Евсевий

Об Асбестовской бригаде спецназа ходят легенды. Говорят, там воспитывают чуть ли не головорезов, суперменов, которым ничего не стоит голыми руками справиться с одним-двумя вооруженными противниками. Говорят, что и в первую, и во вторую Чеченские кампании, они дрались мужественно и хладнокровно — и никогда не оставляли на поле боя своих бойцов — не только раненых, но и убитых. Говорят, что «асбестовские спецы» наводят страх даже на матерых «Чеченских волков». В чем же секрет русского солдата? Только ли в отличной выучке и беспрекословном подчинении приказу? Один из бойцов Асбестовской бригады специального назначения сидит передо мной, положив себе на колени кулаки с въевшейся в них грязью, с ороговевшими буграми на косточках. Если бы не эти натруженные руки, ничто бы не выдавало в одетом «по гражданке» в черную куртку и джинсы, коротко стриженном крепеньком парнишке спецназовца. Евсевий — сын священника, митрофорного протоиерея Владислава Петкевича — отслужил срочную, вернулся домой. В составе Асбестовской бригады специального назначения рядовой Петкевич с 30 апреля 2001-го по 17 января 2002-го года находился в Чечне, где за 9 месяцев службы не один раз был под обстрелом, видел смерть боевых товарищей, жизнь самого висела на волоске… Молитва православных родителей сохранила его невредимым, и сегодня мы беседуем о воинском долге, о чеченской бойне, о силе молитвы и необходимости веры в Бога, доверия к Богу и, конечно же, о том, как нужно нести свой крест.

— Евсевий, что тебе больше всего запомнилось за время службы в Чечне?

— Трудно сказать. Вот так сходу… Больше всего запомнился, конечно, наш первый выход. Молодых, еще необстрелянных, нас привезли в какую-то деревню и поставили боевую задачу. Задача у спецназа какая?

—?

— Задача у спецназа такая, какую поставят. Хочешь — не хочешь, можешь — не можешь — это никого не волнует. Должен выполнить и все. На этот раз нам сказали, что нужно прочесать лес, а в апреле в Чечне уже вовсю «зеленка» на горах и везде, вокруг. Красиво. Снайпера работают. Особенно по ночам. Постреливают то там, то тут. Так вот, нам сказали, что нужно прочесать «зеленку» — ну, лес в смысле, найти в таком-то квадрате «чехов» и спалить: сообщить о них по рации нашей артиллерии, чтобы она этот квадратик обработала. Спалить их, одним словом.

Я эту систему только потом понял. А тогда, в первый раз иду, знобит как-то. Зашли в лес поглубже. Главное, что противно, так это, что красиво все вокруг. На самом деле — красиво. Природа такая шикарная. Горы кругом. Так вот, зашли поглубже в лес. Вроде нет никого, не слышно. Мы идем, значит: впереди саперы из инженерного, мы за ними. Тут как давай по нам кто-то постреливать. Сначала — одиночными, потом — как давай поливать. Я сразу — на землю. Лежу, думаю: все, началось… И тут как начал про себя молиться. Все вспомнил, чему учили, все молитвы одним махом. Я заметил, что чем тяжелее, чем страшнее — тем ближе Бог получается.

— Ты один там верующий был или еще кто-нибудь из друзей, сослуживцев?

— Как говорится, на войне атеистов нет. У нас хоть и не совсем настоящая там война была, я имею в виду, не каждый день стреляли, но, когда на задание идем, многие молятся. Вспоминают, что они крещеные, крестятся. Те, кто некрещеные, говорят, что вот, мол, хорошо бы покреститься.

— За кого из твоих друзей могут помолиться читатели нашего журнала?

— У меня друг был — Владимир, сапер. Подорвался на замыкателе. Сошел с тропы и что-то выронил, патрон, что ли, потянулся за ним, нагнулся, тут рвануло — он все осколки в грудь себе принял. Умер тут же. Так у него в кармане нашли иконку Николая Чудотворца. Вообще… Вот за Владимира помолитесь…

— Как ты считаешь, тебе что помогло выжить?

— Родители за меня молились. Батя у меня священник, вынимал частички на Литургии, мама вымаливала мне жизнь. Это не просто слова…

— А у вас были во взводе мусульмане?

— Конечно. А как же. Русские, мусульмане — татары, башкиры. Все, конечно, такие — обрусевшие. Только фамилии татарские.

— Не отказывались они воевать, мусульмане?

— Нет, таких случаев не помню, не было такого…Спорили часто — да, это было. Спорили: чеченцы — они хорошие или плохие. Если хорошие, то почему тогда в нас стреляют? Почему русских из Чечни всех прогнали? Сейчас там ведь из русских в основном одни старики. По крайней мере, я молодых почти не встречал. Помню, одна женщина русская, не старая, лет 40, может быть. Так она тоже за чеченцев была. Когда зачищали село, так она все кричала на нас. Спорили там на разные темы, но в бою — все должны быть как один кулак. Так нас учили.

— А с чеченцами какие отношения были?

— Да нормальные. Ко всему же привыкаешь. И к опасности тоже. Там ведь в основном арабы воюют, наемники всякие. А чеченец, он что: пастух, ему деньги заплатили, он пошел — ночью фугас на дороге поставил. Днем кто-то подорвался — его это не особо как-то волнует. Он же ни в кого не стрелял.

— Как у вас зачистки проходили? Приходилось этим заниматься?

— А как же. Это только звучит так как-то страшно: зачистка. Заходим в село, идем по домам, проверяем документы. Вот и все. У них вообще у чеченцев такая манера, чуть что — жаловаться, так они или жен своих посылают, или детей. Это нам контрактники говорили. Да чеченки и сами не прочь покричать, пожаловаться на жизнь там, прибедниться. Жалко их, конечно, особенно стариков, но сильно раскисать нельзя. Сколько ребят погибло на этой жалости или по глупости…Со всеми нужно там ухо держать востро… Мне больше русских стариков жалко. Чеченцы, конечно, хлебнули горя. Но кто виноват? Неужели русские виноваты?

— И последний вопрос: ты сам собираешься идти по отцовской стезе?

— В смысле, священником стать?.. Нет, это слишком тяжелый крест, слишком тяжелый крест. Лучше просто ходить в храм, Бога не забывать и все…

Интернет-журнал «Русская неделя»