 |
| Православие и современность | Марфа Антоничева | 22.02.2007 |
Известный православный поэт, прозаик и эссеист Олеся Николаева в своей книге «Православие и свобода» называет христианство «религией свободы и творчества». Хотелось бы сделать акцент на слове «творчество», так как сегодня немногие авторы обращаются к вопросам веры в своих произведениях. Олеся Николаева объясняет это противоречием Церкви и современной, так называемой постмодернистской, культуры. Кажется, что в дехристианизированном мире не может существовать литературы, говорящей о вере, ее поиске, движении к Слову. Однако на самом деле даже в нашем секуляризированном мире есть авторы, для которых христианство — это пространство существования, корабль, куда нужно еще суметь получить билет.
Воплощая в своем творчестве высказываемые в интервью и публицистике идеи, Олеся Николаева как никто другой явственно различает новую литературную тенденцию — обращение писателей к христианству, указывая на главное: «Суть ведь не в том, чтобы называть или изображать какие-либо приметы христианства — их, кстати, может совсем и не быть. Но православно все, касающееся души человеческой в ее стремлении к Богу, изнемогающей на земных путях и ищущей Своего Спасителя, души погибающей и чающей Воскресения».
Именно по этому пути изображения движения человеческой души, ее сомнений и скитаний на пути к Богу идет в своем творчестве Алексей Варламов — писатель, ставший лауреатом премии «Антибукер» за повесть «Рождение» в 1995 году, а в 2006 году удостоившийся премии Александра Солженицына «за тонкое исслеживание в художественной прозе силы и хрупкости человеческой души, ее судьбы в современном мире и за осмысление путей русской литературы ХХ века в жанре писательских биографий». Алексей Варламов — автор романов «Лох», «Затонувший ковчег», биографий Михаила Пришвина, Александра Грина, Алексея Толстого в серии «Жизнь замечательных людей», доктор филологических наук, прихожанин университетского домового храма святой мученицы Татианы при МГУ.
В своей речи после вручения Солженицынской премии Алексей Варламов в частности сказал: «Перефразируя известное выражение Тертуллиана о душе человека, можно так сказать: русская литература всегда была по натуре христианкой. Но призвание и поручение свое она видела не в том, чтобы подменять собою Божественное откровение либо пастырское слово, а в том, чтобы понять и образно выразить неслучайность, промыслительность всего происходящего в мире, и прежде всего происходящего в России и с Россией. Тот страшный разрыв, который случился в русском народе в ХХ веке и который по сей день нельзя считать преодоленным, в нашей литературе был побежден… Сохранившая национальную память литература стала одним из путей нашего возвращения в Россию».
Сюжеты произведений Алексея Варламова нетривиальны, как уникален опыт обретения веры у каждого из нас. Обращаясь к частной судьбе героя произведения, он выходит в своей прозе к обобщениям общечеловеческим. История в его прозе — лишь фон для внутреннего пути героев. Порой она становится для них препятствием, но варламовские персонажи не запутываются в ней. Они выбираются из нее, подобно рыбам, стремящимся обойти камни, деревья и рыболовные сети, но иногда все-таки попадающим в них.
Писатель акцентирует внимание на движении души, ее взрослении, обретении самого главного для человека — веры. Это не происходит мгновенно, как правило, человек идет к осознанию своего духовного призвания всю жизнь.
Или порой толчком к такому осознанию для людей становится болезнь родных, чаще всего детей. Ведь все мы помним, чего стоит, по слову Достоевского, даже одна слезинка ребенка.
В повести «Рождение» Варламов обращается к судьбе семьи, стоящей на грани отчаяния из-за болезни ребенка. Через боль, страх и страдание герои пытаются приблизиться к вере. Такой случай не редкость в жизни, именно поэтому он и ценен в литературе, из нетипичного явления становится «правилом», общечеловеческим опытом, который нужно попытаться осмыслить:
«Женщина включила ночник и взяла молитвослов. Она не была прежде религиозна и даже крещеной не была, но, с тех пор как забеременела, читала тайком от мужа утренние и вечерние молитвы. <…> в ту ночь она почувствовала, что откладывать дальше нельзя, и что если не решится креститься сегодня, то не сделает этого никогда…».
Люди зачастую приходят к вере неосознанно. Как зарождается вера в человеке — один из ключевых вопросов варламовской прозы. Через какие внутренние противоречия и конфликты нужно пройти, чтобы обрести этот дар? Критическая жизненная ситуация как раз подчеркивает остроту чувств персонажей — вроде бы все, как в жизни, но, читая о судьбе несчастной семьи, думаешь, что лучше бы такие сюжеты оставались долей литературных персонажей.
«Она чувствовала слабость и не могла отделаться от того кошмара, который испытала ночью в те предрассветные часы, когда ее отвезли в послеродовую палату и она, вздрагивая от каждого шага в коридоре, ждала, что сейчас придут и скажут: жаль, но так вышло… Мы не смогли ничего сделать… И это будет все, финал, конец ее жизни — этого она уже не переживет. Те несколько часов она лежала и молилась. Это была даже не молитва, а бессвязный поток повторяющихся слов и слез с мольбою сохранить младенца…<…> Он лежал в двух шагах от нее в комнате со страшным названием „реанимация“, он был впервые за свою жизнь с ней разлучен, и ей казалось, что в эту ночь она его предала, и она ненавидела себя, свое тело, не смогшее выполнить самое главное, что было на него возложено… <…>
„Матерь Божья, — жалобно говорила она, — Ты приди к нему, помоги ему, ему сейчас нельзя одному. Он никогда не был один, он не знает, что это такое. Он безгрешнее и чище любого живущего, пусть он увидит Тебя и перестанет бояться. Ему сейчас страшно, но если Ты к нему придешь, если Ты дотронешься до него, то он успокоится. Ты одна сейчас можешь его спасти и не дать ему исчезнуть. Накажи меня чем хочешь, но только приди“».
Читатель неотступно следит за тем, как героиня учится молитве, как пытается найти подходящие слова, обращаясь к Богу. Как, наряду со страданием, осознает правильность и предопределенность ее пути, ее намерений: «Иногда, засыпая прямо в кресле,<…> она пробуждалась оттого, что вспоминала: не успела дочитать молитву, и снова молилась, и плакала, и убеждала, убежденная сама, что только этими молитвами дитя и спасается и проживает каждый новый день».
Параллельно с движением души женщины читатель наблюдает за внутренним сюжетом жизни главного героя — мужчины. Его отличает? ольшая рациональность, желание понять, что же кроется за их с женой страданием, ради чего оно ниспосылается человеку: «Мужчина же шел и думал о том, что его жене, наверное, не безразлично, умрет ребенок крещеным или нет, быть может, она верит, что если его не окрестить, то он не попадет на небо и не увидит Бога. Но он думал совсем о другом. Какой смысл был в жизни двухмесячного младенца, не видевшего ничего, кроме больницы, уколов, боли, перенесшего столько страданий, и все это должно окончиться смертью от гепатита, в сущности, обыкновенной желтухи, которой болеет каждый второй и вылечивается, но по чьей-то идиотской халатности ему занесли смертельный вирус, и ни одно лекарство не сможет этот вирус остановить…».
Состояние страдания становится для героя нормой, привычным чувством: «Никогда он не думал, что человек способен страдать до такой степени и так долго — это страдание вбирало в себя все: и его горечь, и ненависть, и любовь. Он с ним засыпал и просыпался, оно присутствовало в каждом мгновении его жизни, что бы он ни делал, не притупляясь и не ослабевая». Но значение этого чувства приходит к нему в самый важный момент в его жизни, когда герой входит в больничное отделение узнать, какова судьба сына — будет ли тот жить или умрет. Тут он понимает главное: «…и вдруг почувствовал, что он не одинок. „Страдание есть знак нашей неоставленности Богом“, — подумал он». Эта мысль позволяет мужчине обрести покой, прийти в себя.
Испытание, через которое проходят герои, приближает их на несколько шагов к главному пути их жизни. Подобное испытание становится для них знаком свыше, испытанием, в котором нужно оказаться верным Тому, кто тебя испытывает. Ведь, как говорится в Писании: «Авраам — великий отец множества народов, и не было подобного ему в славе; он сохранил закон Всевышнего и был в завете с Ним, и на своей плоти утвердил завет и в испытании оказался верным» (Сир. 44, 19−21), и самое важное для каждого человека — стремление к этой верности.
Варламов говорит как раз об этом: как остаться правым в главном — на пути к вере — именно в тот момент, когда человек еще только стоит на пороге и не знает, куда ему идти. Кажется, это состояние — самое сложное для всех и требует большой решимости. Те страдания, которые посылает нам Господь, иногда воспринимаются как незаслуженные. Мы сетуем на то, что происходит, как это случается со многими героями Варламова. Но если попытаться понять, в чем причина наших бед, то фраза о неоставленности героев Богом является ключевой для понимания сущности повести: «Ибо вы и моим узам сострадали и расхищение имения вашего приняли с радостью, зная, что есть у вас на небесах имущество лучшее и непреходящее» (Евр. 10, 34).
Человеку не дано до конца понять Промысл Божий. И того, что уготовано нам Богом, тоже.
«Жена сидела, как и в первый день, спиной к двери и кормила младенца. Он позвал ее, она обернулась, и он увидел, что она плачет. Мальчик спал у нее на руках, а она плакала обиженными детскими слезами…<…> Он подошел к ней, обнял и прижал к себе ее и ребенка и подумал, что это и есть, наверное, счастье, но у них его никогда не будет.
Она плакала, не могла остановиться, но все время пыталась что-то сказать, а слезы ей мешали, и он, прижимая ее к себе, качал головой и точно говорил: не надо, не надо ничего.
Но она отстранила его… и, глотая слезы, глядя на него с любовью и благодарностью, проговорила:
— Нет, совсем другое, не то, что ты думаешь. Утром приходила заведующая… Оказывается, они все это время… Они брали повторные анализы… Тот первый… Он не подтвердился… Это была ошибка или я не знаю… В общем, у него ничего нету».
Когда женщина несет своего здорового ребенка из больницы, она мысленно прощается с людьми и этим злополучным местом, принесшим ей столько страданий. Она уже не испытывает обиды или злости, она смиряется. И это смирение становится своеобразным порогом, рубежом, перейдя который она меняется, как меняется мир вокруг нее: «Была середина февраля, Сретение, зима встречалась с весною, старец Симеон с младенцем Иисусом, и значит, они перешли тот рубеж, которого она боялась, — смерть осталась за спиной, и умиротворенный ребенок засыпал у нее на руках. Он скользнул своим смышленым взглядом по зеленоватым стенам, остановился на мерцающих тусклых лампах, на морщинистом лице сестры-хозяйки и зажмурил глазки, когда на улице ему брызнуло в лицо светом весеннего солнца, прибывавших дней, капели и гомонящих птиц, и теплый поток сна понес его дальше, в жизнь, наполненную грохотом, свистом, ветром и светом, которого было так много, как не было еще никогда».
Варламов старается застигнуть своих героев именно тогда, когда маленькие искорки веры загораются в их душе. Что произойдет потом — остается за пределами книги. Из искорок может разгореться пламя, хотя бывает и наоборот.
Автор не способен отвечать за поступки своих героев до конца. Вспомним хотя бы Татьяну Ларину или Анну Каренину. Так же как и в жизни, где только человек волен принять окончательное решение, по какому пути ему идти.
http://www.eparhia-saratov.ru/txts/journal/articles/03person/20 070 221.html
