Несколько лет назад в стенах московского Новодевичьего монастыря регулярно проходил массовый отлов кошек. Особенно лютовало местное духовенство перед визитами в монастырь Святейшего патриарха. Кошек в Новодевичьем всегда было много. Разномастных мяукающих созданий приносили сюда сердобольные москвичи, втайне надеясь, что в православной обители найдутся добрые люди, которые позаботятся о меньших братьях. Но когда в 1999 году численность новодевичьей кошачьей колонии достигла нескольких сотен, насельники святой обители призадумались. Кошки ежедневно орали под окнами монашеских келий, вводили в искушение сестер буйством своей личной жизни, а для светской администрации монастыря являли вопиющий пример нарушения санитарных норм. Православный кошачий рай закончился в один момент — осенью 1999 года монастырь собрался посетить Святейший патриарх Алексий II. Зная давнюю нелюбовь Святейшего к «бесовским тварям», митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий (его резиденция расположена как раз в Новодевичьем), по словам сотрудников монастыря, распорядился «убрать» животных любой ценой. — Мы, конечно, сразу сообразили, что кошек просто так не переловишь, — вспоминает один из бывших помощников управделами Новодевичьего — Константин Новиков. — Договорились с казначеем, что платить будут по 10 долларов за хвост, раздобыли духовое ружьишко и ночами стали потихоньку охотиться. Когда после отстрела десятка кошек пришли за получкой к благочинной, «улов» сразу увеличили вдвое. И спросили у матушки: считать будете? Та, конечно, отказалась. В общей сложности «на кошечках» удалось заработать тысячи полторы долларов. Некоторых по знакомым раздали, некоторых пришлось застрелить, другие сами куда-то делись. Ловить их живьем и выпускать смысла не имело — они бы все равно вернулись. Короче, к визиту Святейшего ни одной кошки в монастыре не осталось. Кстати, насельницы обители быстро заметили, как редеет кошачье поголовье: некоторые монахини к тому времени тоже успели обзавестись любимицами, которых подкармливали в трапезной и тайком держали в кельях. Только благодаря сложнейшим дипломатическим переговорам и объединенным усилиям нескольких внутримонастырских кланов от общей участи сестры уберегли главную храмовую кошечку Масю. За несколько лет она вполне обжилась в Успенском соборе, забиваясь под паперть во время церковных служб с участием иерархов, а днем греясь на теплых от солнца надгробных плитах или вальяжно, по-египетски прогуливаясь среди икон и массивных подсвечников в самом храме. Масе нравился запах ладана. Но еще приятней ей, очевидно, было выполнять ветхозаветное предписание плодиться и размножаться — недюжинная детородная способность храмовой кошечки как раз и вызвала ожесточенные споры внутри монастырской общественности. Результатом явилось устное распоряжение митрополита свезти Масю в ветлечебницу для стерилизации. Что и было сделано: ничего не понимающую, отчаянно царапающуюся кошку заботливо перепеленали рушниками, положили в коробку и погрузили в старую митрополичью черную «Волгу», на которой в сопровождении одной из послушниц Масю и доставили в клинику. С тех пор Масе хорошо — конкурентов на семгу с сестринского стола у нее больше нет, коты не донимают ухаживаниями, а сама Мася живет в окружении чуткой заботы нескольких десятков монахинь и добродушного ворчания священников — прогнать допущенную в храм самим митрополитом кошку никто не решается.
