Воевать в Ираке — все равно, что воевать в здании музея. Это понимают обе стороны конфликта. Богатейшее культурное наследие Ирака оказалось заложником противостояния и активно используется в пропагандистской войне. На наших глазах, в прямом эфире происходит физическое уничтожение истории, ее уникальных материальных носителей. О том, что творится за кадром, можно только гадать. Сохранение памятников культуры стало одним из условий, заданных войскам на этой войне, но вряд ли благие намерения спасут творения древней цивилизации от ракет, бомб, пожаров и грабежей. Страна-музей Самое банальное определение территории, где расположен современный Ирак, — колыбель человечества. Человеческая цивилизация родилась в долине между реками Тигр и Евфрат. Бои сейчас происходят в стране Ветхого завета, на родине Авраама — прародителя трех великих религий, там, где 5 тысяч лет назад шумеры изобрели письменность, и был построен первый на земле город — Урук. Буквально каждое сражение, каждая бомба или ракета, неважно — умная или глупая, сброшенная на эту землю, воспринимаются культурным сообществом как вандализм, необратимое разрушение бесценных памятников мировой культуры. Свою обеспокоенность выражают ЮНЕСКО и ИКОМОС (Международный совет культурного наследия), объединения археологов и ученых, университеты и журналы, люди доброй воли. 31 марта свой голос присоединило к ним Министерство культуры Российской Федерации. Только один памятник на территории Ирака включен в Список всемирного наследия ЮНЕСКО — парфянский город Хатра. Но практически вся территория Ирака — это уникальная культурная кладовая, буквально набитая произведениями искусства и археологическими памятниками, многие из которых не только не изучены, но еще и не найдены. Чаще других называют цифру 100 тысяч археологических памятников, начаты раскопки едва ли десятой части. Специалисты склоняются к тому, что считать памятники в Ираке бессмысленно. В любом месте Ирака, покопавшись профессионально, можно найти что-нибудь уникальное и бесценное. Кроме археологических ценностей существуют музеи, древнейшие христианские церкви в Мосуле, мусульманские святыни. Сейчас бомбы падают рядом с Иракским музеем в Багдаде, где хранится лучшая на Востоке коллекция: более 100 тысяч шумерских, вавилонских, ассирийских, персидских и исламских памятников искусства и культуры. Нынешнее состояние музея неизвестно, связь отсутствует. Вход в музей заложен мешками с песком, те экспонаты, что можно передвигать, эвакуированы. Сотрудники музея охраняют музей — не от американских солдат, конечно. Всемирно известный иракский археолог доктор Донни Джордж больше всего боится не бомб, а грабителей, которые могут воспользоваться удобным моментом. В самом начале операции бомба попала в музей в Тикрите — родном городе Саддама. Разрушен (неизвестно, до какой степени) музей в Мосуле, где хранится богатейшая ассирийская коллекция из соседних Ниневии и Нимруда, самая известная часть которой — огромные крылатые быки с человеческими головами, подобные тем, что встречают посетителей в Британском музее, и тысячи еще не расшифрованных табличек. Есть информация, что сокровища музея собирались эвакуировать перед самым началом войны. Но даже если это произошло, быков перевезти очень сложно — они слишком велики. 141-й артиллерийский батальон американской армии расположился в древнем шумерском Уре, где согласно Библии родился Авраам. Постоянное пребывание там тяжелой военной техники и строительство укреплений может разрушить хрупкие археологические памятники. Многие источники сообщают, что бои идут совсем рядом с библейским Вавилоном. В опасности шиитские святыни в городах Найаф и Хербала. По пустыне двигаются танки и бульдозеры. В отсутствии естественного рельефа войска используют для защиты останки древних городов и холмы, таящие сокровища, еще невиданные миром. Щит культуры Надо признать, что Саддам Хусейн заботился об иракских памятниках, напрямую увязывая славу древних царей с собственным правлением. Саддам даже сравнивал себя с вавилонским царем Навуходоносором — к древним кирпичам с именем Навуходоносора, которыми выложены стены Вавилона, он в нарушение всех правил археологической этики при реставрации добавил кирпичи, на которых было выгравировано его собственное имя. Саддам не только гордился памятниками, но и выделял немалые деньги на раскопки, изучение и сохранение культурного наследия, жестоко наказывая грабителей. Когда он потерял контроль над частью территории после войны 1991 года, ситуация серьезно ухудшилась. Основным международным документом, к которому обращаются все заинтересованные стороны, является Гаагская конвенция 1954 года «О защите культурного наследия в случае военных конфликтов». США, как и Великобритания, не ратифицировали ее, чтобы не связывать себе руки в период «холодной войны», но некоторые их союзники, например Австралия, подписали конвенцию. Ирак также является участником конвенции и жестко настаивает на ее исполнении. Справедливости ради надо сказать, что США тем не менее придерживались принципов Гаагской конвенции даже в тех случаях, когда Ирак нарушал ее, располагая военные объекты под защитой памятников культуры. Во время войны 1991 года войска коалиции не атаковали зиккурат в Уре, около которого располагался аэродром, не бомбили и музей в Багдаде, окруженный со всех сторон военной техникой. Жестко критиковавший бомбежки в 1991 году именно из-за их опасности для культурных ценностей профессор Пауль Шиманский из Бостонского университета, посетив Ирак после войны, признал, что ущерб от бомбежек для памятников культуры был минимальным. В январе этого года ученые передали Пентагону список 4 тысяч мест, которые не должны пострадать в результате войны. Военные обещали, что будут учитывать эту информацию, признав и то, что она не может быть полной и памятники могут находиться где угодно. Военные — и американские, и английские — подтвердили, что солдаты проинструктированы соответствующим образом, им объяснено, что они не должны трогать памятники, исследовать их и тем более уносить художественные ценности или их фрагменты с собой. В ответ на парламентский запрос о судьбе культурных ценностей Ирака министр обороны Великобритании ответил: «В нашем военном планировании большое внимание уделяется тому, чтобы минимализировать риск разрушений. Мы уверены, что наши служащие уважают богатое культурное наследие Ирака». Военные говорят, что готовы обходить стороной памятники культуры, если их не будут использовать в качестве своеобразного щита, как не раз уже делал Саддам. Ядерный реактор, разрушенный израильтянами в 1980 году, был построен около арки в Цесифоне, в развалинах древней Ниневии располагались хранилища нефти и противовоздушная авиация во время ирано-иракской войны. На прошлой неделе австралийцы прямо обвинили Ирак в том, что он использует знаменитые памятники культуры для самозащиты: в Цесифоне (35 км южнее Багдада) иракские войска расположились между музеем и знаменитой аркой. Издалека хорошо видна эмблема ЮНЕСКО, вывешенная на крыше музея. Несмотря на то, что подобное использование памятников выводит их из-под действия конвенции, австралийцы не стали атаковать своеобразно защищенные позиции. Пресс-аташе австралийских войск бригадир Ханнан заявил: «Культурное наследие Ирака важно для всего мира… и для австралийских войск важно сохранить это наследие… эта задача усложняется, когда Ирак использует памятники для прикрытия военных целей». Но многие говорят, что у иракского командования просто нет выбора: памятники находятся практически везде. Да и аэродром около зиккурата в Уре построили вовсе не иракцы, а англичане в колониальные времена. Наиболее четко ситуацию обрисовал профессор Николас Постгейт из Кембриджа в газете Guardian: «Аргумент, что эти местности подвергаются обстрелу, поскольку иракцы используют археологические памятники как щиты, не работает. Если вы располагаете оружие где бы то ни было, в Мосуле например, оно окажется в непосредственной близости к древностям. Такова природа этой страны, но из этого не следует, что Мосул — хорошая мишень». Взаимные обвинения сторон и недостаток информации не дают возможности в полной мере оценить ситуацию, складывающуюся вокруг иракского культурного наследия. Очевидно только, что союзные войска меньше всего заинтересованы в том, чтобы быть обвиненными в варварском разрушении памятников и войти в этом качестве в долгую и богатую историю Междуречья. Ведь столетия спустя вряд ли будут помнить еще одну войну на этой территории, зато наверняка вспомнят, кто разрушил памятники. Еще одна проблема — предотвращение хищений из музеев и незаконных раскопок. Эксперты опасаются повторения ситуации 1991 года и предлагают предпринять специальные меры по охране всех объектов культурного наследия на территориях, контролируемых войсками союзников. Сейчас жесткие, даже жестокие законы Ирака по предотвращению вывоза памятников истории и культуры перестают действовать, и остается уповать только на Конвенцию ЮНЕСКО «О предотвращении нелегального импорта, экспорта и перемещения культурных ценностей» 1970 года. Все попытки смягчить строгие положения этого документа, который подписали США, Великобритания и Ирак, встречают возражения ученых, поскольку могут буквально «культурно» разорить небогатые страны. Ученые даже просят американцев и англичан подтвердить суровое законодательство Ирака, предусматривающее строгое наказание (вплоть до смертной казни) за вывоз и порчу культурных ценностей. Возможно и применение международных норм: сейчас, впервые в истории, Международный трибунал в Гааге судит трех сербских командиров за нарушение норм Гаагской конвенции в хорватском городе Дубровнике. Увы, но пока эти законы существуют не для всех, особенно надеяться на них не приходится. А иракские власти снова обвиняют американских солдат в ответственности за грабежи на контролируемых территориях. Бомбы и мародеры Опасность, которой подвергаются памятники культуры и искусства, становится особенно ясной, если вспомнить чудовищный опыт войны 1991 года. Тогда Пентагон тоже получил список культурных памятников. Бомбы не падали на Иракский музей, но некоторые ассирийские рельефы треснули, когда бомбили расположенную рядом телекоммуникационную башню. По иронии судьбы больше всего пострадали эвакуированные из музея экспонаты — некоторые из них сгорели в здании Центрального банка, который сочли более безопасным (американцы об этом перемещении не знали). Хотя операция и была локальной по сравнению с тем, что происходит сейчас, но в результате нее и последовавшего хаоса было разграблено девять музеев в семи городах Ирака. Всего было утрачено (разрушено или украдено) около четырех тысяч ценных памятников. Некоторые погибли безвозвратно, другие всплывают на черном рынке. В открывшемся всего два года назад (через десять лет после окончания войны) Багдадском музее экспонировались в том числе и возвращенные из Швейцарии статуи и рельефы. Но из тысяч утерянных пока в Иракский музей вернулось только 20 экспонатов. Неизвестно кем (стороны кивают друг на друга) был поврежден знаменитый зиккурат в Уре. Треснула древнейшая в мире сложенная из кирпича арка в Цесифоне. В воцарившемся после войны хаосе местные жители начали потихоньку грабить места раскопок. Несмотря на жестокие меры — провинившимся рубили руки и головы, варварское разрушение памятников продолжалось — к каждому охрану не приставишь, а других источников существования у местных жителей практически не было. Дворец Сеннашериб в Ниневии до войны 1991 года был одним из двух ассирийских дворцов, доступных для посещения публики. Во время войны он был разграблен, затем фрагменты его рельефов обнаруживали в разных частях мира. Многие из них были варварски изувечены, так чтобы казалось, что это самостоятельные композиции, а не части огромного целого. Один из членов экспедиции Калифорнийского университета, работавшей в Ниневии в 1989 и 1990 годах, археолог Джон Руссель сейчас исследует происхождение предлагаемых к продаже фрагментов. Он предостерегает от скупки незаконно вывезенных ценностей, поскольку иракское правительство имеет все основания требовать возвращения украденного назад без всякой компенсации. После 1991 года все работы во дворце надо было начинать заново, чтобы сохранить то, что осталось. Останется ли что-нибудь от дворца после битв, которые идут сейчас, не может сказать никто. Корреспондент газеты «Время новостей» Фаина БАЛАХОВСКАЯ связалась с Натальей КОЗЛОВОЙ, научным сотрудником отдела Востока Государственного Эрмитажа, составившей список наиболее ценных памятников Ирака (тот самый, который министр культуры Швыдкой передал послу США Александру Вершбоу), и попросила прокомментировать ситуацию с культурными ценностями. — По какому принципу вы составили этот список? — Я не знала, для чего нужен список, и ограничилась самыми знаменитыми памятниками. На самом деле весь Ирак является памятником. Сейчас существует множество списков. Одни называют 150, другие 5 тысяч, можно набрать и 125 тысяч. Но каким бы длинным ни был список, все равно останутся памятники, которых в нем не будет. Хотя они могут оказаться очень важными и интересными. Нерасшифрованные таблички лежат в земле тысячами. Или уже не лежат. После взрыва бомбы на этом месте никаких табличек не остается. — Бывали ли вы в Ираке? Работают ли там русские археологи? — Впервые я там была в позапрошлом году на конференции «5000 лет возникновения письменности», проходившей под эгидой ЮНЕСКО. Эта конференция была первой за долгое время. На нее съехались специалисты со всего мира — американцы, немцы, французы, англичане… Многие, как и я, никогда раньше в Ираке не были. Второй раз ездила в Ирак год назад, в марте прошлого года, тоже на конференцию. Еще в советские времена в Ираке десять лет работала экспедиция Рауфа Мунчаева из Москвы — они раскапывали первобытные культуры дописьменных периодов. Российские ассирологи, те, кто занимаются письменными периодами, в Ираке раньше не работали. С помощью нашего посольства мы развернули активную деятельность: хотели участвовать в работе экспедиций и со временем создать свою. Но никаких конкретных договоренностей не было достигнуто. Сложности возникали из-за санкций ООН, отсутствия денег и из-за не очень большой открытости страны. Но были достигнуты предварительные договоренности с местными археологами. Вообще организация экспедиции — это довольно сложная процедура и многолетний процесс. Конечно, сейчас все повисло в воздухе. — Как складывались ваши отношения с иракскими коллегами? — Мне невероятно понравились эти люди — археологи и филологи, и сейчас я пытаюсь найти возможность с ними связаться. Наши коллеги — прекрасные специалисты, учились в Багдаде, Европе. Уровень их работы поразил меня: и находками, и грамотностью. Это очень высокая квалификация. Нас много возили, показывали раскопки вокруг Багдада; конечно, Вавилон. Хотя там работают сейчас не так активно. Мы ездили в Урук — там работали наши западные коллеги. В основном в Ираке работали итальянцы и немцы; говорят, еще японцы. В Ниппуре — американцы. Недалеко от Урука на юге видели чисто иракские проекты, на которые были выделены огромные деньги. Как я себе представляю ситуацию, после 1991 года были почти прекращены западные экспедиции, хотя всегда есть люди, которые являются исключением и продолжают работать. — Видели ли вы подготовку к войне, эвакуацию наиболее ценных памятников? — Своими глазами не видела, но мы разговаривали на эту тему. Какая-то подготовка к войне была, но спасти все совершенно невозможно. Я не знаю, с чем можно сравнить эту ситуацию. В таких местах концентрация памятников на единицу площади максимальна. Как невозможно вывезти весь Рим, всю Италию. Вся страна напичкана памятниками, а также военными объектами за колючей проволокой. Для памятников это так опасно потому, что все вперемежку. После войны 1991 года была волна грабительских раскопок в условиях беспорядков и хаоса. Сейчас нет информации из Ирака, но среди специалистов растет обеспокоенность, что какие-то памятники на захваченной территории никем не охраняются, — бери не хочу. Можно ломать, вывозить, продавать. — Что-то из похищенного появлялось в России? — Нет. Если бы что-то появилось в России, это сразу бы стало известно. Рынок отслеживают и научная общественность, и иракские власти, которые стараются установить источники.
