 |
| Правая.Ru | Сергей Бабурин | 07.03.2007 |
— Сергей Николаевич, за последние 15 лет в России существовало много организаций национально-консервативного толка. И сегодня в нашей стране есть целый ряд народно-патриотических организаций, в том числе и партия «Народная воля». Чем Ваши платформа, линия и организация уникальны? В чем их принципиальное, идейное различие от всего, что было до этого и что существует параллельно с этим. Есть ли какие-то непреложные основы, которые для Вас являются принципиальными и вы готовы принимать их до конца?
— Я думаю, что принципиальное наше отличие от других одно: мы верим в то, что говорим.
— Но ведь это не идеологическое отличие.
— Это очень идеологическое отличие. Я хочу это подчеркнуть, потому что когда мы создали Российский общенародный союз, то на нас сразу покосились и левые, и правые, и этот почин не понравился ни тем, ни другим. Когда 23 февраля в Москве был митинг левых на Манежной площади, они собрали его под мою ответственность, под мою подпись. Но слова мне там не дали, потому что я для них был слишком розовый, недостаточно красный. И в этот же день в кинотеатре «Россия» происходило учредительное собрание то ли Русского народного Собрания, которое еще создавали Астафьев, но слова опять не дали, потому что я был для них слишком розовый, а там собрались одни «белые». Вот почему я не хочу сейчас говорить о лозунгах. Все, что у нас было написано, все было переписано. Мы никогда не хотели создать организацию ради самих себя. Почему возникла партия национального возрождения «Народная воля»? Потому что когда Ельцин ушел, основной наш программный потенциал и общеорганизационный, был нацелен на борьбу с режимом именно ельцинским, мы стали говорить, что надо думать о новой программе, о новых принципах и о новом объединении. И несколько организаций, которые выступали за поиск политических форм, бывшее «Движение за русский социализм», еще ряд организаций, сказали, что мы к вам вступать не будем, а давайте вместе с вами создавать новое. Никто никому не хотел уступать. Мы согласились создавать новое. Мы создали партию, и спорили, как ее назвать. Идея назвать «Народная воля», не буду сейчас отнимать время, принадлежала петербуржцам, «крутым левым», и упреки были с двух сторон. С одной стороны, пришло заявление (где мы все упоминались пофамильно): «почему вы создаете антисемитскую организацию?» Потому что когда «Земля и воля» раскололась, все русские и немцы, все православные ушли и создали «Народную волю». С другой стороны пришел упрек: вы знаете, что «Народная воля» убила государя, и что они жидо-масонская организация? Мне пришлось сказать, что мы точно не имеем к убийству государя никакого отношения. Сразу говорю, это противно нашим взглядам. А во всем остальном давайте обсуждать. И в чем-то мы проделали ту эволюцию, которую проделал Лев Александрович Тихомиров. Когда начинали с демократических иллюзий о преобразовании советского общества, а закончили стремлением укреплять державу государства. Вот почему сегодня у нас монархическое крыло в «Народной воле» значительно усилилось по сравнению даже с тем, что было 5 лет тому назад. Вот, например, я перестал быть оголтелым республиканцем, но еще не стал монархистом.
— То есть, вы выработали, точнее сказать, нашли свои ценности?
— Что касается сегодняшней ситуации, то мы действительно провозгласили наши ценности. Я очень рад, что мы смогли выработать критерий, тот консервативный манифест, принципы или императивы национального возрождения, о которых мы спорили. Те, кто участвовал в подготовке, помнят, что одни говорили об этом слишком много, другие говорили об этом слишком мало. Но нам нужно было соединить вместе очень непростые вещи. Нам нужно было соединить оставшуюся советскую психологию в обществе с теми фундаментальными понятиями и категориями, к которым общество еще не привыкло, но к которым нужно приучать, постоянно показывать, воспитывать. И вот почему мы убедились, что по всем вопросам сегодня не может быть в качестве названия понятие «консервативный». Потому что если мы хотим получить поддержку избирателей, нам нужно эту же идею облекать в другую форму. Как и понятие «правый». Сегодня, когда в обществе говоришь «правый», то спрашивают: «вы что, из СПС? Вы за Чубайса?» Думаю, нет необходимости говорить о том, что ни СПС, ни Чубайс к правым не имеют никакого отношения. Это — спекулянты, которые украли эти термины. Точно так же когда-то Межрегиональная депутатская группа, которая проповедовала капиталистические ценности, сегодня устами своих бывших членов говорит, что все делали с левых позиций, обвиняя тогдашнее партийное большинство в том, что они правые. Потому что общественные законы и общественные психологии были таковы. Поэтому на сегодняшний день появление понятия «Народно-патриотический союз», означает появление законспирированного пока национально-консервативного.
— Тогда остается вопрос с названием партии — «Народно-патриотический союз». Новую объединенную партию надо называть так?
— Это то, за что мы все хотим проголосовать. Это — мышление людей с правым консервативным сознанием. Я сужу по философским моментам, потому что сам я не признаю состояние «народной воли» как таковой. Народной воли нет, воля есть у сознания, у отдельной личности. Если это — воля народа, то значит, ее надо суммарно исчислять. Кроме того, народ может быть не прав в некоторых ситуациях. Воля есть у того, кто принимает какие-то решения, и кто сам за себя отвечает. А у народа, как такового, с точки зрения элементарной православной философии, единой воли, как таковой, не существует. Им нужно управлять. Да, он может эту волю выражать каким-то образом, но и то не весь и не всю. Поэтому мне очень сложно утверждать, что народной воли не существует, поэтому демократия это абсурд, и, тем не менее, убеждать голосовать за нашу партию. Но мы это опустили. Возьмем чисто политический смысл. В политическом смысле «Народная воля» — это чисто левое название. Потому что оказывается, что критерием социальной справедливости является воля народа, который может быть и не прав — иногда он голосует за отделение от большинства. Например, сейчас чеченцы проголосуют за то, чтобы выйти из состава РФ и мы что, удовлетворим их желание? Нет, конечно. Поэтому мне кажется, что поскольку вы занимаете правую консервативную нишу и не претендуете на подавляющее большинство голосов в Совете Федерации, то имело бы смысл название «Народная воля» как-то подкорректировать. Потому что у людей, которые за вас хотят проголосовать, будет некий психологический ступор. Вообще само название партии рождалось как компромисс, потому что даже в нашей организации часть выступает за символику с красным флагом. Но действительно, нам нужно исходить из того, что мы готовы при объединении партий, идти к новому названию. Пока мы предлагаем как рабочий вариант название Объединенная партия Народно-патриотический союз. Хотя мне всегда нравился только Российский Общенародный союз. Но не будем говорить о прошлом. РОС сегодня — это общественная организация. Народно-патриотический союз позволяет нам взять часть левых, и спокойно брать правых, потому что здесь нет социализма, есть более универсальный подход.
— Вас все знают, но нас интересует Ваша команда, люди которые с Вами. Например, многим непонятно, почему у вас партия право-консервативная, а отдел по идеологии возглавляет человек с лево-секулярным сознанием и принципами?
— Потому что он один из руководителей партии «Союз», которая влилась в нашу организацию, и его работа с одной стороны была результатом компромисса в вопросе кого на какие посты ставить. А во-вторых, никто из правых консерваторов не захотел возглавлять этот отдел.
— Это очень плохо. А почему так? Ведь есть же Фоменко?
— Александр Владимирович, к сожалению, не может у нас возглавлять все отделы. Но мы все-таки, используя его международный опыт и знания многих иностранных языков, избрали его секретарем ЦК по международным делам, потому что мы параллельно пытаемся формировать «православный интернационал». И в прошлом сентябре у нас была встреча 10 политических партий 6 государств, и это очень серьезно.
— По Вашей инициативе реализуется проект объединения государств и партий на православной основе. Сейчас только Вы занимаетесь нечто подобным.
— Я пытаюсь подключить к этому проекту государство, потому что он настолько фундаментальная вещь, что не могут отдельные организации или партии подобный проект тащить на себе. Это требует ресурсов, это требует поддержки наших единомышленников. Почему Коминтерн стал мировой организацией? Потому что они финансировали свои ячейки за рубежом. Почему Социнтерн опутывает сегодня всю планету? Потому что у них очень серьезные фонды и структуры взаимной финансовой поддержки. Работая в этом направлении даже небольшими деньгами, но серьезно, мы бы могли не допустить вступления в НАТО ни Болгарии, ни Румынии, ни ряда других государств. Элементарно. Вы знаете, что есть два агента, которые разрушат любой блок. Это Польша и Румыния. Поэтому дай Бог им удачи.
— Сейчас идет интенсивное обсуждение проблемы структуры следующей Думы. В начале прошлого года обсуждался проект, что следующая Дума будет двухпартийная. Двухпартийная система как система баланса двух партий, где есть абсолютный консенсус по базовым вопросам, но при этом есть некая дискуссия по вопросам стратегическим. Сейчас обсуждается вопрос уже трехпартийной системы, где «Единая Россия» — центристская, «Справедливая Россия» — левая, и еще появляется некая «Свободная Россия», как некий аналог СПС. Вот мы хотим увидеть в следующей Думе нашу правую консервативную партию. Каковы перспективы появления такой партии? Каковы перспективы Вашего появления в Думе при этих раскладах?
— Я думаю, что задача, которая должна нами решаться, звучит так — национально-патриотическая консервативная партия должна быть в этом году осенью. И по итогам парламентских выборов она должна быть третьей партией в стране. Конечно, по административному ресурсу, с единороссами сегодня не может сравняться ни одна партия. Но к счастью, когда они занялись клонированием, то ответ на вопрос, кто из них левее, кто правее, думаю, они и сами уже не знают. Но «Справедливая Россия» претендует на социал-демократическую нишу, где уже топчется Зюганов, и куда рвется Семигин с «Патриотами России», где может быть реанимирована социал-демократия горбачевского толка, или что-то еще. Тогда «Справедливая Россия» объективно выталкивается в центр. И объективно у нас есть возможность не допустить появления либералов, забрав патриотический электорат и забрав правое крыло политического спектра. Либо, как это было на совещании у президента, где мы с одной стороны сели по алфавиту вокруг этого овального стола, и получилось так, что с этой стороны либералы, тут в центре социал-демократы, а здесь правые. А Жириновский просто в жанре политического доноса против нас выступил. Он сказал: «Владимир Владимирович, Вы хотите бороться с экстремизмом, так вот, начните с „Народной воли“. Они же Русский марш проводят, они пригревают радикалов, экстремистов и т. д.».
— Но вы сказали, что Русский марш не проводили?
— Я сказал. Мы делали это под названием Русского марша. Но мы провозгласили два принципиальных краеугольных принципа Русского марша. Первое: русская нация, которую в течение столетий создавали великороссы, украинцы, белорусы, татары, башкиры и лица многих других национальностей — для нас. Поэтому если кто-то по-другому ее воспринимает, мы не хотим даже дискутировать по этому вопросу и тратить время. И второй принцип — это Русская Православная Церковь. Православные ценности как стержень нашей нравственности и культуры. Почему я не допустил на митинге выступление нескольких известных наших говорунов. Когда подошел Севастьянов, я ему сказал, чтобы даже не подходил. Потому что была опасность, что он опять начнет поношение Патриарха. Если для Демушкина что «хайль Гитлер!», что «Христос воскресе!» — одно и то же, то о чем говорить с такими людьми? И я Путину сказал, что мы выступаем за то, чтобы проводить русские мероприятия. И не надо их бояться в России. Но Белых тут же подхватил эту эстафету, и сказал, что Владимир Владимирович, вспомните, сколько Сергей Николаевич мешает нам во внешней политике? Мол, он то своим Крымом, то претензиями к Литве, то еще какими-то заявлениями эту великодержавную позицию провозглашает и мешает нашим дипломатам. Благо, Путин сказал, что Сергей Николаевич имеет такую точку зрения, он не выдает ее за государственную. И я Белых говорю: «А что вы тут сидите? Вы что, правый что ли? Вот туда пересядьте, к Явлинскому, к либералам. Если Вы боитесь великодержавных позиций, о чем с Вами говорить?». Но остался сидеть.
— Очень важны Ваши оценки и прогнозы о том, что будет с Белоруссией, особенно после обещания Александра Лукашенко ввести евро. Власть Лукашенко является императивом. Мы одной ногой уже топчемся в Союзе и мы друг другу нужны. Белоруссия — это западные русские, у которых в отличие от Украины не произошла перекодировка сознания, они себя считают русскими. Как Вы думаете, сейчас, пока еще не произошло непоправимое, можно ли быстро сделать победу?
— Это один из самых тяжелых вопросов. На эту тему было совещание под председательством председателя Госдумы, точнее это был расширенный совет Государственной Думы, на котором присутствовали председатель Счетной палаты, руководители всех ведущих министерств. Обсуждался вопрос о российско-белорусских отношениях и о будущем союзного государства. Помню, он обсуждался достаточно спокойно и про интервью Лукашенко узнали после окончания, к счастью. Я честно скажу — не от хорошей жизни в декабре я выступил с открытым письмом к Лукашенко и к Путину. Это опубликовали ряд газет. Первый номер журнала «Российская Федерация» его полностью воспроизвел. Потому что ситуация действительно финальная. В 2007 году либо союзное государство станет реальностью, либо оно умрет. И шанс смерти наиболее вероятен. И сказать, что кто-то один виноват, я не хочу. На самом деле я верю нашему президенту, что он предложил Лукашенко все возможные варианты. У меня были на эту тему конкретные разговоры неоднократно отдельно с президентом Российской Федерации, отдельно с президентом Белоруссии. И мне вдвойне прискорбно, потому что с 1996 года процесс объединения начался нами в марте, когда мы сели за стол и согласовали, что нужно делать. Причем когда я срочно приехал в Минск после встречи в Верховном Совете, мы вышли с помощником президента погулять на улицу. Я в Минске был второй раз в жизни, поэтому смотрел на город. На одном из поворотов сели в случайно там стоявшую машину, и через 10 минут оказались в загородной резиденции президента. Несмотря на это, он в дверях стоит, встречая нас, и хохочет. И говорит, что ему уже позвонили из Москвы, чтобы он со мной не встречался. Я ответил что поздно, уже встретился. В 1996 году Лукашенко был готов вступить в состав Российской Федерации как Богдан Хмельницкий без всяких условий. Этого испугались в Москве и не допустили. К сегодняшнему дню ситуация очень сильно изменилась. Не в лучшую сторону изменился и Лукашенко. Я не хочу оправдывать сейчас Москву или Минск, потому что Москва много сделала, чтобы затормозить с 1999 года процесс объединения. Но главным тормозом сейчас, кто не хочет объединяться, является Лукашенко. Поэтому я в своем открытом письме предложил, что если конституционный акт, который подготовлен официально, не устраивает обе стороны, то давайте любой другой. Я предложил это в 1998 году Ельцину и Путину, который тогда по поручению Ельцина этим вопросом занимался. Я предложил быть доверенным лицом Ельцина. Вы знаете, что я его противник. Но если завтра будут объявлены выборы союзного президента или вице-президента, и будут выдвинуты кандидатуры Ельцина президентом, Лукашенко вице-президентом, я ради объединения России и Белоруссии буду доверенным лицом. Я скажу, что я все помню, я ничего не забыл, но я за их избрание. Побоялись. В 1999 в декабре была попытка сделать Ельцина главой союзного государства. Она сорвалась. И после этого все пошло кувырком, и на сегодняшний день мы дальше друг от друга, чем минувшие 10 лет. Способны ли мы сейчас пойти на создание союзного государства — вопрос очень тяжелый. Не хочу быть пессимистом, но оптимизма очень мало.
— Где те точки прорыва, которые еще могут быть? Что делать?
— На сегодняшний день нужно максимально работать. В чем драматизм для двух президентов в ситуации с союзным государством? Никто не хочет стать его официальным могильщиком. И Лукашенко не хочет, чтобы он в интервью не заявлял. И в экономике, конечно, Белоруссия на нас завязана очень сильно. Проблема в том, что Лукашенко устранил из своего окружения всех помощников, которые ориентировались на Россию. Всех убрал. Там есть свои «западенцы», бывшие БНФовцы, и в целом ситуация с окружением у Лукашенко очень тяжелая. На самом деле ситуация хуже, чем я могу сказать об этом на телевидении. Но все равно нам нужно бороться и за Белоруссию, и за Украину. При этом если мы хотим побеждать на Украине, нельзя делать ставку только на Януковича. Особенно после устранения Кушнарева. Потому что я думаю, что все, кто немного знает ситуацию на Украине, не поверят в случайность гибели Кушнарева. Потому что это была та фигура, которая делала донецкую группировку интеллигентной. Она делала ее комфортной, общеукраинской. И на сегодняшний день это страшный урон для Януковича, но не для Рината Ахметова. И в принципе, если там возобладают бизнес- проекты над мировоззренческими проектами, это будет плохо. Я сначала участвовал в подготовке выборов на Украине, а потом увидел, что все, что я делаю и предлагаю, отметается. Я 4 раза встречался с Януковичем. Иной раз только прилетал на 10-минутный разговор. Но когда я увидел, что с одной стороны Павловский, а с другой стороны — Белковский, то понял, что они разводят два славянских народа так, что это просто фантастика. Мне говорят: езжайте наблюдателем. Я сказал: нет, я не хочу присутствовать при позоре. И я взял официальную делегацию и улетел в Коста-Рику, чтобы не видеть того позора, который будет. И все произошло, как предсказывали. Я вернувшись, полетел в Абхазию, чтобы это не повторилось в миниатюре. В Абхазии удалось предотвратить. А на Украине для «Народной воли» сейчас основной партнер — это партия «Прогрессивная социалистическая партия Украины» Натальи Витренко. Правда, эти 4 дня я ее немного усмирял. Они обнаружили совершенно небезболезненный документ Синода канонической Украинской Церкви о том, что они выступают за украинскую автокефалию, но в каноническом контексте. Витренко в ужасе мне позвонила, мы проконсультировались, но я ей сказал, чтобы пока чуть-чуть притормозить. Не надо поднимать скандала. Нужно дать возможность вначале все решить самой Церкви. Если кто-то говорит, что это временно, под давлением, то он не прав. Все предательства были сделаны под давлением. Все измены были вынуждены. Поэтому это все было очень чревато, и остается чревато. Поэтому против той же Витренко, как однозначно пророссийской, очень многие из Партии регионов, я уже не говорю про ее злейших врагов Ющенко и Тимошенко. Не случайно у «Народной воли» есть тройственный пакт, который подписали Витренко, Шешель и Бабурин о сотрудничестве, взаимопомощи и взаимной поддержке. Ирония судьбы в том, что мы подписали этот пакт несколько лет назад, в Багдаде, на английском языке. Потому что не смогли найти ни одного компьютера, где была бы кириллица. И нам говорили — арабский шрифт пожалуйста, латиницу пожалуйста. И вот три славянских партии на английском языке подписали соглашение. Вот поэтому когда мы говорим о консерватизме, то сегодня мы выступаем за то, чтобы идеология консерватизма, моментно формирующаяся, все же внешне излагалась доступно и в терминологии, воспринимаемой широкими кругами. Потому что нам важно пройти, победить, занять плацдарм, а после этого заняться политическим просвещением.
— Про скандал с Белоруссией странно слышать, потому что этого никогда не было в Белоруссии.
— Что нужно понимать под пассионарностью? Это ведь не обязательно энергетика, когда бегают, что-то делают быстро. Когда у человека болит желудок, он тоже бегает в место общего пользования быстро. Но это не значит, что он пассионарный. Почему я сказал о пассионарности Белоруссии, то это, прежде всего, из-за сохранения национального чувства и стремления защитить, сберечь его. Да, у них уровень жизни не такой, как хотелось бы, но они тоже смотрят западный телевизор. Интернет сегодня всепроникающ. Но они хотят сохранить себя и свой народ. Это и есть пассионарность.
— Они как отдельный народ?
— Почему я и говорю, что это часть русской цивилизации. Большинство из них не рассматривают себя как отдельную нацию. Они говорят, что мы с Россией часть одного целого. И эта их черта является ключевой. Когда мы летом с Александром Григорьевичем сидели вдвоем и очень долго беседовали, тяжелый был разговор, потому что если мы много лет были «на ты», тут мы вдвоем сидим уже как «Александр Григорьевич» и «Сергей Николаевич». И когда он мне третий раз сказал, что он не для того стал президентом, чтобы лишать свой народ суверенитета и независимости, народ его избрал не для этого, я вынужден был ему сказать, что Александр Григорьевич, народ Вас избрал президентом за Ваше обещание объединиться с Россией. А это обещание надо выполнять. И в этом отношении если Лукашенко начнет от России отворачиваться, он войдет в противостояние с собственным народом. Он очень чувствует это. Поэтому он маневрирует и маневрирует. Я знаю содержание ряда его закрытых совещаний. Вот там он уже этого не понимает и на то не ориентируется. То, что он говорит там, по сравнению с опубликованным интервью — на уровне истерики. Я в таких случаях говорю, что не надо разжигать. На каждое неудачное решение России — дурное решение Белоруссии. И пошло и пошло. Не надо нам цепную реакцию.
— Тем более, что такая позиция Лукашенко не обелит его для Запада, если он вдруг захочет этого «спасения».
— Я ему сказал по-другому. Я сказал, что он с Путиным там уже объявлены врагами. Конечно, если Вы все провалите, я Вам буду возить передачки, но лучше до этого не доводить.
— А он?
— Он про Милошевича все рассказал, какой тот дурак, мягко выражаясь.
— Сейчас вновь введены квоты вопреки закону. Это российская политика? Она эти границы возводит?
— Это не политика Думы. Дума не способна думать. Дума является страховочным механизмом в той системе, где думает правительство. Но то, о чем вы говорите — реальная опасность.
Ответы Сергея Николаевича Бабурина на вопросы аудитории на заседании Византистского Клуба 26 января 2007 года
http://www.pravaya.ru/expertopinion/393/11 381
