, после исчезновения «советской угрозы», новая объединенная Европа сможет выйти из-под несколько навязчивой опеки Соединенных Штатов и стать самостоятельным центром силы. По количеству населения и экономическому потенциалу Евросоюз, даже без учета стран Восточной Европы, выглядел вполне конкурентноспособным в борьбе за мировое лидерство. Смущало, конечно заметное военное преимущество США, притом не только над любой из европейских стран, но и над объединенными силами армий стран-членов Евросоюза, которые к тому же еще и только предстояло создать. Быстро образовавшийся тесный франко-германский союз также внушал европейцам большие надежды, которым, однако, не суждено было сбыться. Европа втянулась (а возможно, что и специально была втянута) в борьбу за «советское наследство».
Почти сразу же после падения берлинской стены пошли разговоры о неизбежности расширения Евросоюза за счет бывших стран Варшавского договора и, несмотря на стремление многих в Европе максимально растянуть этот процесс, экспансия ЕС на восток шла со все нараставшими темпами. Кроме того, довольно быстро выяснилось, что европейцы не в состоянии сами, без американского участия, справляться с кризисами на своих границах. С особенной силой это проявилось во время войны в Югославии. Несмотря на все усилия Германии, поддерживавшую в этом конфликте хорватов, до тех пор пока не вмешалась американская авиация военный перевес уверенно оставался на стороне сербов.
Европейские структуры самостоятельно не смогли оказать сколько-нибудь существенного влияния ни на один из многочисленных конфликтов первой воловины 90-х. Европейские страны предпринимали неоднократные попытки поучаствовать в разрешении противоречий на территории бывшего СССР, однако там главную роль там по-прежнему играла Россия, которая при всех своих слабостях в то время, все равно оставалась в последнее десятилетие ХХ века главным арбитром на постсоветском пространстве. Позже туда пришли и американцы, и хотя во все эти горячие точки, от Приднестровья до Чечни, постоянно один за другим ездили представители ЕС и ОБСЕ они выполняли там лишь сугубо декоративную функцию, реальные решения принимали другие игроки.
Не принесло особых лавров европейцам и участие в ближневосточном урегулировании. Попытка заменить там СССР в роли «друга арабов», в противовес США как «другу евреев», была обречена с самого начала из-за разногласий среди самих европейских стран. Если для Франции такая роль на Ближнем Востоке была, в общем-то традиционной, то Германия, после Второй Мировой войны не могла себе позволить занять антиизраильскую позицию. Соответственно, и здесь участие европейцев оказалось чисто номинальным. США в этом регионе надолго остались единственным арбитром, к которому, с разным успехом, были вынуждены апеллировать все участники конфликта.
В итоге всем довольно быстро стало очевидно, что единственная эффективная структура в Европе это — НАТО, в которой контрольный пакет акций принадлежит США. И если в начале 90-х, среди европейских политиков время от времени возникали разговоры о том, что после роспуска организации Варшавского договра, можно бы и отказаться от НАТО, как от структуры выполнившей свою историческую роль, то после первой юговлавской войны об никто уже даже и не заикался, а все планы по созданию полноценных общеевропейских вооруженных сил на базе Западноевропеского союза (ЗЕС) созданного еще в 1947, так и остались досужими разговорами. Более того, с нарастающей скоростью пошел процесс расширения НАТО.
Надо отметить, что в США с самого начала рассматривали процесс евро-атлантической интеграции как противовес собственно европейскому объединению. Неслучайно поэтому, что восточноевропейские страны раньше вошли в НАТО (первая волна, в 1999 году), чем в ЕС (2003 год). Вообще, 1999 год стал переломным в борьбе самостоятельность Европы. В этом году, с одной стороны был достигнут крупнейший на данный момент успех в деле европейского объединения — введение единой европейской валюты, а с другой, было нанесено два решающих удара по попыткам Старого света выйти из-под политического контроля США. Первым из них, безусловно, стала война в Косово. Опять западную коалицию возглавили американцы, которые, фактически, навязали свое решение косовской проблемы всей Европе, которой оставалось теперь только послушно следовать в фарватере американской политике и в этом регионе.
Вторым сильнейшим ударом по политическим амбициям Евросоюза, стало принятие в НАТО Венгрии, Чехии и Польши. Практически сразу в политическом лексиконе появился термин «Новая Европа», которая противопоставлялась Европе «Старой», прежде всего Германии и Франции. Действительно, новые члены североатлантического альянса сразу же заняли совершенно проамериканскую позицию, не проявив ни малейшей симпатии к стремлению Парижа и Берлина к большей самостоятельности.
После этого, американцы уже могли себе позволить в 2003 году не обращать особого внимания на Германию и Францию при начале операции в Ираке. Попытка европейцев в 90-е годы выйти из-под американского контроля была подавлена. Последовашее затем принятие в ЕС новых членов, в том числе тех же Венгрии, Чехии и Польши, и провал евроконституции лишь закрепили сложившиеся положение дел, снова сделав Евроюсоз, еще недавно казавшийся предтечей появления на карте нового могущественного общеевропейского государства, скромным экономическим объединением, каким он и был на заре своего рождения в 1949 году.
Особо стоит отметить роль Англии в этом процессе. Если на рубеже 80-х и 90-х годов консервативные правительства Тэтчер и Мейджора, несмотря на все оговорки, в целом, выступали как сторонники евроинтеграции и старались балансировать между традиционно близкими отношениями с США и интересами континентальной Европы, то пришедшие к власти в 1996 лейбористы, во главе с Тони Блэром, однозначно выступили провдниками американской политики в Старом свете. За последние 10 лет Великобритания безоговорочно поддержала все внешнеполитические авантюры американцев от бомбардировок Косово до операции в Ираке и только еще предполагаемой атаки на Иран. Более того, за эти годы в британской политической элите сформировалось единодушно отрицательное отношение к самой идее Единой Европы. Так, та же Маргарет Тэтчер, в своей, вышедшей в 2002 году книге «Умение управлять государством», заявила, что «суровая правда жизни состоит в том, что остальные страны Евросоюза нуждаются в нас больше, чем мы в них», и предложила Британии присоединиться к Североамериканскому соглашению о свободной торговле, в которое входят США, Канада и Мексика. «Создание Соединенных Штатов Европы неизбежно, — считает Тэтчер, — слишком уж сильна инерция объединительного процесса. Остальному миру, и, прежде всего, Америке остается лишь попытаться уменьшить вред, который новая Европа неизбежно нанесет. И когда эта конструкция рухнет, а она рухнет в силу отсутствия общих интересов, остальному миру нужно будет помочь собрать осколки». В лучших традициях британской политики «железная леди», на правах отставного политика проговаривает то, о чем действующие лидеры Соединенного Королевства лишь думают. Для примера, можно здесь вспомнить, что свою знаменитую фултонскую речь Уинстон Черчилль произнес как раз тогда, когда он не занимал никаких официальных должностей.
При этом, всегда было понятно, что обретение реальной политической самостоятельности Европой без Великобритании невозможно. Однако в Лондоне последовательно не поддержали ни один из глобальных общеевропейских проектов за последние 15 лет. Великобритания не вошла в зону евро и фактически сорвала реформу ЗЕС, направленную на превращение этой структуры в полноценные общеевропейские силы быстрого реагирования, а в более отдаленной перспективе создание на этой основе объединённой армии Европы. Даже в многочисленных торговых войнах между США и Евросоюзом, островитяне далеко не всегда выступали на стороне последнего. По большому счету, можно говорить о сознательном саботаже Лондоном процесса европейской интеграции и это вряд ли будет преувеличением.
США все эти годы вели себя по отношению к Европе вполне последовательно, придерживаясь, в общем-то, той же политики, что и весь послевоенный период. Они не препятствовали экономической интеграции, позволяя европейским странам наращивать свою экономическую мощь, тем более, что возможности американцев в этой области были объективно ограничены, при этом в Вашингтоне внимательно следили за попытками Европы обрести большую политическую самостоятельность. Самым эффективным средством противодействия эти попыткам, как уже было сказано, со времен холодной войны оставалось НАТО. К тому же, американцы сделали за эти годы всё, чтобы политические элиты стран Восточной Европы были настроены проамерикански, умело используя и историческое недоверие народов этих стран к Германии, а также их опасения возрождения сильной России. В итоге, им удалось расколоть обновленный Евросоюз на «старую» и «новую» Европу. Собственно говоря, сам термин «новая Европа» по отношению к Польше, Венгрии, Чехии, странам Балтии и т. п., как известно, ввел в обращение министр обороны США Дональд Рамсфельд, прямо указав в кого он тем самым метит. «Вы думаете, что Европа — это Германия и Франция. Я так не думаю. По-моему, они — старая Европа» — заявил тогдашний американский министр обороны.
В целом, для европейских стран США предложили концепцию формирования «золотого миллиарда», то есть, по большому счету, объединение богатых стран Запада и Японии для охраны своих богатств от остального человечества. По умолчанию, подразумевалось, что во главе подобного объединения будут стоять Соединенные Штаты, как единственная страна обладающая достаточным военным потенциалом для защиты этого «золотого миллиарда» от угроз извне, будь то «непредсказуемая Россия напичканная плохо охраняемым оружием массового поражения», «исламский фундаментализм» или «неадекватные тоталитарные режимы». То есть, как и раньше, европейцам предлагается безопасность в обмен на суверенитет.
К началу 2000-х годов, в целом, США удалось добиться своих целей, сейчас почти никто в Европе, за исключением отдельных, маргинальных, групп не ставит под сомнение мировое политическое лидерство американцев и не сомневается в их праве, пусть и с некоторыми оговорками, порой довольно существенными, определять европейскую внешнюю политику. Новое поколение европейских лидеров, таких канцлер Германии Ангела Меркель, лидер французских правых, Николя Саркози, которого прочат в преемники Жаку Шираку, настроено значительно более проамерикански своих предшественников, что только отражает общее разочарование европейских политических элит в идее построения единого и независимого общеевропейского государства.
Все эти процессы естественно не могут не сказываться на взаимоотношениях Евросоюза с Россией, для которой «европейский вопрос» всегда был нечто большим, чем просто важной внешнеполитической проблемой.
Во внешней политике СССР перестройка началась после того, как был выдвинут знаменитый лозунг «Единой Европы от Владивостока до Гибралтара». Собственно говоря, объединение Германии рассматривалось идеологами перестройки как первый шаг на пути к достижению этой утопической цели. Естественно, что от подобного рода иллюзий пришлось довольно скоро избавится, однако сама идея сближения с Евросоюзом, с целью создания нового полюса мирового влияния в противовес США, не покидала умы российских политиков. Достаточно, здесь вспомнить концепцию оси «Москва-Берлин-Париж» активно одно время развивавшуюся Борисом Ельциным. Однако, как и следовало ожидать из этого ничего не вышло, кроме нескольких анекдотических историй, так как полуразоренной и погрязшей России было практически нечего предложить Европе, которую, в свою очередь, больше интересовал максимально свободный доступ для своих компаний к нашим природным богатствам.
Владимир Путин поначалу действовал в том же русле, что и его предшественники, стараясь при этом поддерживать и хорошие отношения с США. Однако после оранжевой революции на Украине стало очевидно, что у России, как и прежде, «нет других союзников, кроме армии и флота» и, что какие бы противоречия не возникали между США и Европой в отношении нашей страны они всегда будут действовать в одной связке.
Однако именно украинские события стали для российского руководства поводом пересмотреть весь внешнеполитический курс страны, в том числе и на европейском направлении. Экономический рост, укрепление внутреннего единства страны и политическая стабилизация сделали не только возможной, но и необходимой более наступательную и активную внешнюю политику. Первым пробным шагом стала также Украина, газовая блокада которой заставила европейцев заметить насколько сильно они зависят от поставок российских энергоносителей. Одновременно они обнаружили, что у них нет и никаких серьезных возможностей обеспечить надежность этих поставок без учета интересов самой России. Выяснилось, что за первые годы правления президента Путина российская власть полностью восстановила государственный контроль над своей добывающей промышленностью, отодвинув на второй план иностранные и компаннии и компании с серьезным иностранным участием. Нашумевшее дело «ЮКОСа» было лишь эффектной верхушкой айсберга, показавшей насколько далеко могут зайти, в случае необходимости, российские власти для обеспечения энергетического суверенитета страны.
Надо сказать, что за последние два-три года Россия сделала все, чтобы, несмотря на все миролюбивые официальные заявления сделать политическим вопрос надежности поставок наших энергоносителей в Европу. Особенно это стало заметно этим летом, во время развернувшейся между Россией и ЕС борьбы вокруг энергетической хартии, бывшей попыткой заставить Россию взять на себя обязательства гарантировать надежность поставок газа в Европу независимо от политической конъюнктуры. После долгих переговоров выяснилось, однако, что Москву не устраивает не столько предлагаемая плата за подобное самоограничение (хотя и золотых гор или крупных политических уступок нам тоже не обещали), сколько в принципе неприемлем сам подход, при котором возможности России распоряжаться своими природными богатствами и вытекающими из них политическими преимуществами сдерживаются некими международными договоренностями.
Благодаря такому подходу, и стал возможным крупнейший на данный момент успех европейской политики России — балтийский газопровод, обеспечивающий прямые поставки российского газа в Германию по дну Балтийского моря, в обход транзитных стран, прежде всего — Украины и Польши. Неудивительно, что этот проект сразу встретил такое отчаянное сопротивление в том числе и за океаном. Реализация этого проекта позволит фактически выключить из глобальных российско-европейских отношений страны Восточной Европы, являющиеся на сегодня главными проводниками американского влияния на континенте, что значительно уменьшит их вес в общеевропейских делах.
Конечно, приход к власти в Германии и, скорее всего в ближайшее время во Франции новых, проамерикански настроенных лидеров усложняет решение задач стоящих перед европейской политикой России. Об этом хорошо написал обозреватель Правой.ru Александр Елисеев: «Похоже, что времена нашей „дружбы“ с Европой подходят к концу. Нет уже во власти „друга Герхарда“, скоро уйдет и „друг Жак“. Зато укрепляются позиции проамериканских политиков, не расположенных сближаться отношения с Россией. И тут все прозрачно. Энергетическая спайка России с Европой автоматически ослабляла роль Америки как мирового лидера. Да и особая позиция Франции и Германии (солидарная с позицией России!) в отношении иракской авантюры явно не устраивает США. Они хотели бы видеть другую Европу — зависимую от США и холодную к России. Тогда было бы легче прокручивать разного рода геополитические авантюры.» Однако ведь и до этого было понятно, что какие бы усилия не предпринимала бы Москва и каких бы успехов в отношениях со странами Евросоюза она бы не добивалась, в случае возникновения нового глобального противостояния с США возможность которого, судя, по уже ставшей знаменитой речи нашего президента в Мюнхене, перестает быть чисто гипотетической все существующие противоречия будут быстро забыты по обе стороны Атлантического океана и страны Запада снова, как это уже не раз бывало, выступят единым фронтом, встав на стражу интересов «золотого миллиарда».
